Посверлив её какое-то время любопытным взглядом, словно она была неизвестным науке насекомым, мужчина протянул ей серебряную фляжку.
– Пейте, – велел он.
Роуз послушно взяла фляжку, подозрительно поведя носом. Пахло спиртным.
– Вам нужно согреться.
В общем, было бы неплохо, но, подстёгиваемая всё тем же бунтарским, непокорным духом отчаяния она демонстративно перевернула фляжку и вылила её содержимое прямо на пол.
В глазах принца зажёгся мрачный, злой огонёк, но, вопреки ожиданиям Роуз, он на этот раз не стал её бить. Видимо, было лень вставать из кресел.
– Я не удивлён. Разум и женщины редко совместимые понятия, – произнёс принц, усмехаясь. – Сегодня утром, кажется, я был недостаточно красноречив и недоходчиво разъяснил вам вашу участь. Могу я спросить, любопытство ради, чего вы хотите всем этим достичь?
– Свободы, – прохрипела Роуз полушёпотом непослушными губами. – Если вы не даёте мне умереть по собственной воли, рано или поздно вы всё равно выйдите из себя и прикончите меня. И это избавит меня от необходимости терпеть вашу лисью физиономию и ненавистные прикосновения.
Несколько длительных и томительных секунд он молча сверлил её взглядом.
– Дерзкая, непокорная, хоть и полуживая, – проговорил он, лениво растягивая слова, словно играя ими. – Что же мне делать с вами? Не в моих принципах сносить оскорбления безнаказанно. Но в то же время вы выглядите столь жалко, что… вызываете жалость даже у меня.
Роуз фыркнула.
– Я сказал что-то смешное?
– О, да! Мне кажется, вы плохо представляете себе те чувства, что обычно люди выражают этим словом.
– Вы правы, – улыбнулся он, показывая острые, как у вампира, клыки. – Жалость мне не ведома. Тем более, когда меня нарочно провоцируют. Я непременно накажу вас, как следует. Но позже. А пока, полагаю, вам нужно обсушиться. Что вы предпочтёте, моя прелестница? Чтобы я позвал слуг, дабы стащить с вас остатки этих тряпок? Или сделал это лично?
– Оставьте меня… – шарахнулась от него Роуз, вызвав у этого жестокого человека, явно наслаждающегося своей властью над ней и её беспомощностью, смех.
– Оставить? Как я могу вас оставить? На кого? Видите ли, какая жалость – кроме вас на корабле нет ни одной женщины. Вам готов прислуживать сам принц! А вы не цените своего счастья.
Он рассмеялся ещё громче, губы его растянулись в жестокой улыбке, обнажая прекрасные белые зубы, лишь резцы были немного длиннее остального идеально-ровного ряда.
Роуз с ужасом увидела, как он снова направляется к ней. Она ощущала себя голой и совершенно, совершенно беспомощной!
– Нет!… – это было похоже одновременно и на крик смертельно раненого животного и на отчаянную мольбу. – Нет, прошу вас!.. Прошу, не надо. Не делайте этого.
Он обхватил её руками и крепко прижал к себе:
– О, вы дрожите, моя прелесть? Замёрзли? Сейчас я тебя согрею.
У Роуз перехватило дыхание и это может быть, к лучшему. Так она не могла разразиться рыданиями, которые грозили задушить её.
– Что же вы смолкли, моя сладкоголосая птичка? Мне так нравилось слышать ваши мольбы! Это изрядно заводит.
Он приподнял Роуз с такой лёгкостью, словно она была не тяжелее куклы и бросил её на свою кровать.
– Я вас ненавижу! – зашипела Роуз. – Ненавижу всем сердцем! И, если переживу всё это, клянусь жизнь, вы заплатите! Заплатите за всё, что со мной сделали!
– А что я с тобой сделал? – ухмыльнулся он, срывая с себя одежду.
– Вы самое презренное существо из всех, кого я знала!
– Рискну предположить, что список недлинный. Но довольно куртуазных речей, миледи. Мне не терпится вновь сжать вас в своих объятиях.
Роуз сжала зубы и закрыв глаза, откинулась на подушки, комкая пальцами простыни. Сопротивляться бессмысленно. Это приведёт лишь к ещё большим унижениям.
«Меня здесь нет. Меня здесь нет. Нужно просто перетерпеть это – всё равно или поздно заканчивается».
Это совокупление приносило лишь боль и страдание, но чем больше она противилась, тем сильнее страдала. Если такова её горькая судьба – он выпьет эту чашу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Да, она проиграла очередной бой. Но война ещё не закончилась. Она ещё толком даже не начиналась.
Роуз ещё не знала, что будет делать, но она не сдастся. И выход найдёт. Она ещё переживёт это гадкое чудовище, для которого женщина – не больше, чем сосуд для удовольствия. Он брал её, как берут крепость – без снисхождения, без малейшей толики нежности: жёстко и грубо удовлетворяя свои низменные страсти.
Закончив, приподнялся над неё на локтях, оглядывая с гадкой усмешкой:
– Ну, прелесть моя, сегодняшние злоключения, кажется, пошли вам на пользу? Вы словно поумнели? Я предполагал, что так и будет. Клянусь, что, если в следующий раз вы не станете мне перечить, а проявите кротость и смирение я, может быть, даже покажу вам, что от этого процесса можно получать удовольствие.
– Удовольствие?.. С вами? – Роуз словно выплёвывала слова. – Да я скорее умру! Вы убьёте меня?
– Нет, – раздражённо сказал он. – Я предпочту дрессировать вас до тех пор, пока мы не придём к нужному мне результату. Чем больше вы дёргаетесь, тем больше мне нравится эта игра. Я люблю приручать непокорных зверей и женщин. Вы не первая упрямая сучка в моей жизни. И не последняя. Но всё всегда заканчивается одинаково – любая псина, если правильно с ней обращаться, рано или поздно начинает лизать руки.
– Я не псина, – вызывающе повернулась к нему Роуз. – И скорее солнце взойдёт на закате и начнёт двигаться на восход. Я никогда вам не покорюсь.
– Скоро вы будете моей покорной рабыней. Можете плакать, кричать и проклинать меня, сколько вашей душе угодно. Кроме меня вас никто не услышит, а мне – всё равно.
Он вновь засмеялся и смех его был словно наждак, которым скребут по коже.
«Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу», – повторяла про себя Роуз.
Он даже не вытолкнул её из своей постели. Просто повернулся к ней спиной. А у Роуз не оставалось сил, чтобы продолжать разговор. Усталость и безразличие тяжело навалились на неё, совсем как проклятый принц за минуту до этого. Напряжение жуткого дня, усталость, гудящая в мышцах, грубый секс с этим чудовищем – всё это полностью истощило её энергию. Силы оставили её – физические и духовные.
Она осталась лежать рядом с ним. Постель была мягкой, одеяло тёплым, в его каюте было много воздуха, а начни она новое сражение, с него станется отправить её к крысам.
Крысы пока подождут. Она слишком устала. Её надо отдохнуть.
Глава 10. Укрощение
Лёжа рядом с ненавистным любовником, навязанной ей обстоятельствами и судьбой, Роуз боялась не то, что лишний раз пошевелиться – вздохнуть поглубже, лишь бы не спровоцировать очередных ненавистных объятий.
Обессиленная, она пыталась задремать, но полноценный сон не шёл к ней, она, как в колыбели, качалась в полузабытье. От неудобной позы грозило свести судорогой всё тело.
Иногда она бросала в сторону проклятого принца ненавидящий взгляд, хотя бы для того, чтобы убедиться, что он спит и сейчас для неё угрозы не представляет. Каждый раз, стоило ей взглянуть на его спину, Роуз мутило от презрения и ненависти.
Судно покачивалось на морских волнах. Время от времени доносилось тонкое, птичье поскрипывание рангоута, громыхала штурвальная цепь.
Это казалось таким странным и диким – ненавидеть человека лютой ненавистью и продолжать лежать рядом с ним, словно добропорядочная супруга. Оправдывает ли Роуз то, что она так устала, что даже моргать тяжело? Оправдание ли это для её слабости и трусости?
Спит ли он сейчас или просто делает вид, чтобы исподтишка наблюдать за ней самой?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Роуз, осторожно приподнявшись на локтях, принялась оглядывать комнату, одновременно с тем размышляя, что же ей делать дальше? План был примитивен и прост. Она знала, что многие дворяне держат кинжалы под подушкой – на всякий случай. Почему-то оказалось, что Лейнор Айдаган не исключение. Что, если попытаться завладеть оружием и… и перерезать этой твари горло? Да, понятное дело, ей самой долго после этого не протянуть, скорее всего, убьют. И даже жестоко, если она сама, не набравшись храбрости, не шагнёт вослед тому, кого замышляла прикончить.