хорошем настроении… Ну, первая неделя в школе, всё такое.
– Ну да. А ещё, может, она в свободное время помогает в приюте для бездомных? – парировала Брианна.
– Мне – конец, – проскулила я.
– Боюсь, ты права, – согласилась Брианна.
Физкультуру я еле пережила. Сара Рэтбоун явно сговорилась со своими подпевалами, так что все девицы на поле мчались прямо на меня. А мисс Доти словно бы ничего и не замечала – я не отличаюсь спортивными талантами, поэтому для неё я – невидимка. Когда наконец Сара подставила мне подножку, я была ей почти благодарна. Несмотря на минувшее тёплое лето, земля на стадионе устлана мягким мхом. Меня так и подмывало закрыть глаза и остаться лежать, пусть играют другие. Но в следующий миг меня пнули в живот, и я поняла, что надо вставать, причём быстро.
Доти по-прежнему не обращала на меня внимания, и я похромала с поля прочь, в канцелярию, чтобы мне оказали первую медицинскую помощь. Но в их понимании «первая помощь» – это когда тебя обклеивают пластырями и посылают обратно на занятие.
Потом я кое-как протянула домоводство. Кролик, которого я шила, начал приобретать сходство с Дартом Вейдером. Лиам постоянно наклонялся ко мне и шептал: «Я твой отец», из-за чего я глупо хихикала.
Наконец в десять минут пятого звонок возвестил об окончании учебного дня, и я похромала домой. Лодыжки у меня были в грязи, а ещё, кажется, что-то торчало между ушей.
Лиам дошёл со мной до школьных ворот.
– Удачи тебе со стиркой, – бросил он, направляясь к своей автобусной остановке.
Когда я пришла домой, папа ещё не вернулся с работы. Мои ссадины и царапины так горели, что я решила принять тёплый душ. Кто бы мог подумать, что лакросс – такая жестокая игра? Хотя об этом наверняка известно каждому, кто хоть раз в неё играл. Я старалась не думать о том, что может ждать меня этим вечером – например, папин рассказ о том, что ему всё-таки предложили работу.
Я вытерлась полотенцем и поднялась в свою комнату, где натянула футболку в сине-белую полоску с вырезом-лодочкой и тёмно-синие джинсовые капри. Повязав на шею красный шёлковый платок, я уселась за письменный стол. Мне надо было как-то отвлечься, поэтому я решила перебрать в уме всё, что мне уже известно, все мои наблюдения и открытия по поводу убийства в музее, заброшенной станции и линии «Ватерлоо-Сити». Открыв компьютер, я продолжила искать дополнительную информацию. Вдруг мы с Лиамом что-то упустили.
Когда мои поиски ни к чему не привели, я перешла к испытаниям Гильдии. Пока у меня имелись буквы «А» и «Б». Отталкиваться было особо не от чего. Помимо того, что это первые две буквы алфавита, больше никаких толковых ассоциаций не возникало. Взяв словарь, я почитала слова, начинающиеся на «Аб» – абсолютный, аболиционизм, абракадабра – но ни одно не показалось мне относящимся к делу.
Я так увлеклась, что даже не заметила, как пролетели три с лишним часа. И подпрыгнула, когда около половины девятого меня окликнул папа.
– Агата, я пришёл. Поговорим?
Похоже, вот сейчас-то я и узнаю, покидаем ли мы Лондон.
По двум пролётам лестницы я спускалась очень медленно, оттягивая момент истины, как только могла.
Это напомнило мне умозрительный эксперимент под названием «кот Шрёдингера». Один учёный (Шрёдингер) сказал, что можно посадить кота в ящик вместе с бутылкой яда. И пока вы этот ящик не открыли, у вас нет никакого способа точно узнать, отравился кот или нет. Так что в каком-то смысле кот и жив, и мёртв одновременно. Точно так же и я: пока не открою ящик, одновременно и еду в Корнуолл, и остаюсь в Лондоне.
Папа ждал меня внизу у лестницы.
– Ты сегодня поздно, – заметила я.
– Очень много работы. Сейчас самый пик сорняков, да к тому же мне надо нагнать то, что я не успел из-за двух отгулов подряд. – Он показал на гостиную. – Пойдём туда?
Я вошла в комнату первой и, присев на краешек дивана, принялась грызть ногти, пока не вспомнила про нарисованные на них звёзды. Папа уселся в кресло-качалку, стоящую перпендикулярно софе.
– Пап, пока ты ещё ничего не сказал… – начала я в ту же секунду, как папа произнёс:
– Слушай, Агги, меньше всего на свете я хочу, чтобы ты чувствовала себя несчастной…
Я махнула рукой, останавливая его.
– Пап, слушай, мне правда очень жаль. Просто когда ты внезапно заговорил про новую работу и переезд в Корнуолл и всё такое… Я была в шоке. И отреагировала неправильно.
Он уставился в пол.
– Ну, а теперь, когда ты пришла в себя, что ты чувствуешь?
Я чувствовала себя так, как будто меня пронзил разряд тока.
– Ты принял предложение? – ответила я вопросом на вопрос.
Папа удивлённо посмотрел на меня.
– Ну что ты! Я бы никогда не согласился, не поговорив с тобой.
– Но тебе предложили эту работу?
Он кивнул.
– Папа, ну здорово же!
– Спасибо, солнышко. Так… что скажешь? Про переезд в Корнуолл?
– Не знаю. Я, конечно, очень рада за тебя. Но… Извини, всё ещё сложно осознать. Бросить Брианну с Лиамом, и этот дом, и всё…
– Понимаю. Давай дадим себе немного времени подумать? – Он поднялся на ноги. – Ты, наверное, умираешь с голоду. Омлет будешь?
– Отличная мысль. А разве сегодня не моя очередь готовить?
– Нет, всё в порядке. Я приготовлю.
Я осталась в гостиной, стараясь представить, смогу ли я быть счастлива где-нибудь ещё, смогу ли обосноваться в новом доме и на новом месте, где не будет ни Лиама, ни Брианны, ни маминой могилы. В моём списке плюсов переезда в Корнуолл так и оставалось всего два пункта: больше солнца, чище воздух. Надо бы выкроить минуту-другую и придумать что-нибудь ещё. Через некоторое время в комнату пришёл Оливер. Он потёрся о мои ноги. Я подняла толстяка, и он с громким мурлыканьем свернулся у меня на коленях.
– Фу, Оливер! От тебя пахнет сардинами! – Он восторженно боднул головой мою руку, не обращая внимания на протесты. – Что мне делать, малыш? – спросила я его. – Мне же надо закончить испытания Гильдии – осталось последнее. И это расследование в музее, и на заброшенной станции явно что-то происходит.
Оливер согласно мяукнул. Почему-то от этого мне сделалось чуточку легче на душе.
Наконец папа позвал меня ужинать. Я осторожно пересадила кота с колен на освобождённое мной нагретое местечко. Он жалостливо мяукнул, но почти сразу же заснул, свернувшись клубочком.
На ужин у меня