на некоторых деталях, которые помогут нам лучше понять русскую сказку и важны также и сами по себе. Первое, на что надо обратить внимание, – это то, что у Апулея супруг Психеи – не чудовище, не зверь. В фольклорной традиции, в том числе в русской сказке, он зверь. У Апулея он представляется зверем по тексту прорицания. Но прорицания богов бывают двусмысленны. В прорицании говорится, что он крылат, что он ехидный и дурной, что сами боги его боятся. Носясь на крыльях по эфиру, он все приводит в томление. Но это не зверь, а крылатый бог любви. Да, все боги его боятся, да, он хитер, коварен, но это не чудовище.
Искусственность этого мотива сразу бросается в глаза. Апулей был большим насмешником над официальной религией и здесь смеется над практикой гаданий, пророчеств и прорицаний, которые были широко распространены в Греции и Риме. Чтобы избежать нареканий, жрецы давали двусмысленные ответы, которые можно было толковать и так и этак.
Вторая деталь касается чувств самой Психеи. Мы уже знаем, что в сказке как будто нет индивидуальной любви. Между тем жена может отправиться на поиски мужа, только если любит его. У Апулея она действительно проникается любовью к мужу тогда, когда она его впервые видит, и он исчезает. По античным представлениям любовь внушает бог любви Амур, или Купидон, который поражает свои жертвы стрелами. Он поэтому всегда изображается с колчаном и луком. Должна и Психея быть уязвленной этой стрелой. У Апулея это происходит в тот момент, когда она видит своего супруга, видит его колчан и стрелы. Апулей описывает это так:
В ногах кровати лежали лук и колчан со стрелами – благодетельное оружие великого бога.
Ненасытная, к тому же и любопытная Психея не сводит глаз с мужниного оружия, осматривает и ощупывает его, вынимает из колчана одну стрелу, кончиком пальца пробует острие, но, сделав более сильное движение дрожащим суставом, глубоко колет себя, так что на поверхности кожи выступают капельки алой крови. Так, сама того не зная, Психея воспылала любовью к богу любви.
Здесь опять совершенно явное искусственное привнесение Апулея. Так, сравнение с русской сказкой позволяет расслоить произведение римской литературы на его фольклорные и литературные прослойки.
‹Сказать о трудах Ив. Ив. Толстого [933].›
Вторая часть этой сказки менее интересна, и мы можем ограничиться кратким ее пересказом. Изложение Апулея риторично и витиевато.
Психея в отчаянии хочет покончить с собой и с обрыва бросается в ближайшую реку. Но происходит чудо: «Кроткая речка, несомненно, в честь бога, способного воспламенить даже воду, и из боязни за себя, сейчас же волной своей вынесла ее невредимую на берег, покрытый цветущей зеленью». Она пускается в странствие и ищет Амура. Она проходит по странам и народам, но не может его найти.
Между тем Венера узнает о проделках своего сына. Ей об этом сообщает чайка. Это тоже общефольклорный мотив. Вещая птица, вещий конь или другое вещее животное сообщают героям о том, что случилось. Венера узнает, что та самая Психея, которой воздавали божеские почести за ее красоту, стала любовницей ее сына.
Амур исчез в тот момент, когда он проснулся и увидел над собой кинжал Психеи. Теперь совершенно неожиданно оказывается, что он больной лежит у своей матери в ее опочивальне, что он приехал к ней. Кстати, Апулей нарушил один из законов фольклорной поэтики, по которой рассказ всегда следует за героем. Здесь же, повествуя о судьбе Амура, рассказчик вынужден временно покинуть Психею. Венера, разъяренная, выговаривает сыну и отправляется искать Психею, чтобы наказать ее.
Читателю ясно, что наказание никак не может произойти. Но и Венера не может укротить свой гнев. Чтобы развязать этот узел, вводятся новые персонажи. Венера, блуждая, встречает Цереру, богиню земледелия и плодородия, и Юнону, супругу Юпитера, и те ее уговаривают: ведь Венера – сама богиня любви, как может она противиться браку своего сына?
Между тем Психея продолжает свои поиски и, наконец, попадает в дом Венеры. Венера в ярости. Но она ее не губит, а задает ей ряд невыполнимых задач. Это известный нам мотив трудных задач перед заключением брака. Она, например, насыпает кучу различных семян – ржи, пшеницы, проса, мака и др. – и говорит: «Думается мне, что такая безобразная рабыня ничем другим не могла любовникам угодить, как усердной службой; хочу и я попытать твое уменье. Разбери эту кучу смешанного зерна и, разложив все как следует, зерно к зерну отдельно, до наступления вечера представь мне свою работу на одобрение». Мотивировка, надо сказать, довольно слабая, но эстетика ранней римской литературы требует логических мотивировок там, где фольклор их не требует. Психее помогают муравьи. Это явно «благодарные животные», хотя у Апулея героиня им никаких услуг не оказывала. Они просто жалеют ее. Венера задает ей еще три задачи: достать золотой шерсти от чудесного стада овец, достать чашу воды из страшной реки, реки смерти – Коцита, принести из Аида от богини Прозерпины целебной мази. Все эти задачи она выполняет, все это описано очень подробно. Этим она располагает к себе богов. Юпитер созывает всех богов и увещевает свою дочь Венеру. Сказка кончается картиной брачного пира на Олимпе.
Зачем в курсе русского фольклора надо знакомиться со сказкой Апулея? Конечно, этого можно было бы не делать. Но эта сказка показывает, какое большое значение сказочные сюжеты могут иметь в мировой культуре. Кроме того, мне хочется ввести вас в некоторые вопросы сравнительного изучения сказки.
‹Сказка помогает понять Апулея. Ошибка западноевропейских классиков-филологов и т. д.[934]›
Такое сравнение важно не только для классической филологии и истории литературы, оно поучительно для фольклористов и, в частности, для фольклористов-русистов.
‹Ив. Ив. Толстой.›
Ближайшим русским эквивалентом (заметьте – не вариантом!) служит сказка «Аленький цветочек». К ней я теперь и перехожу. По моим неполным данным, можно назвать 10 русских вариантов этого сюжета[935]. Наиболее знаменита запись, сделанная С. Т. Аксаковым. Аксаков опубликовал ее в виде приложения к «Детским годам Багрова-внука» и назвал ее «Аленький цветочек (сказка ключницы Пелагеи)». Он, по собственному признанию, слышал эту сказку в деревне «не один десяток раз». Об этом он так пишет в письме к сыну Ивану: «Я пишу сказку, которую в детстве я знал наизусть и рассказывал на потеху всем со всеми прибаутками сказочницы Пелагеи… Я принялся реставрировать эту сказку»[936]. Мы знаем, что Аксаков обладал феноменальной памятью на всякие мельчайшие детали, и можно вполне верить,