причине, чтобы я смог подольше покрутить головой, неуклюже притворяясь. Все вокруг продолжали шуметь, но я расслышал отрывок беседы подруг. Юная особа говорила не то про могилу, не то про целое кладбище. Общий шум приглушил ее голос, но я сумел понять, что он был таким же, как и вся она вместе с ее улыбкой и звездами вокруг глаз. Я чуть придвинулся, чтобы услышать что-нибудь интересное о надгробном мире. Людей продолжали понемногу выпускать.
Юная особа опять поведала подруге про что-то, связанное с могилами. Я уже не крутил головой и слушал почти без стеснения. Речь шла о каком-то ремесле из мира ритуального бизнеса, и юная особа, если меня не подводил слух, вещала об этом не как постороннее лицо. Внезапно она посмотрела на меня, то ли случайно, то ли заметив мой интерес. Глаза ее цветом напоминали окаймлявшие их звезды с острыми лучами. Но самое главное — их взгляд был точно таким же, как и голос, и хищная кокетливая улыбка, и она вся. Я не знал, был ли я хотя бы раз в жизни таким же абсолютным, как она. Юная особа отвернулась к подруге и продолжила рассказ. Оказалось, что она рисовала портреты умерших людей на надгробных монументах. Потом мы переглянулись снова. В груди завибрировала зыбкая волна культурных кодов, которую транслировал ее взгляд. Я непринужденно присоединился к беседе. Взгляд юной особы подтвердил, что я в их разговоре совсем не лишний. Она принялась что-то рассказывать уже в основном мне, я стоял и слушал, слегка сощурив глаза и запустив в рот шнурок, торчащий из ворота толстовки с капюшоном, полубессознательно решив, что это придаст мне некоторый шарм; когда наставал мой черед говорить, я вынимал шнурок, а потом клал обратно в рот.
Подруга властительницы смерти тоже создавала приятное впечатление: она носила немного забавную легкую зимнюю шапку с висящими на нитках кисточками, джинсы, сквозь порезы в которых проглядывали согревающие штаны или просто штаны для стиля, и внешне была почти противоположна звездоглазой особе — ростом была выше, волосы были темные, внешность — слегка мужественная, к таким я тоже относился уважительно. Толпа сильно поредела, и я понял, что мы сможем присоединиться к веренице, застывшей в ожидании чистилища. Оказалось, что у моих внезапных собеседниц была еще одна подруга, просто она была немного в стороне, и я не заметил ее сразу. Третья подруга оказалась румяной и очень веселой. Мы решили не терять заветного места в веренице грешников и пошли вперед вчетвером, я заранее предупредил, что меня лучше держать за кофту, чтобы не потерять, подруга в шапке с висящими кисточками без проблем взяла меня за толстовку, слегка натянув ее в области груди. Дойдя до конца очереди, тянувшейся до пролета между нижним и верхним этажом, мы остановились и стали ждать. С виду все три подруги были ощутимо младше меня, юная властительница смерти была еще и самой миниатюрной — очевидно, для контраста со своим содержанием. Тема смерти после жизни продолжилась; как нельзя кстати поблизости оказались новые слушатели — парень, на глаз сопоставимый по возрасту с моими внезапными попутчицами, и какая-то его подружка. Юная служительница культа стала рассказывать какую-то шутку или интернет-мем из разряда интересных фактов, что-то про мертвеца, с которым совершают половой акт и про реакцию на содеянное живущих внутри мертвеца опарышей. Мне шутка не очень понравилась, но еще меньше мне понравилось, что эту шутку юная служительница культа рассказывала парню с его подружкой, а не мне. Парень радостно отреагировал, продолжив развивать тему любви после гроба, служительница культа со звездами вокруг глаз с интересом слушала, не переставая улыбаться. Я заподозрил, что она всегда одинаково отзывалась на окружающий мир и ее личной вины в этом не было, но все равно почувствовал, что теряюсь. Когда парень затих, унесенный чем-то более важным, я решил склеить оборванную нить и сказал инфернальной художнице, что такой юмор мне не нравится, поскольку от него веет оголтелым популизмом, но сразу подчеркнул, что сам я не приверженец стоп-тем и что человеческому сознанию посчастливилось родиться способным постичь что угодно, лишь бы оно было достойно окрашено. Она по большей части согласилась со мной, признав шутку слабой, и пояснила, что вспомнила ее не особенно всерьез. Я успокоился, напомнил подруге в шапке, что меня лучше держать за кофту, и мы вчетвером принялись ждать чистилища.
Чистилище являло собой парня, стоявшего на лестничном пролете в компании двух других и пропускавшего людей в гардероб или к выходу за правильные ответы на задаваемые им вопросы. Очередь двигалась едва ли быстрее, чем в зале, сзади постоянно выскакивал кто-то, кого надо было пропустить по особенной причине. Парень внизу был слегка южной наружности и задавал вопросы, почти без исключения связанные со спортом, поэтому я смиренно стоял на одной и той же ступеньке, пропуская вперед других. Подруги растянулись вереницей друг за другом, державшая меня за кофту подруга в шапке с висящими кисточками оказалась слишком далеко, поэтому отпустила. Они все направлялись в гардероб, и я не сильно переживал, поскольку моя куртка тоже висела там. Вдруг подруги резко прошли мимо южного парня и его приятелей — им или повезло с эрудицией, или просто повезло. Увидев, как они исчезают под лестницей, я все-таки заподозрил, что могу потерять их, поэтому всеми своими духовными силами стал призывать удачу. Парень внизу остался без своих приятелей, но интересующие его темы не изменились. Внезапно он назвал имя известного спортсмена, запомнившегося мне благодаря своему эксцентричному поведению по отношению к одному из своих соперников, и спросил, каким видом спорта занимался этот спортсмен. Я ответил, что боксом. Парень немного южной наружности поинтересовался, кто назвал ответ на вопрос. Я сказал, что я. Парень пропустил меня вниз. Я поспешил к гардеробу.
Опасения не сбылись — подруги были там, среди кучи людей, которым была нужна их одежда. Я подошел к ним и сообщил, что мне достался легкий вопрос как раз для моего уровня развития. Они, как оказалось, не бросили меня, а просто спешили занять очередь в гардеробе. Юная жрица смерти со звездами вокруг глаз неожиданно куда-то ретировалась, но что-то напутствовала подругам перед уходом. Чуть позже из поля зрения пропала и веселая румяная; осталась только та, что держала меня наверху за кофту, в шапке со шнурками. Я не стал удивляться тому обстоятельству, что шапка была с ней все время, а куртка висела в гардеробе. Говорить стало немного непривычно, но я все же как мог поддерживал