Я уехала по-английски, не прощаясь, без всяких объяснений. Я даже не поблагодарила короля за гостеприимство. Паулино на время остался в Турине, чтобы уладить финансовые дела и оплатить счета. Больше меня ничто с Пьемонтом не связывало.
В пути я не жалела о своем поступке. Хотя в Париже была революция, Париж все равно оставался Парижем. В конце концов, маркиза де Шатенуа никуда не уезжала и ее никто не тронул. Конечно, ее имени не было в тех «списках». Но, возможно, все уже забыто. Не может быть, чтобы то июльское безумие продолжалось вечно.
Кроме того, я уже давно начала сознавать, что надеяться на создание аристократической армии и победоносное возвращение во Францию нечего. Для создания армии нужны были деньги и помощь иностранных монархов. Советы принцев подтверждали, что им не получить ни того, ни другого. Граф д'Артуа, куда бы он ни поехал, всюду получал лишь моральную поддержку. Энергичнее других была настроена императрица Екатерина II, но ее тяготила война с Турцией и Швецией. Шведский король Густав III, в свою очередь, воевал с Россией. Англия предпочитала ни во что не вмешиваться, и даже, поговаривали, ее премьер-министр Уильям Питт тратит миллионы на поддержку революции. Король Испании Карлос IV Бурбон и король Сардинии были разорены. Надежды подавал брат Марии Антуанетты император Австрии Леопольд, но и он от решительных действий пока отказывался.
Из осторожности я оставила детей в Женеве. Там же дожидались моих приказов Дениза и Полина. Если все будет спокойно, управляющий по дороге из Турина должен был забрать их и привезти в Париж. Я не взяла с собой ни одной служанки. Если не считать кучера, я путешествовала совсем одна.
Поздно вечером моя карета подъехала к заставе Сент-Антуан. Октябрьская ночь была не слишком холодной, но хмурой и влажной. То и дело срывался дождь. Белесый осенний туман стлался по земле, слегка рассеиваясь вокруг пылающих больших костров.
– Ваш паспорт, гражданка!
Я неторопливо достала из сумочки паспорт и протянула его капитану национальных гвардейцев, который минуту назад представился мне как капитан Сюрто.
Он отвел мою руку.
– Выходите-ка из кареты. С вами разговаривает должностное лицо, гражданка! Потрудитесь хотя бы подняться.
– По-моему, – сказала я холодно, – вы берете на себя непосильные полномочия.
– Выходите, выходите! Я привык, чтобы меня уважали.
– Я женщина, сударь! – воскликнула я, дрожа от гнева. – Уже одно это не дает вам права предъявлять такие требования.
– Вы, я вижу, хотите, чтобы вас вернули назад, да, гражданка?
Этот мерзавец, возомнивший себя большим начальником, явно решил настоять на своем. Как мне была отвратительна его тупость, его смехотворное самомнение! Высказав про себя все что о нем думала, я вышла из кареты.
– Пожалуйста, взгляните, сударь, – язвительно сказала я, с преувеличенной вежливостью протягивая ему паспорт.
Он взглянул и оторопело посмотрел на меня, моргая белесыми ресницами. Даже при мерцающем свете костров можно было заметить, как багровеет его лицо.
– Принцесса д'Энен де Сен-Клер! – громко выкрикнул он мое имя. – Вот это штука!
– Что еще такое? – сказала я презрительно. – Может быть, вы затрудняетесь прочитать дальше?
– Я отлично читаю, черт побери! И нечего тут насмехаться. Эй, Шодье, взгляни-ка, кто к нам пожаловал! Та самая принцесса из охвостья графа д'Артуа, прямиком из-за границы!
К капитану стали подходить скучающие караульные и просто зеваки, которым негде было приклонить ночью голову. Кровь прихлынула к моим щекам. Я стала понимать, как неосторожно поступила, не взяв с собой даже лакеев. Эта чернь будет бесноваться и осыпать меня оскорблениями, и не в моей власти будет заставить ее замолчать.
Менторским тоном капитан Сюрто читал мне наставления:
– Послушайте меня, дамочка, бросьте вы раскатывать в карете. Нынче ездить в карете – самое последнее дело. А ежели вы аристократка, так сидите себе в Версале, под юбкой у этой распутной красотки Туанон. Щеголяйте себе там своими тряпками, если уж вам больше делать нечего… В Париже голод, дамочка. Хорошим патриотам нынче каждая аристократка – что красный цвет для быка. Знаете, для чего фонари существуют?
– Сударь, – сказала я, сдерживаясь, – я не понимаю, по какому праву вы меня не пропускаете и не даете продолжать путь. Я добровольно вернулась во Францию, и мне кажется, такой поступок заслуживает одобрения. Предупреждаю вас, король будет рассержен, если вы сейчас же не пропустите мою карету.
Для меня невыносимо унизительным был уже сам факт, что я разговариваю с этим сбродом, который следовало бы разогнать палками за то, что он не соблюдает даже свои революционные законы. Но я знала свое бессилие. Мне оставалось только терпеть.
– Гм, пропустить вашу карету? Карету мы у вас конфискуем, гражданка.
Я остолбенела. Такое намерение вообще выходило за всякие рамки закона.
– Мне кажется, сударь, вы забыли, что права собственности – священны. Об этом свидетельствует даже ваша Декларация. Национальному гвардейцу особенно не пристало ее нарушать.
При мысли о том, что мне придется ночью преодолевать путь через весь город, идти через враждебное Сент-Антуанское предместье, у меня мороз пробежал по коже. Я оглянулась на козлы – кучер-швейцарец, которого я наняла в Женеве, уже куда-то сбежал.
– Будете кричать, дамочка, мы и вас арестуем! – пригрозил мне капитан Сюрто.
– Ваши аргументы очень убедительны! – проговорила я в крайней ярости. – Но вряд ли они вам помогут, когда я буду на вас жаловаться! Да-да, я буду жаловаться в Ратушу… и еще… и еще адмиралу де Колонну!
Имя Франсуа, произнесенное мною, заставило гвардейцев переглянуться. Очевидно, они знали адмирала и, кажется, неплохо к нему относились. Но мне было досадно сознавать, что Франсуа пользуется симпатией у таких негодяев.
– Ах, вот как, дамочка! Вы нам угрожаете! Что ж, прекрасно. Раз уж вы всерьез собрались жаловаться, мы вас тоже арестуем как шпионку эмигрантов. Ведь тогда нажаловаться вы не сможете, правда?
– Вы сами окажетесь за решеткой. Маркиз де Лафайет, который вами командует, освободит меня и живо засадит в Аббатство вас самих!
Я выпалила это на одном дыхании, вне себя от бешенства. Мой тон, похоже, был вполне убедительным.
– Ого, – воскликнул капитан, – она знакома с Лафайетом! Послушай, Шодье, я не хочу рисковать. Тысяча чертей! Пускай эта аристократка катится на все четыре стороны – не хватало мне сцепиться с самим Лафайетом из-за какой-то дамочки! Вот что, гражданка, арестовывать вас мы, само собой, не собираемся. Мы погорячились, это со всеми бывает… Вы можете убираться, только оставьте здесь свою карету.