«Вот когда я наконец доделаю свою работу (когда наконец выберут моего кандидата, я найду подходящего жениха/невесту, разберусь со своими психологическими проблемами), вот тогда я успокоюсь и у меня начнется жизнь, для которой я и был создан». Человек, погрязший в таком мышлении, верит, что не чувствует себя удовлетворенным и счастливым лишь потому, что еще не добился чего-либо. А как только добьется, то почувствует, что жизнь и время у него под контролем. На самом же деле отчаянные попытки достичь этого чувства надежности означают, что человек никогда не будет доволен, потому что настоящее для него исключительно шаг на пути к лучшему будущему, так что по определению не может быть удовлетворительным. И даже когда такой человек справится с работой или встретит родственную душу, он просто найдет новую причину откладывать довольство жизнью «на потом».
Конечно, обстоятельства тоже имеют значение. Есть множество ситуаций, когда людей, цепляющихся за возможность лучшего будущего, можно понять. Никто не винит уборщика общественных туалетов с маленькой зарплатой за то, что он ждет конца рабочего дня или жаждет в будущем найти работу получше. А пока рабочие часы для него всего лишь способ зарабатывать деньги. Иное дело – молодой амбициозный архитектор с хорошей зарплатой: человек работает по специальности, о которой всегда мечтал, но ценность каждого момента видит только в том, что он приближает завершение проекта, после которого можно приступить к следующему, или получить повышение, или сделать шаг на пути к пенсии. Такая жизнь, бесспорно, безумна. Но это безумие закрепляют в нас с самых ранних лет. Вот как с присущей ему энергичностью объяснил это Алан Уоттс, мыслитель нью-эйджа, сам назвавший себя «эстрадным философом»:
Возьмите образование. Что за надувательство? Ребенком вас отправляют в детский сад. В детском саду говорят, что вы готовитесь поступить в подготовительный класс. Потом приближается первый класс, и второй, и третий… В старшей школе вам говорят, что вы готовитесь к колледжу. А в колледже вы готовитесь вступить в мир бизнеса… [Люди], как ослы, бегущие за морковкой перед носом. Они не здесь. Они никогда не достигают цели. Они не живут{87}.
Причинно-следственная катастрофа Чтобы понять, что я провел всю сознательную жизнь в гонке за будущим, мне потребовалось стать отцом. Не то чтобы озарение было мгновенным. Напротив, когда на горизонте замаячило рождение сына, я еще сильнее, чем прежде, помешался на правильном использовании времени. Думаю, каждый новоиспеченный родитель, вернувшись из роддома и осознав, насколько мало он смыслит в уходе за детьми, чувствует желание как можно разумнее использовать свое время: сначала – чтобы поддерживать в извивающемся свертке жизнь, а потом – чтобы по мере сил построить фундамент для счастливого будущего. Но тогда я еще оставался гиком производительности и только усугубил свои проблемы, купив несколько книг с советами для родителей новорожденных. Я был решительно намерен использовать эти первые несколько месяцев наилучшим образом.
Вскоре я понял, что авторы публикаций этого жанра строго делились на два враждующих лагеря. Первый состоял из учителей жизни, которых я про себя в конце концов окрестил «тренерами младенцев». Они призывали как можно скорее ввести для малыша строгий график, потому что отсутствие порядка вызвало бы у него чувство экзистенциальной ненадежности, и к тому же, сделав его дни более предсказуемыми, мы смогли бы гладко подстроить его режим под распорядок жизни. Это позволило бы каждому нормально спать, а мы с женой смогли бы быстро вернуться к работе. В другом лагере были «естественные родители», для которых такие графики – и, прямо скажем, сам факт, что у матерей есть работа, к которой они хотят вернуться, – служили очередным доказательством того, что современность осквернила чистоту родительства. По их мнению, чистота эта может быть восстановлена только копированием примитивных практик коренных народов в развивающихся странах и/или (что для этого лагеря специалистов по воспитанию детей то же самое) древних обществ.
Позже я узнал, что польза советов той и другой группировки научно не доказана. (Например, доказательство того, что нельзя позволять малышу плакать, пока он сам не заснет, было получено на основе исследования в румынских приютах для брошенных младенцев. Это едва ли то же самое, что оставлять ребенка одного в уютной кроватке на 20 минут в день. А в Западной Африке проживает этническая группа хауса-фулани, где родители нарушают все мыслимые западные представления о воспитании детей – например, в некоторых случаях смотреть в глаза младенцам – табу для матерей{88}. Но, кажется, в конце концов и эти дети неплохо справляются с жизнью.) А главное, я понял, насколько обе группы экспертов зациклены на будущем: чуть ли не все советы по воспитанию детей, попадавшиеся мне в книгах и в интернете, казалось, нацелены исключительно на то, что нужно делать, чтобы потом вывести в свет самых счастливых, успешных или экономически производительных граждан.
В случае с «тренерами младенцев» это было достаточно очевидно, учитывая их страсть к воспитанию полезных привычек, которые пригодятся малышу в жизни. Но то же касалось и «естественных родителей». Одно дело если бы «естественные родители» настаивали на том, чтобы матери постоянно носили детей на себе или спали с ними в одной постели, кормили грудью до трех лет просто потому, что это оптимальный образ жизни и для родителей, и для малышей. Но их настоящий мотив, иногда высказанный открытым текстом, в том, что именно таким образом ребенку обеспечивается психологическое здоровье в будущем. (Опять же: реальных доказательств нет.) И я с ужасом осознал, что причина, по которой я вообще искал все эти советы, заключалась в том, что это был и мой взгляд на жизнь тоже. Что, сколько я себя помнил, я только и делал, что гнался за будущими преимуществами: результаты экзаменов, места работы, физическая подготовка и т. п. (список бесконечен) нужны мне были только как путь к какому-то условному времени, когда жизнь наконец потечет гладко. Теперь, когда в мои ежедневные обязанности вошла забота о малыше, я просто расширил свой инструментарий, чтобы он подходил к новой реальности: я хотел убедиться, что и в воспитании ребенка делаю все необходимое, чтобы добиться наилучших будущих результатов.
Только теперь это начало казаться мне на удивление извращенным способом проводить время с младенцем, не говоря уже о том, как утомительно держать все это в голове – как будто жизнь и без того не сложна. Очевидно, смотреть краем глаза в будущее необходимо: впереди прививки, дошкольные учреждения и т. д. Но сын был со мной сейчас. Тогда до меня и дошло, что я не хочу впустую тратить эти дни его реального существования, думая исключительно о том, как использовать их наилучшим образом ради будущего. Он был данностью, безусловной частью отрезка времени, в котором очутился, и я хотел разделить его опыт. Я хотел смотреть, как его крошечный кулачок обхватывает мой палец, а его дрожащая головка поворачивается на шум, – и при этом не думать о том, соответствует ли его поведение «вехам развития» и как мне убедиться, что соответствует. Хуже того, я осознал, что моя зацикленность на оптимальной организации времени означала, что я использую своего сына, совершенно другого человека, как орудие для успокоения собственной тревоги, воспринимая его исключительно как средство для достижения чувства надежности и покоя в будущем.
Писатель Адам Гопник называет ловушку, в которую я попал, причинно-следственной катастрофой – так он определяет убежденность, будто «правильность или неправильность метода воспитания детей доказывается тем, какие из них получаются взрослые»{89}. Звучит достаточно разумно (как еще можно судить о правильности или неправильности?), пока не осознаешь, что таким образом мы лишаем детство его собственной ценности, видя в нем не более чем тренировочную площадку для будущих взрослых. Может быть, привычка засыпать у нас на руках – это действительно дурная привычка малыша, как утверждают «тренеры младенцев». Но кроме того, это приятный опыт, переживаемый ребенком в настоящем, и его нельзя сбрасывать со счетов: нельзя же, чтобы в приоритете всегда было беспокойство о будущем. Так же и смысл вопроса, нормально ли позволять девятилетнему ребенку ежедневно тратить много часов на жестокие компьютерные игры, не только в том, превратит ли это его в жестокого