счастье в бессмысленной игре. Муж ей сказал:
— Мы все начинаем сначала, и ты мне будешь нужна. Ты должна мне помочь.
И вот теперь они вместе трудятся в лавке с утра до вечера, и все стало почти как в те времена, когда они только начинали. Дел пропасть, лавка у них в запущенном состоянии, все какое-то грязное и обшарпанное, куда ни ткнись — кавардак и неразбериха. Фру Могенсен вывозит грязь и наводит порядок, а ее муж передвигает вещи и устанавливает стеллажи. Они так уходят в работу, что иной раз забывают вовремя поесть, и только уже далеко за полдень фру Могенсен вдруг чувствует, что ужасно проголодалась.
— Объявляется перерыв! — кричит она мужу, и лавочник останавливается и удивленно взглядывает на часы. Подумать только, как уже поздно.
Они усаживаются в задней комнатушке и достают бутерброды. Фру Могенсен готовит их дома утром, стараясь сделать повкусней. Ведь они с мужем не зря едят свой хлеб.
— Возьми себе бутылочку пива, — говорит она, — ты сегодня хорошо поработал.
Но лавочник отказывается, зачем ему пиво.
— Я лучше возьму бутылку лимонада, — говорит он. — Лимонад, в сущности, отличный напиток, ни к чему тратиться на пиво.
Лавочник приносит бутылку розового лимонада, а вчера он пил желтый. У него и зеленый есть в кладовой, правда, выглядит он жутковато, но надо будет все-таки завтра попробовать, каков он на вкус. Пока они закончат переоборудование магазина, лавочник станет крупным специалистом по лимонаду.
— Дела подвигаются неплохо. — Он отхлебывает розового лимонада и разворачивает свои бутерброды.
— Ты только смотри не перетрудись, — говорит ему жена, — не забывай, что тебе уже не двадцать лет.
— Нам ведь нельзя долго тянуть, — говорит лавочник, — пора кончать да открывать магазин, а то всех покупателей растеряем.
Супруги сидят подкрепляются, и на душе у обоих тепло и хорошо. Они разговаривают о будущем и вспоминают прошлое.
— А помнишь, когда мы только купили магазин, — говорит фру Могенсен, — ох и поработали мы с тобой.
— Да, славное было время, — говорит лавочник, — мы тогда верили в успех, мы были оптимисты.
— Но ты ведь и сейчас оптимист, правда?
— Да, — отвечает лавочник, — я опять стал оптимистом.
— Теперь все у нас пойдет на лад, — говорит она, похлопывая его по плечу.
Потом фру Могенсен делает кофе, а к кофе у нее припасены пирожные. Ей так хочется, чтобы удержалась атмосфера дружбы и доверия между ними. Ведь они чуть не сделались чужими друг другу. Теперь они снова могут обо всем разговаривать, и хорошо бы сохранить такие отношения и никогда не доводить до того, чтобы у них не оставалось общих интересов.
— Почему ты мне не рассказывал, что дела идут из рук вон плохо? — спрашивает она.
— Я думал, ты и так все видишь.
— Да, но почему ты не хотел со мной поговорить? Почему ты от меня таился?
— Кому же охота признаваться в собственном поражении, — отвечает лавочник.
— Ведь когда с кем-нибудь поделишься, сразу на душе легче становится. Раньше мы, помнишь, все и решали и делали вместе, и сейчас, слава богу, опять так стало. Нельзя допускать, чтобы каждый уходил в собственную скорлупу.
— Это верно, — соглашается лавочник.
— Обещай, что в будущем, если что не так, ты мне сразу будешь рассказывать.
И лавочник обещает. Он и сам видит, что им обязательно нужно вместе обсуждать все проблемы, впрочем, он не думает, чтобы в будущем у них могли возникнуть особые трудности. Ему почему-то, ни с того ни с сего, приходит на память позорный эпизод в супермаркете. Он не рассказывал о нем жене, а откройся он ей сразу, так, может, давно бы и думать о нем забыл. Лавочник в нерешительности: что, если рассказать ей сейчас, когда он уже в состоянии взглянуть на это происшествие более хладнокровно?
— Я тут однажды… — начинает он, но осекается и не может заставить себя продолжать. Нет, лучше постараться забыть досадную историю, к чему ворошить прошлое.
— Что ты сказал? — Она смотрит на него вопросительно.
— Да нет, это я так, насчет новой расстановки, я тебе потом покажу.
Фру Могенсен продолжает на него смотреть. Это ли он хотел ей сказать или, может быть, что-то другое? Что она, собственно, о нем знает? Нет ли у него тайн, о которых ей ничего не известно? Сейчас они откровенны друг с другом, но до конца ли? Что они, действительно, знают друг о друге? Он ведь даже не догадывается о том, что она увлекалась азартными играми. Он не знает, какую уйму денег она просадила на эти автоматы. Теперь это в прошлом, но ее до сих пор совесть мучит, когда она думает о той поре.
— Знаешь… — говорит она и замолкает, не найдя нужных слов. Лавочник смотрит на нее вопросительно, но она уже передумала. Зачем терзать себя и его запоздалыми признаниями, раз с этим покончено? Еще чего доброго расстроишь его в такой момент, когда он только-только обрел утраченный было оптимизм и уверенность в завтрашнем дне. Есть вещи, которые лучше держать при себе.
— Перерыв окончен, — возглашает фру Могенсен, — пора за работу!
Она встает и собирает грязную посуду. Лавочник откладывает недокуренную сигару, идет в лавку и окидывает взором плоды своих трудов. Сделано еще далеко не все, но контуры начинают понемногу вырисовываться. Он уже ясно себе представляет, как будет выглядеть обновленный магазин, светлый и уютный, словно созданный для того, чтобы заманивать покупателей и соблазнять их товарами.
Скоро они кончат, и он опять откроет торговлю. Но когда отворится дверь, все увидят, что это совсем новый магазин, непохожий на прежний, и лавочник в нем будет тоже новый и непохожий на прежнего.
10
Хенрик снова сидит на школьной скамье, он быстро к этому привык. Какое-то время, в самом начале, ему было странно, что не надо облачаться в малярную спецовку, что можно ходить в своей обычной одежде и не заляпывать краской руки, лицо и все остальное. Но это продолжалось всего несколько дней, а теперь ему уже кажется, что он и не прекращал занятий в школе, а просто учится дальше, начав с того места, до которого они дошли в девятом классе, и чувства он испытывает привычные, хорошо знакомые по школьным временам: легкое любопытство и смутный интерес к новым учебникам, какую-то неопределенную скуку на уроках и опасливую неприязнь к преподавателям. И в классе у них та же атмосфера, знакомая ему по школе: особенная гнетущая атмосфера, попеременно то тупая безучастность, то приступы веселого оживления, опросы, объяснения, зубрежка.
И все же