интересует мировая политика, да и вообще никакая политика, голосует она обычно за радикалов, а так ее больше всего занимают цены на сахар и подробности быта королевской фамилии. И пришла она сюда исключительно затем, чтобы купить новые журналы, а тут, видите ли, закрыто.
— По-моему, это все-таки безобразие, просто так взять и закрыть, — говорит она, но мужчины ее не слушают, они уже вплотную приблизились к решению вьетнамской проблемы, а это требует умственного напряжения. Невозможно одновременно обсуждать вопросы, волнующие эту даму.
Дама пытается заглянуть, что делается в лавке, но окна чем-то занавешены и увидеть ничего нельзя, поэтому она с оскорбленным видом уходит искать журнальный киоск, чтобы выяснить, что поделывала высочайшая фамилия на прошлой неделе.
Если бы даме удалось подсмотреть, что происходит за занавешенными окнами, она бы увидела лавочника Могенсена и его жену в самый разгар работы. Они что-то передвигают, устанавливают стеллажи, выгребают грязь и наводят порядок. Они трудятся не разгибая спины, но лавочник в отличном расположении духа, он насвистывает и мурлычет себе под нос, он находит время пошутить с женой, а иногда спрашивает у нее совета, как лучше сделать то или другое.
— Как по-твоему, если вот сюда поставить — ничего будет?
— Пожалуй, лучше подвинуть чуточку в обратную сторону, — отвечает жена.
И лавочник с готовностью, без возражений подвигает полки чуточку в обратную сторону.
— Теперь хорошо? — спрашивает он, и фру Могенсен кивает. Давно уже она не получала такого удовлетворения от жизни, как сейчас. Они опять работают вместе, как в те годы, когда они только начинали, она опять стала нужна и больше не чувствует себя лишней.
— По-моему, довольно красиво получается, — говорит она, — мне кажется, у нас будет хорошо.
— Даже наверняка! — жизнерадостно восклицает лавочник.
Лавочника не узнать, он начал новую жизнь, и теперь все у него будет по-иному. Лавка должна обновиться и похорошеть, у нее был слишком невзрачный и старомодный вид, так оставлять было нельзя. Побольше света и воздуха, открытый доступ к товарам, чтобы покупатель смотрел и соблазнялся, — таковы требования сегодняшнего дня. Нравится не нравится, надо шагать в ногу со временем; те же преимущества, что у супермаркета, в соединении с уютной и интимной обстановкой маленького магазинчика — вот в чем для него решение проблемы. Мелкие торговцы всегда будут нужны, если они только не будут цепляться за прошлое, полагая, что можно продолжать вести торговлю по старинке.
Да, наш лавочник — оптимист. Он сумел договориться с банком, не совсем так, как он надеялся, но и эта малость — все же какое-никакое подспорье на первый случай. А задача была не из легких, мелкие торговцы — не та клиентура, которая пользуется благосклонностью банков, интересы финансовых дельцов лежат в иных сферах, и ему пришлось проявить максимум настойчивости и пустить в ход все свое умение убеждать, чтобы добиться успеха. Но лавочник может, когда надо, выказать упорство, он умеет постоять за себя — раньше умел и теперь опять умеет. Период, когда он предавался жалости к себе и пессимизму, остался позади и никогда не вернется. Он снова стал самим собой и покажет, на что он способен.
Лавочнику и о поставках удалось договориться со своим главным поставщиком. Правда, для того, чтобы это пробить, ему пришлось подписать вексель. Срок векселя истекает через три месяца, и к тому времени он должен собрать деньги. Лавочник никогда не любил векселей. Не давать поручительств и не подписывать векселей — таков был один из его принципов. А теперь он, стало быть, ему изменил. Что ж, подобного рода предрассудки, видимо, устарели, нынче с ними далеко не уедешь, да у него и выбора не было, а три месяца — срок долгий, до тех пор многое может измениться. Ничего, выкрутимся — лавочник полон молодого оптимизма и веры в будущее. Никогда не нужно расстраиваться авансом, лучше каждый день заниматься решением сегодняшних проблем. Нужно твердо себе сказать, что все получится, тогда и вправду получится.
Лавочник Могенсен стал совсем другим человеком. За работой он бодро насвистывает, а вечерами у себя дома он весел и разговорчив. Он похваливает еду и с интересом расспрашивает Хенрика, как у него дела, ведь Хенрик простился наконец с малярной мастерской и начал заниматься на курсах.
— Ну и как тебе там, — спрашивает отец, — трудно?
— Даже не знаю, — мямлит Хенрик.
Хотя исполнилась его заветная мечта, он по-прежнему ходит кислый, ни радости, ни благодарности, и раньше бы лавочник, конечно, не стерпел, а сейчас его ничем не проймешь.
— Если я могу тебе чем-нибудь помочь, — говорит он, — так ты скажи. С языками я тебе, понятно, помочь не могу, но считать-то я уж во всяком случае умею. У вас же есть математика?
— Есть, — отвечает Хенрик.
— Ну и как, трудно?
— Да так, — Хенрик пожимает плечами.
— Если у тебя что-нибудь не выходит, можешь меня спрашивать, — говорит лавочник. — Что-что, а считать я умею, вот в языках я тебе не помощник. Жаль, знал бы я хоть немножко английский, у вас ведь есть английский язык?
— Ну конечно, — говорит Хенрик.
— А еще у вас что?
Хенрик не может с ходу все припомнить: ну немецкий, потом география, история и еще там всякое.
— Да, сложа руки сидеть не придется, — говорит его отец, — на этот раз тебе уж надо как следует приналечь.
— На что приналечь? — спрашивает Хенрик.
— Я хочу сказать, на этот раз надо постараться аккуратно учить все уроки, — поясняет лавочник.
— А-а, — откликается Хенрик.
Даже кислый вид Хенрика не способен испортить лавочнику настроение, он сейчас чувствует себя на высоте, и не так-то просто выбить его из колеи. Телевизионные программы — и те, на его взгляд, заметно улучшились в последнее время, впрочем, совсем не обязательно сидеть весь вечер, воткнувшись в экран. Мало ли чем можно дома заняться.
Нет, лавочника не вышибешь из колеи, он знает, чего он хочет, умеет жить и верит в будущее. Теперь все у него будет хорошо.
Жизнь фру Могенсен тоже совершенно переменилась. Давно ли она часами простаивала у игорных автоматов, переводя понапрасну деньги в надежде выиграть полный банк. Совала в прорезь монетку за монеткой, тянула за ручку, смотрела на колеса, которые крутились и останавливались, не принося никакого выигрыша. Она пробовала снова и снова, она не сдавалась, и иногда небольшой выигрыш все же выпадал, но ей было мало, ей нужен был полный банк, самый крупный выигрыш, который она ни на что не могла употребить.
С этим покончено, она больше не чувствует себя лишней, и ей незачем пытать