— Да, — согласилась я.
— Так что все прошло хорошо?
— Это было просто невероятно.
— Милый, — Бонни обратилась к Ларри, — Алисон понравился Боб.
— Нет. На самом деле он полное дерьмо.
— Что?
— Мне не понравился Боб. Или я ему не понравилась, — сказала я. — Все прошло вовсе не хорошо.
— Тогда о чем ты говоришь?
То, что я спала с Генри, не относилось к разряду тех тайн, которые я бы согласилась открыть Бонни. По крайней мере, не сейчас. На то были причины, которые станут совершенно ясны из предстоящего мне разговора. Но я чувствовала себя загнанной в угол. Поэтому рассказала ей все.
— Он просто позвонил тебе в дверь и ты стала заниматься с ним сексом? — спросила Бонни, и на последних трех словах голос ее поднялся на добрую октаву.
— Нет, — ответила я. — Сначала он позвонил мне из телефона-автомата. Как бы то ни было, сначала он просто хотел поговорить со мной. Секс случился сам собой.
— Алисон, ты не можешь позволить своему боссу звонить тебе по телефону-автомату посреди ночи, а потом просто приходить к тебе и заниматься с тобой любовью.
— Все было совсем не так, — возразила я. Но, уже произнося эти слова, я осознала, что все было именно так.
— Это совсем не умно, — сказала она.
— Ну, может быть, мне надоело быть умной.
Бонни ничего не ответила.
— Может быть, это моя беда, — сказала я. — Рассчитывать все на десять ходов вперед.
— Я не говорю, что ты должна рассчитывать свои действия на десять ходов вперед. Но хотя бы на один-два? Просто он должен перестать спать с тобой, по-прежнему оставаясь твоим боссом.
— Может быть, мне совсем не хочется думать. Может быть, хотя бы один раз в жизни я позволю событиям идти своим чередом.
— Алисон, я знаю, ты расстроена из-за Тома. Это нормально. Но все остальное — это не ты. Может быть, тебе стоит побыть одной какое-то время.
— Я и так одна, Бонни.
— Я имею в виду одна — значит одна, и при этом не занимаешься сексом с кем-нибудь еще.
Я слышала, как Ларри сказал Бонни:
— Алисон занималась сексом с Бобом? Молодчина Алисон.
— Скажи ему, что я не занималась сексом с Бобом, — попросила я Бонни.
— Она не занималась сексом с Бобом. Она занималась сексом со своим боссом.
— Все равно, — откликнулся Ларри. — Молодчина Алисон.
— Почему ты не можешь думать так же, как твой муж? — спросила я у Бонни. — Я думаю, со мной случилась славная история.
— Ничего не могу с собой поделать. Я просто беспокоюсь о тебе, — ответила она.
— Что именно тебя беспокоит?
— Меня беспокоит, что этот парень может просто использовать тебя в сексуальном смысле, а когда все закончится, ты будешь страдать еще сильнее, чем сейчас, — сказала Бонни.
— А тебе не приходило в голову, — сказала я, — что это я просто использую его для секса?
— Правда? — спросила Бонни. Она была явно заинтригована.
— Я не уверена, — ответила я. — Но вот что я тебе скажу. Если бы я собралась использовать кого-то в сексуальном смысле, то выбрала бы его.
Позже в тот же день я встретилась за ленчем с Корделией. Она рассказала мне о своем новом приятеле, Нальдо, который работает официантом в заведении «Букбиндерс» и вырос в Висконсине.
— У него очень большой пенис, вот в чем проблема, — пожаловалась она.
— Его пенис настолько большой, что это создает проблемы? — спросила я.
— Он не мешает самому акту, — объяснила она. — Все дело в том, что я с подозрением отношусь к мужчинам с большими пенисами.
— Почему?
— Я думаю, им трудно хранить верность, потому что они хотят продемонстрировать его другим.
Я обдумывала это высказывание несколько минут.
— Это, наверное, похоже на то, как если бы у тебя была по-настоящему большая машина, на которой можно ездить только по специальному шоссе, — произнесла я.
— А мужчины любят, когда другие видят их машины. Одно это объясняет существование такого города, как Лос-Анджелес. Так что для мужчины, имеющего действительно большой пенис, противоестественно иметь только одну женщину. Дважды противоестественно.
— Может быть, нам стоит поискать мужчин с такими крошечными пенисами, чтобы они их стыдились, — предположила я.
— Даже мужчинам с крошечными пенисами не стыдно за них, — заявила Корделия. — Господь свидетель, так должно быть, но им вовсе не стыдно.
Мне нравится Корделия. Мы с нею во многом схожи, но самая большая странность в этой нашей схожести заключается в том, что она получила такое же маниакально-религиозное воспитание, как и я, только ее воспитали мормонкой, а не христианкой. Семья Корделии имеет настолько глубокие мормонские корни, что ее прапрадедушка пожимал руку самому Брайаму Янгу[15]. Собственно говоря, именно так представляется ее бабушка, знакомясь с другими мормонами: «Вы пожимаете руку той, кто пожимала руку тому, кто пожимал руку самому Брайаму Янгу». И хотя вам может показаться, что это отнюдь не делает нас похожими, поразительно, до какой степени обе религии придерживаются схожих взглядов. Это оказалось в достаточной степени огорчительно, когда мы наконец сели и поговорили с Корделией по душам. Помните то немногое, что я рассказала вам о том, что ни одному мужчине не нужен цветок, который был сорван до того, как ему представился шанс расцвести? Смотрите, что происходило в церкви Корделии. Во-первых, каждой девочке-подростку вручали белую розу на длинном стебле. Потом одна из молодых замужних женщин читала им лекцию о чистоте и целомудрии. (Вещи такого рода всегда поручают женщинам. Люди всегда испытывают шок, когда узнают, что рука, выполняющая клиторотомию, тоже принадлежит женщине. Но меня это ничуть не удивляет.) Потом та же самая целомудренная леди обходила класс и грязными руками ломала каждую розу, комкала ее лепестки и спрашивала у каждой девушки, хочет ли она быть на них похожей, хочет ли она закончить тем же и хочет ли она предстать именно такой перед своим мужем в первую брачную ночь. Согласитесь, это вполне объясняет, почему религии Корделии удалось перещеголять даже мою собственную.
Я хотела бы воспользоваться нашим разговором и порассуждать о взаимоотношениях женщины и церкви. Время от времени мне приходится вести беседы: как церковь представляет себе роль женщины. Хотя эта тема не является для меня очень важной, но в случае необходимости я пытаюсь объяснить свою точку зрения. В определенный момент любой, с кем бы я ни разговаривала (и снова: почему-то всегда получается так, что подобные вещи говорят исключительно женщины. Я полагаю, что если бы услышала нечто подобное от мужчины, то дала бы ему в морду), пытается найти оправдание вот чему: они согласны, что в соответствии с религиозными догмами женщинам не разрешается читать проповеди, или принимать причастие, или учить мужчин, или быть старейшинами. Почему они, женщины, не возражают против того, что их главной задачей остается рождение детей и подчинение супругу? Почему никто из них не видит в этом проблемы? «Одна роль ничуть не хуже другой, — всегда говорят такие женщины, — просто роли разные». А вот в ответ я говорю им следующее. Одно хуже другого. Всегда хуже быть последователем, подчиненной личностью, вечным вторым номером. Это не просто роль, отличающаяся от роли лидера, босса, предписанного Господом первого номера — она на самом деле хуже. И, я полагаю, одним из следствий нашей дружбы с Корделией стало то, что я поняла, что в этом конкретном вопросе мормоны и христиане-евангелисты прекрасно нашли общий язык. Языки, которыми они пользовались, были не просто схожими, они были идентичными. Метафоры, которые они применяли, были не просто похожими, они были точно такими же. Невзирая на по-настоящему монументальные теологические отличия. Невзирая на то, что они считают, что мы попадем в ад, а мы считаем, что туда попадут они. Когда речь заходит о том, чтобы подчинить себе своих женщин, обе стороны сразу же находят общий язык.