Читать интересную книгу Творения - Максим Исповедник

Письмо XXXII. Авве Полихронию

Раз мы погребение умершего ради нас по плоти и погребенного Христа собираемся праздновать и Воскресение, посмотрим: а мыто умерли и погреблись ли ветхими людьми, истлевающими в похоти обольщения, и восстали ли людьми новыми, обновлёнными<628>по образу Творца (Еф 4:22–24)? А признак смерти ветхого человека — полная свобода от страстей, восстания же нового — сознательное, подлинное и беспорочное дерзновение (ή κατά συνείδηση άκηλίδωτος και αΧη^ης παρρησία) и умное озарение ведения. И если они возникли в нас, мы со- празднуем со Христом — Богом, а коли нет — будем вести борьбу, чтобы не предать Слово страстям, как Иуда, и не отречься, как Пётр (Мф 26:70); а не то как бы не лишиться нам способности к покаянию и не быть застигнутыми в бесплодном сожалении, или не зарыдать горько, обливая слезами клеймо отречения. Ведь отречение от Слова — это нежелание из‑за страха творить благо, а предательство — преднамеренное деятельное устремление ко греху; да не постигнет нас испытание ни тем, ни другим!

Письмо XXXIII. Тому же

Раз уж, по слову великого победителя искушений Иова, «жизнь человека — искушение» (Иов 7:1), «и мир, как сказал Господь, во зле лежит» (1 Ин 5:19), и «много скорбей [366] у праведных» (Пс 33:20), как говорит великий Давид, и нам непременно надлежит, по справедливому суду Божиему, и подвергаться искушениям, и вести борьбу либо с людьми, либо с демонами (Еф 6:12), по слову святого апостола, — то будем просить Бога, чтобы дал нам стойкость и силу вырваться из тины страстей и стать на неколебимом камне — я говорю о бесстрастии по благодати во Христе — чтобы умерли в нас и искушающая жизнь, и злодействующий мир, и люди с демонами, то есть страстная жизнь и соблазн чувственного наслаждения, и плотские страсти, и страстные движения души, и невольно следующие за ними соблазны — это всё и называется «скорбями». Так будем же стойкими ради спасения, ибо «претерпевший до конца спасётся» (Мк 13:13). Мир Христов да будет с вами. Аминь.

Письмо XXXIV. Тому же

Уходя на страдание, Господь послал нам мир, а восстав из мёртвых, снова даровал нам мир (Ин 14:27). Что хотел Он этим обозначить? Что мы должны бесстрастно терпеть неблагоприятные времена, не поддаваясь тягостным обстоятельствам и не лишаясь надежды на лучшее, но и не увлекаться событиями, дающими повод для радости, и не отвергать воспитывающий нас разум, — а оставаться всегда одинаковыми и в страдании, и в благополучии. А этого не бывает, если мы прежде не наступим на аспида и василиска (Пс 90:13), то есть не вознесёмся над ослушанием Божественных речей и принятием лукавых рассуждений, и не попрём льва и дракона (Пс 90:13), то есть гнев<629>и вожделение, по удалении которых всяческий пребудет с нами мир, ибо ничто из пребывающего здесь не сможет нас взволновать. Осилим гнев и вожделение — и тут же весь дом чужеземный обрушим со всеми домочадцами, погубив вместе со страстями и страстный образ жизни. [367]

Письмо XXXV. Тому же

Раз после великого и страшного пути по пустыне израильский народ получает землю отдохновения и — поразительнее всего это слышать! — Бог и Господь всяческих, ради нас сделавшись человеком, через страдания, крест и смерть приходит в Свою славу, ибо иной путь не определён Ему, как написано: «Разве не надлежало так пострадать Христу и войти в Свою славу?» (Лк 24:26) — не будем унывать и поддаваться усталости в скорбях, а «воззрим на начальника и свершителя нашего спасения Иисуса» (Евр 24:26) и станем мужественно претерпевать происходящее. Ведь конец всякой скорби — радость, и всякого страдания — отдых, и всякого позора — слава; и вообще, конец всех горестей, переносимых ради добродетели, — уподобление Богу во всём и наслаждение вечным беспредельным покоем. Так, молись же, отец, чтобы нам сподобиться его, когда добрым образом переплывём житейское море, не замочив в его солёной воде мысленные ступни души.

Письмо XXXVI. Тому же

Благословен господин мой у Господа, и благословен сад сердца его, который насадил истинный земледелец Иисус и наполнил бессмертными растениями праведности; и на нашу долю досталось от его плодов, и мы насытились его духовными овощами, которыми и великий апостол умел напитывать (Рим 14:2) тех, у кого не хватало сил на непосредственное постижение Божественного, вскармливая их, будто овощами, естественным созерцанием видимого и через великолепие внешнего мира ведя к его Создателю; ему[1603] подражая, и благословенный отец наш и учитель выказал к нам любовь и ласку, иносказательно в овощах предложив нам рассмотрение творения. Однако же и твёрдой пищи [368] удели, и подвигни нашу душу, лишённую жажды Божественного и расслабленную наслаждениями, ограничив её устремления более тонким пониманием Промысла и Суда, чтобы не одними лишь овощами кормить твоих учеников, обучая их разумению только возникающих и исчезающих вещей, но и хлебом, и вином, и маслом, укрепляя их разумением невидимого; и подавай, будто твёрдый хлеб, разумение, содержащее в себе добродетели, разогревая, будто вином, словом незабвенного<632>ведения сердца твоих учеников на обоживающее исступление, и вливай в твоих подопечных, будто масло, мирный и невозмутимый, питающий и сохраняющий в них неугасимое горение.

Письмо XXXVII. Тому же

Снова получили мы драгоценное твоё письмо с подарками, святой отец, и снова вкусили равных прежним благ, угасив подарками чернящее нашу душу жжение страстей — ведь перед тем мы напитались умными речами; мы убедились, что не наобум, и не напрасно, и не как придётся послал ты дары, потому что во всём шествуешь вместе разумом и духом и даже из пищи для тела сделал наставление нашей душе; в письме же обрели мы мать всех добродетелей, смирение, которым и рождается благо, и сохраняется в душе смиренных; и пролили обильно слёзы, рассмотрев, сколь далёкий путь отделяет нас от него. Горе же твоё стало отрицанием зол, владеющих нами, и пробудило наш разум, погружённый в глубокий сон, и обнажило нашу память, скрытую покровом напыщенного самомнения, и заставило нас познать самих себя и вмале ощутить тяготу собственных грехов. И в какой‑то мере причастными мудрости сделало нас, распознавших свои проступки, если только правдиво сказано: «Знающие себя [369] — мудры» (Прит 13:10). Так продолжай непрестанно, честной отец, и речами обновлять разум наш, и молитвами испрашивать избавления нас от зол, чтобы получил ты за это данную от Бога мзду — совершенное очищение души и совести.

Письмо XXXVIII. Тому же

За то благодарим тебя, честной отец, что ты собой дал нам пример прекрасного раскаяния, убедив нас исповедью раскрыть таящиеся в нас мрачные залежи страстей — а она порождает ненависть к коснению в грехе. Ведь мы, воистину, лелеем страсти, воспоминание о которых, после совершения наделе, вызывает отвращение, и любим, будто лук, сосложение со злыми помыслами, после которого глаза души хуже видят добродетель и ведение, покрывшись, как чешуёй, страстными образами видимых вещей. Ведь «смежение зрачка» означает слово «лук»[1604], как говорят исследователи исконных смыслов. И, как чеснок, пожираем мы совершение страстей действием, из‑за которого ум, исполнившись нечистоты, гнусными речами и повадками дышит на людей смрадом пороков, которых наелся делом. Так научи же,<633>святой отец, как нам отринуть их и полюбить манну — я говорю об умном хлебе Божественного видения, сыплющемся на нас с небес (Исх 16:15), — и сберечь от тления, не запасая на завтра и не откладывая, чтобы не воскипела она червями плотских страстей, загнив от праздности, и не кичась ею напоказ, чтобы не исчезла она, растаяв в тщеславии. Такими вот речами ещё питай нас, твоих учеников, честной отец, и в молитве поручи нас Богу — ведь без твоего посредничества мы не в силах поклоняться Ему. [370]

Письмо XXXIX. Тому же

Щедро питаешь ты, святой отец, и явного нашего, и мысленного человека. Первого снабжаешь тем, что поддерживает телесное существование, душе же подаёшь, что неоЬходимо для возрастания в Духе. Ведь Бог наделил тебя изобилием и того, и другого, благословив вхождение твоё и исхожде- ние твоё (Пс 120:8). Вхождением называю я обладание дарованной тебе от Бога благодатью, которую ты преумножил деланием, а исхождением — раздачу другим людям твоего разума, производящую, будто плод, делание надлежащего — теми, понятно, кто воспринял твоё даяние.

Письмо XL. Пресвитеру и игумену Фалассию

Прочитав внимательно, господин мой, драгоценное мудрое письмо вашей отеческой святости, и рассмотрев всё, и просмотрев всю книгу моей совести, ничего в ней не обнаружил из того, что вы мне приписываете. Поэтому тут же сократил я волнение души и сжал её расслабление, посчитав безрассудным относить к себе похвалы чужим добродетелям, — это, рассудил я, свойственно лишь душе, имеющей склонность чем угодно соблазняться и обманываться. Ведь воистину безрассудно, [371] чтобы тот, кто наделе не заслужил такую славу, опрометчиво старался присвоить себе хвалу, как будто исполнен добродетели. Однако господин мой, по выдающимся своим добродетелям судя о добродетелях других людей, полагает, из‑за изобилия богоподобного совершенства скрывая позор<…>как это в обычае у любящих Господа. Впрочем, я, благословенный господин мой<636><…>призыв к сияющему совершенству добродетели<…>всякого упрёка и порицания заслуживая, так как по моей опрометчивости пожелал<…>вашу любовь предпочёл<…>господину авве Фоме охотно<…>. Стремясь, конечно, с содействием Госиода по возможности исполнить это ваше приказание. Да сохранит тебя Бог, возлюбленный и досточтимый отец, и да сохранишь ты твоими к Богу молитвами<…>слугу твоего и раба, добавлю ещё — и горячо тебя любящего, и да избавишь твоим заступничеством от всех ухищрений дьявола.