множества разногласий по поводу ущемляющей англосаксов в их правах статуи Республика. Сердце старого мошенника Фелисиано всё ещё заходилось, чувствуя витающий запах завоеваний, из-за чего мужчина, собственно, там и присутствовал. Ему было далеко за шестьдесят лет, но факт, что модели ещё не исполнилось и двадцати, не казался каким-то непреодолимым препятствием; этот человек был твёрдо убеждён в следующем, а именно: в мире существует крайне мало того, что было бы нельзя купить за деньги. Мужчине хватило и мгновения, чтобы правильно оценить ситуацию, когда он увидел Линн на возвышении, такую молоденькую и ранимую, неперестающую дрожать под непристойной туникой. Ведь сейчас мастерскую переполняли настоящие мачо, готовые чуть ли не сожрать девушку глазами. Хотя к модели никто здесь не испытывал какого-то сочувствия либо же страха за могущее появиться соперничество между этими людоедами, которое и сдерживало его первоначальный порыв влюбиться в молодую особу, и всё благодаря Элизе Соммерс. Женщину он тотчас узнал, несмотря на то, что видел даму лишь раз или два. И никак не подозревал, что модель, о которой уже слышал столько различных разговоров, была дочерью некой подруги его жены.
Линн Соммерс не ощутила присутствия Матиаса спустя и полчаса, когда скульптор объявил о завершении работы на сегодня, и она, наконец-то, смогла отделаться от лаврового венка и пергамента, а затем и спокойно спуститься с возвышения. Мать тут же накинула шаль на плечи дочери и подала той чашку шоколада, провожая за ширму, где нужно было немедленно переодеться. Матиас стоял рядом с окном, наблюдая уличную жизнь полностью погружённым в свои мысли. В этот момент его глаза были, пожалуй, единственными, не рассматривающими в упор молодую особу. Линн тотчас заметила мужскую красоту и молодость этого юноши, так сказать, в расцвете сил, его изысканную одежду и высокомерную поступь, а также прядь каштановых волос беспорядочно, но в меру ниспадающих на лоб, и идеальные руки с золотыми кольцами на мизинцах. Изумлённая таким непризнанием собственной персоны с его стороны, девушка притворилась, будто споткнулась, чтобы привлечь внимание молодого человека. Не прошло и мгновения, как появилось несколько рук, желающих её поддержать, за исключением, пожалуй, известного денди, что всё ещё стоял у окна, лишь едва отводя взор от произошедшего. Он казался совершенно равнодушным, словно девушка представляла собой какой-то предмет мебели. И вот тогда Линн с несколько поспешным воображением, решила для себя, причём без всякой причины, за которую стоило бы уцепиться, что мужчина как раз и есть такой поклонник. Его черты та часто находила в героях любовных романов, приходящихся юной особе по душе в течение нескольких лет: и вот, наконец-то, удалось встретить свою судьбу. Одеваясь за ширмой, девушка ощутила ставшие вмиг твёрдыми свои соски.
Безразличие Матиаса было отнюдь не притворным. По правде говоря, он не обращал никакого внимания на молодую девушку, а находился здесь по соображениям весьма далёким от вожделения: ему было необходимо поговорить насчёт денег со своим отцом, и какой-то другой возможности для этого разговора юноша просто не нашёл. Между тем сам молодой человек попал в затруднительное положение, и нужно было срочно достать чек, чтобы покрыть свои долги в очередном игорном доме Чайна-тауна. Хотя отец и предупреждал, чтобы он и не думал спонсировать и далее такого рода увеселения, но, не будь это делом жизни и смерти, как его кредиторы дали недвусмысленно понять, то их устроило бы вытянуть нужную сумму из того немногого, что успела скопить его мать. В этом же случае, однако, небожители ждать не намеревались, и Матиас своевременно предположил, что визит скульптора мог бы поднять настроение родному отцу, а также намного облегчить задачу получить от него всё то, к чему он и стремился. Это случилось несколько дней спустя, на очередном гулянье со своими, ведущими богемный образ жизни друзьями, когда он узнал, что событие происходило в присутствии Линн Соммерс, той молодой девушки, которую на данный момент страстно желали заполучить очень многие молодые люди.
И тут пришлось сделать усилие, чтобы вспомнить эту прелестную особу. Юноша стал задаваться вопросом, а способен ли сам вновь узнать человека, увидь он ту случайно на улице. Когда в городе уже вовсю было известно о пари насчёт того, кому же первому удастся соблазнить девушку, молодой человек с присущей ему дерзостью воспринял известие как само собой разумеющееся и объявил, что запросто проделает всё в три этапа. Первый, сказал он, заключается в следующем: надо бы добиться, чтобы девушка одна пошла в холостяцкую комнату, где бы тот представил её своим дружкам. Далее следовало бы убедить молодую особу позировать перед ними обнажённой, а заключительная часть состояла бы в том, чтобы заняться с ней любовью, и на всё пари выделяется лишь месячный срок. Когда юноша пригласил своего двоюродного брата Северо дель Валье познакомиться с самой привлекательной женщиной в Сан-Франциско как-то в среду вечером, была выполнена первая часть пари. Не составляло никакого труда позвать Линн, крикнув очередную остроту в окно чайного салона её матери, а затем дождаться девушку на углу, когда та выйдет под каким-нибудь выдуманным предлогом. Далее надо было всего лишь пройтись с ней пару куадр по улице, сказать несколько комплиментов, способных развеселить женщину с бóльшим опытом, и назначить ей свидание в мастерской, предупредив, чтобы пришла одна. Молодой человек чувствовал себя неудачником, потому что полагал: открытое соперничество было бы куда интереснее. Накануне свидания в среду ему даже не пришлось особо стараться, чтобы соблазнить девушку. Хватило и нескольких подавленных взглядов, нежного прикосновения губ к щеке, одного-двух томных вздохов да сказанных на ухо избитых фраз, чтобы совершенно обезоружить девчушку и без того дрожащую перед ним и, казалось, уже готовую к безудержной любви. Это чисто женское желание отдаться и страдать было для Матиаса очень трогательным. Вот что он так ненавидел в женщинах, и именно поэтому ему было хорошо в обществе Аманды Лоуэлл, которая разделяла его жизненную позицию бесстыдства в отношении человеческих чувств и чрезмерного благоговения перед любого рода удовольствиями. У Линн, завороженной, точно мышь перед коброй, было, в конце концов, некое, можно сказать, предназначение для изящного искусства, которому обучала не одна школа любви, также юная особа считалась образцом для гравюр, изображающих печальных девушек, рядом с которыми непременно были напомаженные поклонники. И ни у кого не возникало ни малейших подозрений, что Матиасу, на самом-то деле, тоже были не чужды эти романтические послания, считавшиеся столь популярными среди его корешей. Когда Матиас захотел показать их Северо дель Валье, тот резко отклонил идею. Молодой человек не обратил