агент Безопасности в салоне лучшего ювелира Франции? Обычно полиция не осмеливалась обращаться к самому Луи Картье напрямую. Неужели… Неужели этот Ленуар узнал что-то о скупке краденых сапфиров? Нет, не может быть. За поставку драгоценных камней в дом Cartier отвечал младший брат Шарль. Но на то он и объездил Индию, Персию, Бахрейн и весь Восток, чтобы научиться закрывать глаза на происхождение и методы добычи драгоценных камней и украшений. Иначе откуда у дома Cartier появились бы самые крупные жемчужины на рынке? Откуда бы постоянно доставлялись рубины и изумруды, на которые сейчас возрастает спрос? С большинством поставок давно разобрались, только те сапфиры… Впрочем, откуда полицейскому знать такие тонкости?
– Кажется, я невольно спугнул одного из ваших клиентов, мсье Картье, – неожиданно низко прозвучал голос Ленуара. – Прошу меня извинить, я не отниму у вас много времени.
Картье очень на это надеялся, но вслух произнес:
– Ну что вы, я всегда рад оказаться полезным. Тем более если в моей помощи нуждается сам Луи Лепин. – В конце концов, этот Ленуар сразу должен знать свое место: Картье уделяет время не ему, а вышестоящему лицу.
Картье указал на кресло, в котором сейчас должен был сидеть граф Касалет, и жестом пригласил полицейскую ищейку сесть напротив.
– Видите ли, какая штука: в театре «Шатле» вчера вечером чуть не произошло убийство. Вам знакомо это зеркальце? – заговорил Ленуар и достал из кармана коробочку, украшенную двумя треугольниками аметистов. Картье сразу узнал эту вещицу. Он сам выбрал орнамент из предложенных Жако набросков. Он должен был напоминать стилизованный персидский манускрипт, украшенный золотом и драгоценными камнями. На подобные зеркала был спрос. Картье сделал заказ на производство сразу нескольких зеркал и велел продавать их сразу с помадой в таком же стилизованном футляре.
– Вы не позволите? – Луи Картье взял зеркальце в руки, чтобы рассмотреть поближе. – Возможно, его создали в моих мастерских… Так что же случилось? В зеркале кто-то поймал отражение Медузы горгоны и чуть не окаменел?
– Нет, но помада содержала яд. И помада, и зеркальце точно были произведены у Cartier – это мне уже подтвердили ваши мастера.
Что? На разговор с мастерами Луи Картье разрешения не давал. Неужели полицейский блефует?
– Не удивляйтесь. Не мог же я заявиться к вам с таким простым техническим вопросом. Они сказали, что подобных наборов было сделано пять. У вас я хотел спросить то, о чем мастера не знают и не могут знать. Мне необходим список ваших клиентов, кто купил данный набор: зеркальце и помаду.
Луи Картье вежливо улыбнулся и развел руками.
– Обычно заказы моих клиентов – это конфиденциальные сведения. И дело не во мне, а в статусе клиентов. Знаете, я делаю штучные вещи, и никому не хочется обычно иметь одинаковые украшения. Если бы вы сравнили все пять наборов, то увидели бы, что в каждом из них есть своя изюминка, которая отличает его от всех остальных. Я бы не хотел распространять сведения, бросающие тень на моих клиентов. Тем более вы сами сказали, что никто в результате отравлен не был.
– Вы правы, смертью выходка с помадой не закончилась, но жизнь человеку отравить все равно успела. Ваши намерения очень благородны. Однако у нас нет времени на подобные реверансы. История уже попала в газеты, и завтра вместо меня в вашем салоне соберется толпа журналистов, – ответил Ленуар.
– Да? А вы думаете, я не умею общаться с журналистами? – сложил пальцы воздушной пирамидкой Луи Картье.
– С журналистами из Femina или La Mode illustrée – безусловно. С журналистами из Le Figaro – тоже. Но жертвой стала уборщица театра, поэтому вам придется иметь дело с репортерами рабочих газет, а это люди другого сорта.
– Любая реклама, даже скандальная, остается рекламой, – парировал Картье.
– Не думаю, что эту позицию разделяют ваши клиенты.
Ювелир помедлил. В каждом слове Ленуара звучала такая уверенность, что Луи Картье невольно почувствовал с его стороны скрытую угрозу. Он понимал, что этот полицейский ничего ему не сможет сделать, но чутье никогда еще его не подводило: опасных людей он видел издалека и предпочитал с ними не связываться.
– Хорошо, давайте посмотрим книгу заказов за этот год, – Картье вытащил из ящика своего письменного стола толстый фолиант зеленого цвета и открыл его замочек ключом, висевшим у него на цепочке на запястье. Когда работаешь с драгоценными камнями и металлами, то с годами учишься доверять только себе и своему внутреннему голосу. Все записи в книге велись по коллекциям. Открыв страницу с заголовком «Исфахан», Луи Картье провел острым ногтем по мелким строкам и повернул книгу к Ленуару. – Вот здесь, видите? Из этой коллекции действительно было продано четыре зеркальца с помадой и одна помада. Первые купили русский хореограф Михаил Фокин, супруга американского промышленного магната Хизер Беркли, княгиня Чехре Хадеми и графиня Алин де Бонфан. Отдельно помаду заказал Виктор Дандре.
Позволив полицейскому скопировать список своих заказчиков, Луи Картье так же тщательно закрыл свою книгу на ключ и сложил обратно в стол. Производство изделий из коллекции «Исфахан» придется на время остановить… Впрочем, все будет зависеть от развития этой истории с помадой в прессе.
– Надеюсь, что оказался вам полезен.
– Если позволите, у меня есть еще один вопрос, – закрывая свою записную книжку, сказал Ленуар. – Что символизирует кольцо с сапфиром, которое заказал у вас три года назад Серж де Дягилефф?
Значит, все-таки дело в этих проклятых сапфирах? На лбу у Луи Картье выступила маленькая капелька пота. Когда этот черный полицейский уйдет, надо будет еще раз подушиться лавандой.
– Обычно сапфир одновременно символизирует могущество и верность…
В вестибюле Дома Cartier Ленуар телефонировал секретарю своего шефа Каби и попросил отправить его телеграмму в Скотленд-Ярд с просьбой узнать, находится ли до сих пор помада Cartier у Виктора Дандре, покровителя русской танцовщицы Анны Павловой.
Затем он вышел обратно в последний майский день и купил несколько свежих утренних газет. О русском балете писали в Le Matin, причем статья была подписана не кем иным, как знаменитым на весь Париж скульптором Огюстом Роденом:
ВОЗРОЖДЕНИЕ ТАНЦА
На протяжении последних 20 лет танец, казалось, поставил целью заставить нас полюбить красоту тела, движения, жеста. Сначала к нам приехала из-за океана знаменитая Лой Фуллер, о которой справедливо говорилось, что она возродила танец. Затем появилась Айседора Дункан, учившая нас старому искусству в новой его форме. А сейчас это Нижинский, сочетающий талант и профессиональную школу. Его понимание искусства столь богато и столь разнообразно, что позволяет говорить о гениальности.
В танце, так же как