Губами он мягко разжал мои губы, проник в них с такой страстью, что я задохнулась. Неожиданно меня охватил страх – возможно, впервые в объятиях принца. Он вел себя так уверенно, что я инстинктивно испугалась его победы.
– Нет, – воскликнула я, вырываясь, – нет, немедленно отпустите меня.
– Этого я не сделаю ни за что.
– Я буду кричать. Я ни за что не соглашусь, знайте это! Никогда! Только попробуйте еще раз поцеловать меня.
Мой голос прозвучал так требовательно и решительно, что принц понял, что это не шутка и не простое кокетство.
– Что еще за глупости? Вы больны?
– Нет, я не больна! Я просто сохраняю здравый смысл и гордость.
– Гордость! Уж не вам говорить о гордости – вы вся трепещете от желания, у вас в глазах такая страсть, что ей позавидовала бы и мадам Дюбарри!
Щеки у меня запылали. Он сравнил меня с этой женщиной, с фавориткой Людовика XV!
– Вы смеете сравнивать меня с публичной девкой?!
– А вы и есть публичная девка. Вы просто кокетничаете, кривляетесь, становитесь в позу – и все только потому, что вам ужасно хочется избавиться от угрызений совести. Вы готовы уступить, но вам хочется, чтобы вас заставили сделать это. И я вас заставлю. Женщина только тогда достойна восхищения, когда отдается естественным чувствам, а когда она кривляется, я называю ее публичной девкой, шлюхой!
Он почти кричал. Оскорбленная, ошеломленная, пристыженная тем, что он на удивление хорошо разгадал мои тайные желания, я не находила ни слова для ответа. Мне казалось что на меня выливают грязь из всех лоханок Нового моста и Пале-Рояль.
– Вы… – прошептала я, – вы смеете?..
– Да, черт побери. Со шлюхой не приходится задумываться о том, что говоришь. Вам давно не хватало правды, вы привыкли, что перед вами все ходят на цыпочках, вы привыкли к тому, что ваша душа живет раздельно с телом, и я черт возьми, заставлю ее вернуться на место.
– Убирайтесь, – проговорила я, задыхаясь. – Если вы скажете еще хоть слово, я…
– Скажу хоть тысячу слов.
От гнева у меня пересохло во рту. Я не знала, на что решиться. У меня возникло странное чувство полнейшей обнаженности, открытости. Этот негодяй так легко разгадывает меня! Конечно, он утрирует, преувеличивает… И вдруг страсть всколыхнулась во мне с такой силой, что желание волнами хлынуло по телу, зажгло то пламя, которое я так давно сдерживала. Было страшно признаться, но именно оскорбления, услышанные мною, так возбудили меня. А еще этот гнев графа – такой неожиданный, необузданный, как взрыв. Он оскорбил меня, ошеломил и, что самое странное, взволновал. В подобном обращении была острая новизна, свежесть, оно давало мне такие ощущения, которых никогда не рождали благородство и галантность.
Принц подошел ближе, резко рванул меня к себе, схватив рукой за волосы, запрокинул мне голову. – Когда я был в Англии, мне часто говорили: обращайтесь с леди как с проституткой, а с проституткой как с леди, и вы Никогда не ошибетесь. Этому совету я сейчас и последую.
Его решимость внушила мне страх и подавила всякую способность к сопротивлению. Без всякого сожаления он рванул дорогой шелк пеньюара у меня на груди. Тонкая ткань с тихим шелестом скользнула к моим ногам. Сквозь стыд и гнев, сжигающие меня, я чувствовала, как трепещет и теплеет мое тело под его прикосновениями, жесткими, порывистыми ласками. Было что-то невообразимо пикантное в соединении этих противоположных ощущений. Возмущение и желание…
Он больно сжал мои запястья, грубо, ничуть не заботясь обо мне, опрокинул меня на кушетку. От волнения я дышала часто-часто, все эти бурные чувства нахлынули на меня такой волной, что сознание у меня затуманилось. Грубо и властно колено графа разомкнуло мои ноги. Прекрасно зная, что я побеждена, он не спеша раздевался, снимая сначала перевязь, потом камзол и рубашку, расстегивая кюлоты.
Безжалостно, грубо и неудержимо он проник в меня, не тревожась о том, что причиняет мне боль. Но в моем лоне уже пылало пламя. Я забыла обо всем, кроме наслаждения, к которому стремилась. Сладкая мука заставляла трепетать каждую клеточку моей плоти, сладострастные судороги сводили бедра. Я была оскорблена, унижена, почти изнасилована, и именно поэтому все мое тело содрогалось в унисон с движениями плоти, которая терзала меня; я готова была кричать от предвкушения наслаждения, готова была в страстном лихорадочном бреду просить проникать в меня сильнее и глубже, так глубоко, как только это возможно. Я не понимала, что со мной, но сильные конвульсии сотрясали мое тело, разум умолкал, а те остропронзительные сладострастные ощущения были настолько сильнее меня, что я повиновалась им без рассуждений.
5– Ты понимаешь, зачем я так поступил?
– Нет.
– Я видел, что только так можно тебя возбудить. Но ведь ты была счастлива, верно?
– Да.
– Это правда?
– Я достаточно дала это понять…
Его пальцы нежно перебирали мои волосы. Розовый свет зари заливал комнату. Ночью прошумел дождь, и из открытой на балкон двери доносился запах влажной осенней листвы. Было прохладно. Тихо шуршала занавеска, которую колебал ветер. Вдалеке часы на башне церкви Сан-Лоренцо пробили шесть утра.
– Шарль, сейчас встанут мои служанки.
Он отыскал мои губы, прижался к ним благодарным поцелуем. Как я могла на него сердиться? Может быть, и помимо моей воли, но он подарил мне радость, и гнев сейчас был бы лицемерием.
– Вы все еще считаете меня шлюхой? – спросила я с улыбкой.
– Что за чушь.
– Но вы говорили это.
– Вы сами знаете, с какой целью. Я еще раз прошу у вас прощения. Конечно, я жестоко оскорбил гордую принцессу де Тальмон, – произнес он улыбаясь. – Но это была лишь ловушка. Ловушка, в которую вы попались.
– И причем очень охотно.
– Вы сожалеете?
– Нет. Не хочу сожалеть о том, что сделало меня счастливой. Конечно, только на эту ночь… Но если бы вы знали, как давно я такого не испытывала!
Он целовал мои пальцы, один за другим. Как отличалось его поведение от обычаев Франсуа! Принц не лежал, как разбитый параличом, и не спал так бесчувственно, как последний сапожник. Прошедшая ночь, кажется, вовсе не утомила его. Он подавал мне вино, фрукты, он целовал меня, шептал слова благодарности, говорил о том, что я красива и желанна… Я чувствовала себя королевой. Подобное обращение заставляло меня все забыть и все простить, оно давало мне уверенность в том, что я единственная и неповторимая. И мне в свою очередь хотелось сделать что-нибудь приятное.
– Ваш подарок прекрасен, – прошептала я. – Я очень рада, правда. Вчера вечером я притворялась. Хорошо, что вы встряхнули меня. Ведь я и вправду обрадовалась, найдя такие украшения для своего огненно-красного платья. И как мило с вашей стороны запомнить его цвет.