посмотреть на него, хотя это было нелегко.
– Лучше я останусь в общежитии, там удобнее.
– Кому удобнее? – Он поднял бровь.
– Мне, – сухо ответила я.
38. Аксель
Сдерживайся. Это слово не первый раз пронеслось у меня в голове, когда она была рядом. Потому что я сдерживал себя много лет назад, когда начал испытывать к ней чувства; я думал, что это неправильно, что так нельзя, что я не могу допустить, чтобы между нами что-то произошло. Но я потерпел неудачу, из-за того, что дошел до самого дна, и из-за того, что подавление самых первичных желаний оказалось не тем, в чем я был настолько хорош, насколько мне хотелось.
Я снова оказался в той же ситуации. Сдержанный. Не мог перестать думать о том, что она изменила свою жизнь, что у нее появился кто-то другой, что она оставила нас позади. Это было похоже на путешествие в прошлое, к тем забытым ощущениям: чувству, когда она была рядом, а я умирал от желания прикоснуться к ней, хотя не мог; чувству, когда я проглатывал свои слова, свое влечение, свое желание.
Некоторое время я ехал молча, сосредоточившись на дороге. Вдоль асфальта высились лиственные деревья, и у меня было странное чувство, что каждый километр, который мы оставляли позади, приближал меня к ней, словно мы ехали домой. И отчасти так оно и было, хотя бы на время. Я посмотрел на нее. Откинувшись на сиденье, она глядела в окно на размытый пейзаж.
– Помнится, ты была более разговорчивой.
– Правда? – Она подняла брови.
– Не считая того года, когда ты молчала, конечно.
– Очень смешно, – пробормотала она и снова отвернулась.
– Тебе действительно нечего мне рассказать? Ты не делала ничего интересного три года? – настаивал я, потому что, как всегда, предпочитал ее угрюмость и резкие реплики молчанию, потому что молчание Леи… было угрожающим.
Она сморщила нос и уставилась прямо перед собой.
– Рисовала. Училась. Гуляла.
– Ошеломительно много подробностей.
– Почему бы тебе не рассказать что-нибудь о себе?
– Я не так уж много сделал, правда.
– Ну, сменил работу, выходит?
– Я по-прежнему занимаюсь иллюстрациями, но теперь разборчивее выбираю заказы. Остальное время провожу в галерее, хотя четкого графика у меня там нет, – уточнил я.
– Как ты попал туда? – спросила она.
– Ты действительно хочешь знать эту историю?
Лея кивнула и закинула ногу на ногу. Я на секунду отвел взгляд от дороги. Подумалось, что сделай она так три года назад – моя рука уже была бы между ее бедер, хотя бы для того, чтобы подразнить ее. Я глубоко вздохнул.
– В последний Новый год я выпил больше, чем хотел бы признать. Я был один. Мой брат, Эмили и дети уехали праздновать с друзьями, родители были на другом конце света, а никого больше мне видеть не хотелось, так что я отправился на ужин в самый дорогой ресторан, который только знал…
– Это грустно, – перебила меня Лея.
– Почему?
– Ты мог бы позвонить Оливеру.
– Я все еще не разговаривал с ним, но дело не в этом, Лея. Я мог бы пойти куда-нибудь с друзьями, если бы захотел, но мне не хотелось. Поэтому я ужинал один. И ужин этот был хорошим. Помнишь, мы говорили о том, что нужно ценить момент и наслаждаться им? Так вот, я так и сделал. А потом пошел на пляжную набережную и заказал пару напитков. Я не понимал, что выпил слишком много, пока рядом со мной не сел парень и не заговорил со мной. Он рассказал, что его семья живет во Франции и что он тоже проводит ночь один, поскольку вынужден был задержаться по работе. И угадай, где он работает…
– В галерее, – прошептала она.
– Оказалось, он ее владелец. А меня уже язык не слушался от выпитого, и я ляпнул, что считаю половину выставленных там работ посредственными. В итоге мы поболтали об искусстве, о подходе, который они предлагали… и под конец вечера мне предложили работу, но, учитывая, что я едва стоял на ногах, я не воспринял это всерьез. Так что я ушел не попрощавшись; суть в том, что Ханс появился у меня на пороге через день, а ты и представить не можешь, какой это чертовски упрямый человек.
Лея робко улыбнулась.
– Типично для тебя, – сказала она.
– Что именно?
– Это. Пойти куда-нибудь на ночь без цели, напиться, быть грубым с парнем, с которым только что познакомился, – и в итоге тебе повезло.
– Грубым?
– Ну или излишне искренним.
Я нахмурился, не отрывая глаз от дороги:
– Объясни. Кажется, я упустил.
– Неважно. Забудь. Глупости.
– Ты предпочитаешь, чтобы тебе лгали, Лея?
– Конечно нет. Но такая искренность…
– Нет, скажи мне. Я хочу знать, что ты думаешь.
– Я думаю, что эта искренность не по-настоящему.
Лея наклонилась, чтобы сделать музыку погромче и закончить разговор, но я остановил ее, схватив за запястье. Она быстро отдернула руку.
– Ты больше не хочешь говорить?
– У тебя есть еще что сказать мне?
– Давай посмотрим, – произнес я задумчиво, – я живу в том же месте, имею тот же номер телефона и ношу одежду того же размера. Итак, поскольку я совершенно неинтересен, давай поговорим о тебе. За три года ты наверняка успела сделать что-то интересное.
– Аксель, я устала… – начала говорить она.
– Звучит как отмазка, – оборвал я ее.
– Это и есть отмазка.
Я сдержал улыбку от ее сокрушительной искренности, словно она хотела подражать мне, хотя это «не по-настоящему» все еще жгло, ведь отчасти она была права. Я не всегда был честен, по крайней мере когда дело касалось Леи. Иногда я был чертовым лицемером. И она это знала.
В итоге я позволил ей отдохнуть и сосредоточился на дороге, слушая радио на низкой громкости. Положив руки на руль, я думал о том, насколько бодрящим было это чувство: знать, что Лея снова рядом, даже несмотря на все барьеры между нами; потому что видеть ее рядом всегда было лучше, чем не видеть вовсе. Так было в прошлом, когда я предпочитал ее гнев и ярость отсутствию и молчанию. И так было сейчас, когда я больше не знал, что осталось от «нас».
Она спала, пока мы не добрались до Байрон-Бей.
Я остановил машину перед хостелом, где она собиралась жить. Это было двухэтажное здание всего на шесть комнат, расположенное на краю города, в двух шагах от моего дома. Я поставил машину на ручник и несколько секунд смотрел на Лею. Не было слышно ни звука. Я бросил взгляд на ее длинные волосы, заплетенные в косу, и на ее лицо – то самое лицо, которое целовал много лет назад. Мне захотелось протянуть руку и погладить ее по щеке, но я сдержался.
– Лея… – медленно произнес я. – Приехали.
Она растерянно заморгала, пока не поняла, где находится, а потом быстро села и вышла из машины. Я помог ей вытащить огромный чемодан и проводил до комнаты, багаж весил целую тонну. Лея не слишком протестовала, вероятно, потому что была еще полусонной.
Я оставил чемодан на кровати, когда мы зашли, получив ключи. Спальня была небольшой, но чистой, а окно, выходившее на задний двор, пропускало лучи вечернего солнца.
– Когда мы снова увидимся? – спросил я.
– Не знаю, ты скажи. Мне надо подготовить все для выставки.
– Ты сегодня отдыхай. Я прослежу, чтобы все было доставлено в целости и сохранности. – Я сделал шаг назад к открытой двери. – Давай встретимся завтра в десять в галерее?
– Ладно.
Она выглядела такой растерянной, что я, не желая больше затягивать момент, помахал ей на прощание и направился вниз по узкой деревянной лестнице.
Но все равно, когда я остановился посреди улицы и сделал глубокий вдох, у меня было ощущение, будто что-то вдруг щелкнуло, словно возвращение Леи в Байрон-Бей придало городу новых красок и после нескольких ржавых лет двигатель моей жизни опять заработал и все его шестеренки вращались в одном направлении.
39. Лея
Я достала из чемодана несколько вещей и повесила их в шкаф, чтобы не помялись. Потом