Мать словно услышала ее мысли:
— Зато какие чудные у тебя волосики — тебя ж за одни волосы полюбить можно. И не расстраивайся, еще ничего не потеряно, и на твоей улице будет праздник — найдется твой принц заблудившийся, никуда он от тебя не денется…
— А как же! Обязательно найдется. Только мне к тому времени лет восемьдесят стукнет, и я уже давно буду покоиться на кладбище. Да и не нужны мне те принцы, ни один из них мизинца его не стоит.
— Забудь! Не смей даже и думать! Он чужой, не смей разбивать семью!
Ее угроза лишь насмешила Ларочку:
— Тебя не спросила. Ты в таблетках себе лежи, разбирайся. А со своей личной жизнью я как-нибудь без тебя управлюсь — без твоих соплей скользко. 'Чужой'. Это дома он чужой, для родной жены чужой. Только не понимает этого, дурак. Ну ничего, я объясню. Я всё всем объясню! В одном ты права: будет на моей улице праздник. Или я не Ларочка Трегубович!
***
Сергей проснулся, как обычно, за пять минут до звонка будильника. Он и сам не понимал, каким образом это ему удается, но практически каждое утро на протяжении многих лет опережал противный зуммер дряхленьких настольных часов ровно на пять минут. Тем не менее, каждый вечер непременно вновь и вновь заводил будильник, уверенный в том, что его звонок ему, как всегда, не понадобится. Заводил на всякий случай: а вдруг проспит, а вдруг в этот раз не проснется вовремя, и тогда Ира опоздает на работу. А ей опаздывать никак нельзя — негоже начальству опаздывать. Задерживаться можно, а вот элементарно проспать и из-за этого опоздать — никак не годится.
Прошел в ванную, умылся, тщательно выбрился — жена не любит небрежности. Вернулся в спальню.
— Вставай, милая, пора.
Нежно поцеловал обнаженное плечо жены, выглядывающее из-под одеяла. Знал — Ира терпеть не может резкий звон будильника. Зато после нежной 'побудки' просыпается радостная и бодрая.
Еще не открыв глаза, Ирина сладко потянулась и улыбнулась. У Сергея защемило сердце: до чего же она у него хороша! Даже сейчас, еще не совсем проснувшаяся, с припухшими после сна глазами, с заломившимся на бок коротким ежиком волос, и морщинкой от подушки, разрезавшей щеку пополам.
Может, не настолько красива, сколько… Сергей задумался, подыскивая подходящее слово. Родная. Вот. Вот то единственное слово, которое ассоциировалось в его мозгу с женой. Именно родная. Его не вдохновляла ее красота — он даже не был уверен, что она у него красива. Красота в его понятии — нечто возвышенно-прекрасное, нереальное, почти неживое, и уж, по крайней мере, непременно чужое и холодное.
Ирина же привлекла некогда его внимание даже не миловидностью, а естественностью. Вернее, вначале была боль.
Сергей усмехнулся про себя. Он обожал вспоминать их знакомство. Боль давно прошла, остались шутки-прибаутки о том, как она заехала ему 'кулаком прямо в мужскую душу', веселые подколки, и… тихая радость, что когда-то ему 'не посчастливилось' подставить себя под удар незнакомке. Все эти годы радость сопровождалась страхом: а что, если бы не он оказался тогда крайним справа, а Олег или Володька. Что, если бы Ира заехала кулаком не в его 'мужскую душу', а в Вовкину? Означало бы это, что теперь она была бы Володькиной женой, а он, Сергей, так и остался бы на обочине жизни, и мыкался по сегодняшний день один, неприкаянный?
Мысли роились в голове независимо от того, чем занимались руки-ноги. Тело в это время жило своей жизнью, привычно суетясь в поисках чистых носков и рубашки, выставляло загодя из холодильника сливочное масло к завтраку, чтобы немножко подтаяло, будило Маришку в школу.
В утренней сутолоке Сергей периодически налетал на жену в дверях спальни, иногда сталкивались едва ли не лбами в нешироком коридорчике между прихожей и кухней. Иногда после столкновения он чмокал Иру в непричесанную еще макушку. В другой раз Ирина пихала его несильно локтем в бок: мол, не мешай, пропусти, не путайся под ногами! Но все это происходило с такой любовью в глазах, с таким задором, что Сергею и в голову не приходило обижаться. Он мигом подхватывал игру и тоже начинал легонько отталкивать Иру с прохода, и так они толкались до тех пор, пока недовольная, по обыкновению не выспавшаяся Маришка не пыталась протиснуться между ними, бурча возмущенно:
— Не наигрались еще? Как дети малые!
Родители со смехом разбегались в разные стороны, вспомнив о том, что опаздывают, однако настроения это не портило, и весь дом, казалось, был пропитан этим радостным духом любви и семейного уюта.
Сергей никогда не говорил жене красивых слов. Никогда не признавался в любви. То есть, он-то, конечно, признавался, но в пору далекой юности, когда они еще не были женаты. После свадьбы же, полагал, эти объяснения уже никому не нужны: раз уж он на ней женился — значит, априори любит, и к чему сотрясать воздух лишними словами. Мужик сказал — мужик сделал, а каждый раз подтверждать поступок болтологией… Ерунда это. Лишнее. Она ему тоже ничего особенного не говорит. И что? Разве от этого он сомневается в ответности ее чувств? Нисколько.
Но поди пойми, что творится в загадочной женской душе. Неужели после стольких лет им еще нужны слова? Что такое слова? Пустые звуки, необходимые тогда, когда люди не могут чувствовать друг друга таинственными фибрами. Но это ведь не про них с Ириной! Тогда зачем она снова и снова задает ему совершенно идиотский вопрос:
— Ты меня любишь?
Чтоб не оскорбить ее ненароком, не слишком тщательно скрывал недоумение. Отвечал привычно-буднично:
— Конечно.
Может, и слышал выражение 'Женщина любит ушами', но не придавал значения таким мелочам. Слова — для тех, кто не любит, кто лишь прячет за ними пустоту.
Со времен женитьбы он не задумывался о высоких материях, не пытался разложить чувства по полочкам. Об этом он думал до свадьбы. Вернее, до того, как принял ответственное решение. Потом, вплоть до нынешнего времени, просто жил. Просто наслаждался тем, что он не один: их трое. Просто знал, что без Иришки ему — никуда, только в петлю. Потому что без нее незачем будет просыпаться по утрам, некого будет будить поцелуем в теплое нежное плечо. Потому что… Просто потому, и точка.
Он редко задумывался о любви — об этом пусть женщины думают, у них мозги как раз в том направлении повернуты. Не у всех, правда — у его Иришки мозги о-го-го, любой мужик позавидует! Однако, несмотря на это, от женского менталитета не далеко убежала. Иначе не задавала бы глупых вопросов.
Но иногда и Сергея пробивало что-то такое, что он начинал заниматься самокопанием. В такие нечастые моменты благодарил судьбу за то, что подставила его под Ирин кулак. Потому что сам он, Сергей Русаков, кажется, появился на свет только в ту минуту. Все, что было до памятного удара 'в душу' — не жизнь, а так, генеральная репетиция.