царевнин портрет с дому через столько-то много бревен, за того ее и в замуж отдаст.
В ту пору от царя пришло известие, что дочь его Елена, царевна прекрасная приказала выстроить себе храм о 12 столбов, о 12 венцов; сядет она в этом храме на высоком троне и будет ждать жениха, удалого молодца, который бы на коне-летуне, с одного взмаха, поцеловал ее в губки.
Поутру царь клич кличет: «Кто в третьем этаже мою дочь Милолику-царевну с разлету на коне поцелует, за того отдам ее замуж». (Трансфигурация, т. е. преображение.)
* * *
Сел верхом, рукой махнул, ногой толкнул, через все три этажа перескакал, царскую дочь в уста поцеловал, а она его золотым перстнем ударила в лоб. (Наружность неизвестна – только за заслуги.)
* * *
На другой день царь созывает пир на весь мир… царевна станет выбирать своего нареченного жениха… Пришел дурак в царские чертоги и забился за печку… (Неузнанное пребывание.) Всех обошла, обнесла, глянула за печку и увидала дурака: у него голова тряпицей завязана, по лицу слюни текут… (Узнает клеймо. Узнавание. Иногда на лбу звезда.)
* * *
Брак. Воцарения нет.›
12. Дpyгue художественные средства волшебной сказки
Мы рассмотрели сказку только с одной ее стороны – со стороны композиции, так как для волшебной сказки эта сторона является решающей. Но этим не исчерпывается ее изучение. Она может изучаться также со стороны языка и стиля. Своеобразие сказочного стиля обычно видят в том, что волшебная сказка насыщена постоянными формулами, из которых особое внимание обращают на себя вводные и заключительные формулы. Этим формулам посвящено несколько работ[923]. Однако даже самое тщательное сопоставление и изучение этих формул не продвигает нас в понимании сказки, если мы не станем на историческую точку зрения. Формулы эти – не «приемы», а показатели известного отношения к действительности. Вводная формула, как уже указывалось выше, выводит сказку из сферы реального времени и реального пространства. Этим определяются ее «фантастичность», ее характер и стиль. Изучение заключительных формул также должно вестись в рамках широкого сравнительно-исторического анализа. У некоторых народов, например, сказка совершенно неожиданно кончается словами: «Я убежал». В этих формулах всегда фигурирует сам рассказчик («я»), который в волшебной сказке, как правило, в течение повествования остается в тени. Вместе с тем эти формулы в шуточной и очень разнообразной форме содержат отказ от рассказываемого. Мы можем это объяснить только тем, что содержание рассказа некогда представляло собой нечто священное и запретное. Когда этот запрет перестал действовать, были созданы формулы, первоначальная цель которых – обезопасить себя от возможных последствий этого нарушения. Когда в русской сказке говорится:
«…и я там был», то это можно понимать как юмористическое отношение, исконный смысл которого – «меня там не было», ибо, конечно, никто этому «и я там был» не верит. Формула «по усам текло, а в рот не попало» в шуточной, переосмысленной форме выражает именно непричастность рассказчика к заключительному моменту рассказа, а тем самым и ко всему рассказу.
Точно так же другие «формулы» сказочного канона вовсе не являются собственно формулами. Так, формула вызова коня «стань передо мной, как лист перед травой» при историческом изучении может оказаться заклинанием. Формула встречи яги героем и ее диалог с ним отражают, как мы увидим ниже, весьма древние представления, связанные со страхом смерти и охранителями порога, входа в царство смерти и т. д.
Вопрос о стиле связан с вопросом о сказочных образах и героях: Бабе-яге, коне, змее, благодарных животных и т. д. Все они сложились исторически, каждый со своими особенностями (яга-костонога, конь пышет огнем, змей многоголов и т. д.), вызывающими соответствующие словесные формулы. Изучение формул не может вестись в отрыве от изучения сказочных персонажей, для которых эти формулы характерны.
Говоря о сказочном стиле, мы должны коснуться вопроса об утроении. В сказке все утраивается. У родителей три сына, у царя три дочери, царевна задает три задачи, трижды происходит бой со змеем, у трех змеев по 3, 6, 12 голов и т. д. Утроение изредка имеется и в других жанрах (в былине), но там оно встречается редко и главным образом в архаических сюжетах (например, в былине о Святогоре). Исконно утроение для самого древнего из всех жанров, а именно для сказки. Оно само есть признак большой древности. Как его объяснить?
Должен признаться, что у меня нет к этому вполне ясного и убедительного ключа. Объяснение надо искать в истории числовых систем, счислений и счета. Наша система – десятиричная. До десяти каждое число имеет свое название. После десяти числа образуются прибавлением к десяти (12 = 2 + 10) и умножением на десять (20 = 2 × 10). Эта система кажется нам такой простой и естественной, что представляется объективно присущей природе самих чисел. Между тем она есть результат абстракции, длительной работы человеческого ума. Система эта идет от счета по пальцам рук. Две руки дают начало этой системе. Изучение языков первобытных народов показывает, что есть языки, в которых чисел как абстракции вообще нет. Так, одна лодка обозначается одним словом, две лодки – другим, а три лодки – третьим.
Понятие числа как абстракции создавалось очень медленно. Оно от единицы перешло к двум, а от двух к трем. На этой ступени человеческое мышление остановилось очень надолго. Как показал Леви-Брюль («Первобытное мышление»)[924], многие языки первобытных народов не знают числительных больше трех. Три означало «много», столько, сколько можно сосчитать. Три стало священным числом, оно играет особую роль в религиях всего мира, в том числе и в христианской, где нет единого бога, а есть триединое божество, троица, состоящая из Отца, Сына и Святого Духа. Короче говоря, периоду счета по десяткам предшествовал очень длительный период счета до трех. По-видимому, сюжеты сказок создавались именно в этот период. Все это до некоторой степени объясняет наличие в сказке постоянных утроений. Объясняет, почему повторяют до трех, но не объясняет, почему вообще надо повторять, почему фигурируют три, а не один? Почему у змея три головы, а не одна, почему три брата, три задачи, три поездки, почему нельзя ограничиться однократностью?
Ответ на это можно дать только предположительный. Все действия в древнем фольклоре представляются как весьма интенсивные, не такие, какие совершает обычный человек. Но средства выразить эту интенсивность нет. Единственное средство – повторить действие несколько раз.
Так именно по сегодняшний день рассказывают дети или очень непосредственные люди. Повторение выражает интенсивность действия, а также силу эмоционального напряжения говорящего. Ограничусь собственными наблюдениями.
При уборке квартиры