— Ну, хорошо, я замечательно провела время, — сказала я. — Два раза. У меня было два замечательных раза. А сейчас я лежу в постели, глядя в потолок, и знаешь, о чем я думаю?
— И о чем ты думаешь?
— Сколько пройдет времени, прежде чем мы дойдем до такой точки в наших отношениях, что после этого я буду ходить в ванную и наносить увлажнитель.
— Ты больна, — сказала Корделия. — И ты это сама понимаешь.
— Понимаю.
— Этот парень — не тот парень, — заявила Корделия. — Поверь мне.
— Я знаю.
— Потребуется много чего, чтобы этот парень превратился в того парня, — сказала она. — Но, может быть, он станет твоим сальным блином.
— Моим кем? — спросила я.
— Когда ты печешь блины, первый из них впитывает в себя весь лишний жир со сковородки так сильно, что тебе остается только выбросить его, — сказала Корделия. — Генри может впитать в себя всю грязь, что осталась после Тома. Тогда твоя сковородка будет готова к настоящей работе.
— Не думаю, что это очень хорошая метафора, — сказала я, — но мне она нравится.
— Так говорила моя мать, — сообщила Корделия. — Вот только она вышла замуж за свой сальный блин. «Не повторяй моей ошибки», — говорила она мне всякий раз, когда мы ссорились. «Выбрасывай свои сальные блины».
— Ну, и что мне теперь делать? — спросила я.
— Все просто, — отозвалась Корделия. — Наслаждайся своим сальным блином. А потом выбрось его.
Мне не дает покоя вот что: может статься, у вас сложилось впечатление, что я расстроена тем, что произошло между мной и Генри, тогда мне стоит попытаться исправить это впечатление. Я вовсе не расстроена. Мне было понятно, что с объективной точки зрения я должна чувствовать себя оскорбленной — тем, что Генри удрал посреди ночи, его запиской со словами «классная работа», тем, что он не позвонил мне ни в субботу, ни даже в воскресенье — но также я должна признаться в том, что испытывала определенное возбуждение. Я имею в виду, что он совершенно меня не знал, не знал даже моего второго имени! Все было так, как будто я наконец начала вести такую жизнь, о которой пишут только в книгах, словно однажды утром я проснулась и ощутила себя ковбоем на родео, или португальским конкистадором шестнадцатого века, или гейшей. Вот как все было здорово. Прожив большую часть своей жизни под грузом ограничений, ожиданий и предостережений — большинство из которых сводилось к тому, что секс следует использовать только как инструмент для того, чтобы привязать к себе мужчину на всю жизнь, а все остальное считается тактическим поражением женщины с самыми печальными последствиями — я наконец наплевала на все условности и отбросила всякую осторожность. После всех тех долгих лет, когда хотела и не могла решиться на это. Что бы вы теперь ни говорили мне об опасностях сексуальной свободы. Никто и никогда не сказал мне правды. А правда заключается в том, что сексуальная свобода чертовски похожа на свободу настоящую.
В воскресенье после обеда я написала статью о китайских ресторанчиках и тирамису. Я понимаю, что это лишь незначительный шаг вперед. Но, когда вы пытаетесь рассказать подобную историю, трудность как раз и состоит в том, что вам нужно слишком много переходов, отступлений и ремарок. Я привыкла писать статьи, обычно очень короткие, поэтому пространные объяснения даются мне не очень легко. В хорошей статье рассматривается только одна мысль: ее начали читать и быстренько закончили, а потом читатель уже совершает собственный переход — либо начинает другую статью, либо завязывает шнурки, либо выходит из автобуса… Ну, что-то в таком духе. Но я должна продолжать двигаться вперед, и все, что вам нужно знать о финале именно этого уик-энда, — это то, что я дописала свою колонку в воскресенье после обеда, как делаю обычно. А в понедельник утром отправилась пешком в редакцию, тоже как обычно, и на компакт-диске у меня с собой была моя статья о китайских ресторанчиках и тирамису Я выглядела хорошо. В смысле, выглядела лучше обыкновенного, хотя и не понимала насколько, пока не добралась до редакции, где Оливия и Матт мгновенно прокомментировали мой вид. Я полагаю, что выглядела так, как должна выглядеть девушка, которая в пятницу вечером переспала со своим боссом. Но я не хотела, чтобы Оливия догадалась об этом. Поэтому все закончилось тем, что я рассказала им обоим о Томе. У Оливии очень хорошо развит нюх на такие вещи. Она твердо верит в поговорку «нет дыма без огня» применительно к человеческой сексуальности — то есть если вы думаете, что два человека могут спать друг с другом, значит, так оно и есть (и, как следствие, если вы думаете, что мужчина может быть гомосексуалистом, значит, он и в самом деле гей).
— С чего это ты так вырядилась? — поинтересовался Матт.
— Вовсе нет.
— Еще как да. Оливия, — продолжал Матт, — тебе не кажется, что Алисон выглядит исключительно хорошо нынче утром?
Оливия медленно обвела меня взором с головы до пят и кивнула.
— Мы с Томом расстались, — объявила я.
— Что? — спросила Оливия. — Когда это случилось?
— Мне не хотелось бы говорить об этом, — сказала я. — Вы просто хотели знать, почему я хорошо выгляжу, и теперь вы знаете.
— Потому что ты снова вышла на охоту, — заявил Матт.
— Я ни на кого не охочусь, — возразила я. — Мне было плохо, поэтому я решила, что должна постараться выглядеть как можно лучше. Хотя бы для того, чтобы не испугаться девушки, которую увижу в зеркале.
— Что случилось? — спросила Оливия.
— Мне не хотелось бы говорить об этом, — ответила я.
— Конечно, тебе хочется поговорить об этом, — сказала Оливия. — Расскажи нам, что случилось.
Я посмотрела на них. Было очевидно, что просто так отвертеться мне не удастся.
— Он думает, что мы отдаляемся друг от друга.
— Дерьмо собачье, — высказалась Оливия.
— Почему обязательно дерьмо собачье? — возразил Матт. — Может быть, они действительно отдаляются друг от друга.
— Именно эту дерьмовую причину всегда изобретают мужчины, — сказала Оливия. — Это означает, что ему хочется трахаться с другими, вот что это значит.
— Собственно говоря, я совершенно уверена, что он точно знает, с кем ему хочется трахаться, — сказала я.
— С кем? — спросила Оливия.
— Ее зовут Кейт Пирс, — ответила я. — И он уже трахается с ней.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовалась Оливия.
— Это продолжается с мая месяца, — сказала я.
— Он тебе так и сказал? — спросила Оливия.
— Он только сказал, что любит другую. Остальное я вычислила сама.
Оливия подошла ближе и пристроила свою ягодицу на моем столе.