и убрал телефон в карман. Я продолжал сидеть на полу. Сердце снова стучало быстро, никак не могло привыкнуть.
Человек в свитере шагнул ко мне, но приближаться не стал.
— Говорил я сейчас с людьми одними, — пояснил он. — Ничем тебе не обязан, но просто знай: у людей на столе лежат бумаги, в которых значится, что мы с тобой долго говорили в этом кабинете и ты на все мои вопросы ответил «да».
Я кивнул, но не в ответ, а случайно, сработали какие-то рефлексы в шее. Человек в свитере кивать мне не стал.
— Короче, ты все понял, расписываться нигде не надо. А теперь давай закончим побыстрее, и я в ванну с ацетоном полезу.
Я улыбнулся, ничего не скрывая, мне правда было смешно. Горячо разогнавшееся сердце требовало ответить хоть чем-нибудь. Мне снова что-то блеснуло сквозь зарешеченное окно, хоть я этого и не увидел даже крайним зрением.
Человек в свитере жестом приказал низкому ассистенту с темными волосами принести ларец. Я подумал про телефон в моем кармане, но даже не понял, что именно подумал. Человек в свитере спокойно подошел ко мне, не медленно и не быстро. Я опять смотрел на него снизу-вверх. Пол подо мной был холодным, я заметил это только сейчас. Человек в свитере высыпал в ладонь все, что осталось в маленькой жестяной шкатулке. Снова взглянув на меня, он внезапно угадал мой взгляд.
— Спрашивай, если надо.
Я выдохнул через нос, чтобы он не заметил.
— Скажите, а если бы вам надо было сделать робота, вы бы из чего его сделали — из папье-маше или из папиной машины?
Человек в свитере слегка сощурился, но не затем, чтобы над чем-то поразмыслить.
— Еблан, — негромко изрек он после паузы. — Откуда же вас столько.
Человек в свитере молча протянул мне последнюю горсть. Цвета были веселыми, в основном радужными. Я подставил ладонь и аккуратно принял подаяние. Человек в свитере, как и в прошлый раз, отступил назад. Ассистенты и так уже были задним планом.
Завороженно глядя на крохотные тельца, приютившиеся у меня в ладони, я вдруг подумал о тех вещах, которые существовали на самом деле и в осязаемом обличье, а не только в чьих-то потаенных недрах. Таких вещей тоже было немало, у кого-то даже намного больше, чем у меня.
Неуверенно улыбнувшись, я запустил разноцветные тельца в рот, но не стал глотать сразу, чтобы растянуть мгновение преображения. Серьезные люди смотрели на меня, сидящего на полу, да и вообще в целом на них непохожего. Ощутив шипящую сладость во рту, я улыбнулся им снова.
Сердце в груди то замедлялось, то ускорялось. В голове появилось слегка тревожное, но ни к чему не обязывающее томление.
Лампа под потолком вдруг потускнела, но всего на одно мгновение. Я вытянул ноги поудобнее и стал следить за ней. Лампа продолжала светить, делая вид, что я уже где-то очень далеко отсюда.
В зале было уже светло и все еще шумно. Я стоял, слегка прижатый к стенке чужими разгоряченными телами и ждал, когда нас начнут выпускать. Мне по большей части было все равно — торопился я только домой, где меня не ждали никакие неотложные дела. Кто-то спешил сильнее меня, но для людей, загородивших спинами выход, мы были примерно одинаковыми за крайне редкими исключениями. Прошло весьма немало времени, прежде чем кто-то кому-то невнятно кивнул, и через не особенно радушно растворившиеся двери выпустили первого счастливца, который на радостях прихватил с собой кого-то еще. Я уже решил было, что лед тронулся, но никуда еще не успевший ринуться поток снова замер. Закрывавшие выход люди объяснили, что сначала буду выпускать тех, кому не надо в гардероб. Такие сразу нашлись, замерзшее движение возобновилось. Оглядевшись, я предположил, что проведу в этом месте еще столько же времени, сколько уже прошло с того момента, как я сюда вошел. Вокруг было много разных лиц; чтобы не стало скучно, я стал их рассматривать.
Лица были разными. Некоторые я пропускал сразу, на других ненадолго останавливался. Вещи некоторых людей давали мне узнать о них больше, чем их лица — к примеру, один молодой длинноволосый парень был одет в футболку, за которую его могли бы побить, появись он в ней среди других людей, более взрослых и мудрых, чем он. Какой-то пухлолицый иронично запел прошлогодний хит, написанный на века, чем поднял и так хорошее настроение некоторым бывшим поблизости, в том числе и тем, от кого я не ждал такой невзыскательности, хоть и видел их впервые. Продолжая смотреть по сторонам, я отрешенно задумался над забавной сутью мироздания — когда вокруг было столько всего, смысл чего-то отдельно взятого обесценивался вне зависимости от степени твоей тяги к нему. Я находил лица, которые отворачивались слишком быстро, или, наоборот, продолжали невозмутимо смотреть в ответ, и тогда уже отворачивался я. Кому-то снова повезло протиснуться в двери раньше, чем он надеялся. Поток двигался медленно, но заранее предвещая, что рано или поздно я выберусь, и все станет совсем привычным.
Людская масса понемногу меняла конфигурацию, слегка сужаясь и редея, мне уже не приходилось прижиматься к стенке, чтобы никому не мешать. Вперед пропустили уже немало тех, кого не напугал совсем легкий ноябрьский мороз и то ли обещанный, то ли необещанный снегопад. Вытянув шею и заглянув верхним краем глаза в приоткрытые двери, я увидел вереницу вышедших, тянущуюся до лестницы, смыкавшей один этаж с другим, и понял, что всех выпущенных ждало какое-то общее чистилище независимо от их сорта. Почти все замеченные мной лица исчезли, но на их местах появлялись новые. Я продолжал всматриваться, не позволяя себе смотреть подолгу. В коридоре за дверями кто-то возмутился дерзостью смельчака, решившего сходу проскочить через всю лестницу.
Привлеченный чем-то в очередной раз, я быстро насмотрелся и, отвернувшись, увидел прямо перед собой юную особу, которая что-то рассказывала подруге. Вокруг глаз юной особы были нарисованы не слишком яркие звезды с множеством лучей, точнее, глаза были ядрами звезд, а лучи росли вокруг. Увлеченная беседой с подругой, она, скорее всего, меня не заметила. Я отвернулся, чтобы посмотреть на что-то другое, но другое уже было не столь интересным и таинственным. Подруги были ниже меня, и я делал вид, что ищу что-то над их головами, время от времени урывками глядя на лицо со звездами вокруг глаз. Юная особа все время улыбалась подруге, сверкая хищными зубками. Мне вдруг захотелось, чтобы люди в дверях остановили худо-бедно наладившийся поток по какой-нибудь высосанной из потолка