поесть с рук, но в итоге всегда остаются одиночками.
– Кошка по-прежнему появляется?.. – Я хотела сказать «у дома», как будто это место все еще было немного моим.
Аксель посмотрел на меня через плечо:
– Она умерла.
– Что?
– Она была старой.
– Аксель…
– Это было в прошлом месяце. Умерла у меня на руках, она не страдала. Похоронил ее той же ночью.
Я все еще сидела на деревянном полу, скрестив ноги, пока он продолжал свои изыскания. Я поняла, что уже поздно, когда подняла глаза на окно и увидела, что небо уже начало окрашиваться в темный, густо-синий цвет.
– Эти картины – почему ты их написала?
Вопрос застал меня врасплох.
– Не знаю. Что ты имеешь в виду?
– У тебя, вероятно, было какое-то предчувствие. Какая-то причина.
– Нет. – Я пожала плечами. – Я сделала это не думая. Как и остальное. Наверное, идея или чувство просто пришли из ниоткуда – и я выплеснула это на холст.
Аксель кивнул, хотя я знала, что мой ответ не удовлетворил его любопытства. Я помнила, что именно это и гложет его изнутри, не позволяя понять, что рисовать и правда так просто, что нужно лишь отпустить себя, чувствовать, проживать жизнь кистью, которую держишь в руке.
Я встала, услышав телефонный звонок.
Это был Лэндон. Я взяла трубку.
– Я все еще здесь, – сказала я.
– Хочешь поужинать вместе?
– Давай. – Я двинулась к двери, чтобы выйти с чердака, но остановилась, поняв, что разговор не затянется. Лэндон предложил перекусить в мексиканском ресторане в нескольких кварталах от его квартиры. – Да, такос будут в самый раз. Ага, начос тоже. Увидимся.
Когда я повесила трубку, Аксель был уже почти в дверях.
– Не буду тебя больше задерживать, – мягко сказал он.
– Я не хотела… – начала протестовать я.
– Понимаю. Сегодня пятница, – оборвал он меня.
Мы молча спустились по ступенькам. Когда мы вышли на улицу, магазины уже закрылись и вокруг почти никого не было. Тишину разрушали лишь шелест деревьев на ветру и рокот машин вдалеке.
– Что теперь? – нервно спросила я.
Аксель впервые отвел взгляд. Он слегка нахмурился, казалось, что он сосредоточился на линиях на тротуаре и камешке, который задел ботинком.
– Наверное, кто-то из нас должен сказать нечто вроде «было бы неплохо начать все с нуля», но это звучит так нелепо, что лучше придержать. Так что, полагаю, сейчас мы прощаемся, ты пойдешь на ужин со своим парнем, а я прогуляюсь до университета, возьму машину и поеду домой.
Я вздохнула и посмотрела на темное небо.
– Это все… неловко, – сказала я.
– Знаю, – тихо ответил он. – Ненавижу, когда вот так.
– Я тоже. Это ужасно. И странно.
– Придется к этому привыкнуть. – Он говорил в воротник своей рубашки, будто самому себе.
Мы посмотрели друг на друга. Аксель шагнул вперед и снова обнял меня, на этот раз увереннее, крепче, будто хотел запомнить этот момент. Я обвила руками его шею, и мы стояли молча – на случайной улице в тот теплый вечер.
Его теплое дыхание коснулось моего уха.
– Хорошо провести время, милая, – прошептал он, прежде чем внезапно отпустить меня и нежно поцеловать в щеку на прощание.
Я замерла. Я смотрела, как он удаляется в оранжевом свете уличных фонарей, видела, как закуривает сигарету. Затем он исчез за углом. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, но в конце концов я развернулась и пошла в противоположном направлении.
Январь. (Лето. Австралия)
34. Аксель
В теории моя мать любила меня. В теории.
Потому что ее ледяной взгляд едва ли походил на выражение любви. И тем не менее смотрела она на меня так, что сам ад мог замерзнуть за три секунды. К счастью для меня, папа удерживал ее, обхватив рукой за плечи, жестом, который должен был выглядеть бесстрастным, но на деле в нем чувствовалась некоторая жесткость.
– Как тебе пришла в голову такая идея? Ни с того ни с сего заявиться к девочке на выставку? – Я старался сохранять спокойствие, потому что мне не понравилось, как она произнесла это слово, «девочка», хотя для меня она была далеко не «девочкой». – Мы уезжаем в путешествие, а когда возвращаемся, я оказываюсь в такой ситуации! Вас нельзя оставить одних!
Я постучал указательным пальцем по пустой тарелке:
– В холодильнике есть что-нибудь освежающее?
– Аксель, черт тебя побери! – крикнула она.
К моему ужасу, она последовала за мной, когда я встал и вышел из столовой. Это было воскресенье, родители вернулись накануне, и мы решили собраться вместе пообедать, как в старые добрые времена. Мы не избегали семейных традиций, нет. Я тяжело вздохнул, открыл холодильник и снова закрыл, не найдя ничего интересного. Мама стояла у двери и нервно смотрела на меня.
– Успокойся, – попросил я. – Ничего плохого не произошло.
– Но Лея сказала… что ты будешь ее агентом…
Ближайшим аэропортом был аэропорт Брисбена, и всякий раз, отправляясь в поездку или возвращаясь из нее, мои родители пользовались возможностью встретиться с ней и провести вместе некоторое время.
– Да. В чем проблема?
– После того что ты сделал?
Черт, это было больно. Наверное, время позволяет взглянуть на все под новым углом, и то, что казалось мне недопустимым или плохим, приобрело новые оттенки. Я перестал видеть это в таком свете. И если бы мог вернуться назад во времени… ну, та последняя ночь, когда мы с Леей виделись, имела бы совсем другое завершение. Я бы поцеловал ее, потом взял бы на руки и отнес в свою постель, чтобы заняться с ней любовью и обсудить наши планы на будущее, отношения на расстоянии, пока она не окончит колледж. Оливер понял бы меня, как это и произошло позже, когда он переехал, а месяцы и годы сгладили бы ситуацию. То же самое касается и моей семьи. Мне следовало просто стоять на своем и рискнуть ради того, чего я хотел.
А хотел я именно ее, почти иррационально.
Но ничего из этого я не сделал, это была просто параллельная реальность, которая никогда не станет правдой, ведь я и пальцем не пошевелил, пока Лея покидала мою жизнь. Она боролась, она искала меня, приходя ко мне домой рано утром, она пыталась убедить меня, что мы стоим всего, она плакала у меня на глазах, не скрывая слез, а я делал… ничего. Так было всегда. Ничего. Стоял на месте, не решаясь шагнуть вперед. Или хотя бы назад. Вот так я теперь чувствовал себя застрявшим в глуши, скованным самим собой.
– Я не сделал ничего плохого, – ответил я.
– Явился туда без предупреждения!
Я схватил ее за руку, чтобы она остановилась и прекратила ругаться. Мама замолкла.
– Я не сделал ничего плохого. Раньше. Три года назад.
– Аксель… – Она смотрела на меня со смесью нежности и разочарования. – То, что произошло, было неправильно. Лея была еще ребенком, и она едва преодолела очень сложную ситуацию.
Я почувствовал, как напряглась челюсть. Я сделал глубокий вдох:
– Ты понятия не имеешь о том, через что прошли мы, пока она жила со мной. Легко судить о чем-то со стороны, не пытаясь понять. Я просто… влюбился. Я никогда не думал, что это случится, но это случилось. И то, что у нас было, было настоящим.
Я сразу же отстранился. Никогда не разговаривал с мамой таким тоном, потому что обычно с ней я проводил день в шутках, ворчании или иронии. Даже после того, что случилось, я не сказал ей ни слова; она просто накричала на меня, и я принял это, потому что думал, что заслужил.
– Аксель, милый…
Я позволил маме обнять себя.
Джастин и близнецы пришли на кухню, и поговорить больше нам не удалось, чему я был даже рад: мне не слишком нравилось рассуждать о своих чувствах вслух и, когда я это делал, мне казалось, что я разом выворачиваю все свои внутренности.
Наконец я взял пиво из холодильника и вернулся в гостиную. Отец сидел рядом с Эмили и смотрел