новым взмахом крыльев уносила мужчину всё дальше от погибшей семьи.
Это вызвало злость. Коли пожить не дали, одарите хоть смертью с ними! Превозмогая боль, Игорь выхватил армейский нож и воткнул в лапу ящера, вложив в это движение всю свою ненависть. Ещё и ещё, пока заверещавший от боли птер не разжал лапы. И снова лёгкость в теле. Игорь несколько раз перевернулся в воздухе, сознание выделило на фоне серого неба силуэт обиженного птера, улетающего вдаль.
Удар вышиб воздух из груди, но ледяная вода, заполнившая всё вокруг, вернула сознанию ясность. Ярость, рождённая смертью близких, заставила все мышцы мужчины работать с удвоенной силой, что позволило ему в несколько секунд выбраться на поверхность. Берег был близко. Всё-таки хорошо, что чудовище уронило его в воду, а ледяные глыбы, тут и там плывущие по поверхности реки, только чудом не оказались под падающим Игорем. Расталкивая сгрудившийся у берега лёд, Потёмкин выбрался на землю. Сзади снова загромыхало. Потёмкин оглянулся: остатки поезда сползли с моста, довершая начатое разрушение. И только лента второго моста всё ещё оставалась цела, — надо было идти по ней, хотя кто же выживет в бою с летающими ящерами, будь они неладны. Игорь развернулся и зашагал прочь. Надо найти укрытие и разжечь костёр. Согреться и заживить порезы сейчас главное. Чем врачевать глубокую душевную рану, Потёмкин пока не знал. Внутри надолго поселилась пустота…
* * *
Игорь открыл глаза. Сон давно закончился, растворился в воспоминаниях, которые мужчина прокручивал в мыслях как можно дольше. Оказаться в царстве Морфея было единственным способом снова и снова вспоминать битву на мосту и носить память о близких всегда с собой в течение пяти лет, что прошли с момента атаки птеров.
Мужчина сел на кровати. В полумраке комнаты решётка, проступающая тёмным силуэтом на фоне слабоосвещённого коридора, всё ещё смешивалась с образами той битвы, которая началась пять лет назад и до сих пор бушевала в сознании Потемкина. Ни отступать, ни покидать мужчину они не собирались. Да он не очень-то этого и хотел. Лекарь давно уже для себя решил — память о близких будет рядом всегда. Даже когда ничего другого не останется…
В коридоре раздались крики. Через несколько секунд в камере включился свет, и двое охранников в сопровождении Грома внесли шевелящийся свёрток, дико визжащий и брыкающийся, замотанный в потрёпанное, застиранное одеяло. Охранники хотели было бросить его на пол в углу, но Игорь крикнул:
— Стойте! — пока вояки застыли на пороге, Игорь быстро стряхнул с нар матрац и бросил в угол. — Теперь аккуратно положите, — попросил он.
— Да на хер она нужна такая! — возмущённо воскликнул один, и они всё же кинули брыкающуюся, завёрнутую в одеяло Ольгу в угол, после чего вышли.
— Не ест, не пьёт, когда приближаешься — огрызается, моих парней два раза укусила, сука, — хмуро заметил Гром.
— Ну, а вы чего от неё хотели? — возмутился было Игорь, но Олег прервал его.
— Эй! Не надо тут праведника включать. Не всё ещё здесь опустились, Потёмкин, — Гром помолчал, сверля глазами странника. — А знаешь, лучше мы её тебе оставим! Вместе жить будете! Вот и веселитесь сколько влезет. А мне дикарка в Юрьеве не нужна. Ещё дел каких натворит, а мне разруливать.
— Хорошо, — успокоился лекарь, искоса посмотрев в угол, где тюк из одеял перестал шевелиться. — Мой мешок вернёте?
— Держи, — Гром выудил из-за спины вещмешок Игоря и протянул мужчине. — Забирай. Только оружие, что у тебя было, не получишь, пока не примешь предложение главы и не решишь быть с нами.
— Перекусить дайте…
— Принесут тебе пожрать, не кипишуй.
— Не только мне, но и Ольге тоже.
— Не ест она, Потёмкин. Уже пытались накормить.
— Ничего, справлюсь как-нибудь, — буркнул Игорь. — Если не сейчас, то вечером покушает.
— Смотри сам, — махнул рукой Гром, выходя из камеры. Дверь с лязгом захлопнулась, а Джордж, внимательно посмотрев на закутанную в одеяло девушку, скрылся из вида. После до Потёмкина долетело восклицание Грома: — Ты притащил сюда настоящую юродивую, придурок, тебе с ней и возиться…
Эти слова что-то зацепили в душе́ Игоря, хоть он и скривился недоверчиво, глянув в угол камеры. Вспыхнула перед глазами яркая картина гибели детей и птер, улетающий к трубам ТЭЦ, но за пять лет Потёмкин научился держать себя в руках. Сейчас есть дела поважнее, чем оплакивать ушедших. «Юродивая» теперь пытался освободиться, елозя по полу. Игорь подошёл и дёрнул за край одеяла. Девушка, увидев перед собой незнакомое лицо, отшатнулась. Перекатилась к стене и начала выпутываться самостоятельно. Потёмкин продолжал сидеть рядом не двигаясь. Ольга, освободившись и затравленно оглядевшись, отползла в угол.
— Меня зовут Игорь, а тебя? — хоть Потёмкин это и знал, но ему было важно сейчас разговорить девушку. Войти к ней в доверие, дать понять, что он не опасен, а, наоборот, желает только добра. Ольга не ответила. Попытавшись приблизиться, лекарь лишь ухудшил положение. Девица дёрнулась и прижалась всем телом к каменной кладке.
— Не подходи ко мне. Не придвигайся ко мне, — зачастила она, словно заклинание, повторяя шёпотом одну и ту же фразу. — Не приближайся.
Следовало как-то заставить её говорить, отвечать на вопросы. А что лучше может подействовать, чем стресс? Игорь отошёл к своей койке и начал рыться в рюкзаке. Содержимое было на месте, кроме колюще-режущих предметов. Даже скальпель забрали, уроды. Но у лекаря были свои секреты. Из тайного кармана в широкой лямке, усиленной пластмассовой вставкой, мужчина выудил складной нож. Узкий и прочный, годный для всякого: от нарезания хлеба до вспарывания глотки. Потёмкин отложил его на койку и ещё чуть-чуть порылся в сумке, после чего, специально оставив нож, встал и подошёл к решётке, краем зрения отмечая пристальный взгляд Ольги, устремлённый на забытое мужиком оружие.
— Джордж! — прокричал Игорь, просунув руки через железные прутья.
Мужчина подскочил со стула. И, осторожно подойдя к решётке, вопросительно уставился на пленника.
— Я всё спросить хотел… Чего это ты мне в прошлый раз свет не включил, а сунул какой-то древний фонарик? — Игорь вопросительно поднял бровь, ожидая ответа. Слух уловил шуршание за спиной. Первая фаза лечения началась. Девушка уцепилась за наживку.
— Так, я это… — замялся было Джордж, но потом извернулся. — Так не положено. Было не положено.
— А теперь положено, что ли?
— Ага,