Робин говорила ровным голосом, словно ее не сильно заботило, станет он сотрудничать или нет. Ростку хотелось послать ее, только он боялся, что будет процитирован, а Робин пойдет по городу дальше — вынюхивать, кто и что может рассказать.
Не нужно было быть гением, чтобы предугадать следующий шаг репортерши. В своем доме, который охранял Отто, сидела бедная напуганная вдова Николь Данилович. Может быть, она и старалась скрывать страх. Но увидев Робин, Николь могла бы решить, что полицейский не сдержал слово и рассказал обо всем прессе, и тоже поведала бы обо всех его предостережениях, об убийствах мужа и свекра, и о том, что рука — это, возможно, послание от убийцы.
Он уже видел перед собой телевизионные анонсы: «Убийства в Миддл-Вэлли, подробности в шестичасовом выпуске новостей». Или так: «Серийный убийца держит в страхе местное русское сообщество! Смотрите эксклюзивный репортаж “Горячих новостей”!». Город в панике, люди достают из шкафов дробовики и готовы прикончить любого парня-курьера, неспособного толком объяснить, кто он такой. В город приезжают репортеры из передач типа «Самые разыскиваемые преступники Америки» и расспрашивают стариков об убийце, играя на их страхах и предрассудках.
Чтобы избежать всего этого, Росток уже попытался солгать журналистке — однако не помогло. Остался, по его мнению, только один выход: изобразить содействие, подкинуть ей пару незначительных фактов и попросить не выходить с репортажем в эфир, пока расследование не закончится. Попробовать явно стоило.
Он достал руку из морозильного отсека холодильника, под который переоборудовали комнату в дальней части здания. На внутренней поверхности пакета для улик образовались кристаллики льда, частично закрывавшие обзор содержимого. Сама кисть замерзла и затвердела, розовая кожа покрылась ледяной корочкой.
— Я положил ее в морозильник, чтобы дольше сохранилась, — объяснил он. — В морг пока решил не передавать — у коронера и так много работы. Не стоит беспокоить его по мелочам.
Он протянул Робин пакет, чтобы та поближе рассмотрела кисть, но репортерша отказалась. Тогда он со звонким стуком бросил его — наверное, слишком небрежно — на стол, рядом с сумочкой. По лицу Робин было заметно, что она отчаянно пытается скрыть отвращение. Росток повернул пакет так, чтобы девушке было лучше видно руку.
— Так вы ее и нашли? — спросила она. — С чуть согнутыми пальцами?
— Это нормальное посмертное состояние кисти с расслабленными мышцами. Такие пальцы у всех трупов, если вам доводилось видеть.
В теплой комнате кристаллики льда начали быстро таять, затуманивая пластик.
— Хотите я открою пакет, чтобы вам было лучше видно? — спросил он.
Репортерша поморщилась и покачала головой — вероятно, еще не была готова к такому повороту событий. Росток откинулся на спинку кресла и заулыбался.
— Что вы собираетесь с этим делать? — спросила Робин.
— Не знаю, — пожал он плечами. — Сохраню на случай, если кто-то за ней придет.
— У вас прямо какое-то бюро находок.
Она не спускала глаз с пакета. Росток удивился напряженности ее взгляда.
— А что еще мы можем сделать? Через какое-то время, если не найдем хозяина, избавимся от нее. Кремируем, или зароем на кладбище, где ей и место.
— А вы проводили какие-нибудь тесты?
— Мы сняли отпечатки пальцев перед тем, как заморозить. Проверим их по базе данных ФБР, может, что и найдем.
— Сколько времени это займет?
Робин подвинулась ближе к пакету. Она вела себя так, словно кисть была живой. Росток наблюдал за девушкой со спокойным удивлением, выжидая, что она сделает дальше.
— Сама проверка займет не больше пятнадцати минут — у них же все компьютеризировано. Но шансы найти совпадение минимальны. В базу занесены отпечатки преступников, ветеранов, государственных служащих вроде меня — в общем, тех людей, у которых есть причины снимать отпечатки.
Он видел, что она набирается храбрости открыть пакет. Лицо приняло мрачно-решительное выражение, алые губки плотно сжались.
— Рука не пахнет, — заверил девушку Росток. — Она хорошо заморожена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Для репортерши Робин Кронин была довольно молодой, хотя, с другой стороны, телевидение — не пресса. Ростку чаще приходилось встречаться с журналистами из местной «Скрантон Таймс энд Трибьюн», и это в основном были мужчины на четвертом десятке, которые вели себя так, словно все в жизни уже повидали и автокатастрофа или чье-то самоубийство для них незначительный пустяк. Им требовались только имя жертвы, возраст и причина смерти, узнав которые, они спешили к себе в Скрантон, как будто там вот-вот должно было случиться событие для их репортажа. Однако этой девушке, что сидела перед ним, не было и двадцати пяти, и она, сражаясь с собственным отвращением, смотрела на человеческую кисть так, словно та должна была заговорить и сама поведать свою историю.
Он против собственной воли почувствовал уважение к Робин.
— Это нормально? — спросила она. — Я имею в виду рану на запястье — словно бы отрезал хирург.
— Все зависит от того, что именно произошло, — сказал Росток. — Допустим, кисть отрезало газонокосилкой. Кто-то полез к лезвиям, чтобы почистить, случайно нажал на кнопку — и все. Электромотор все делает быстро и чисто.
Репортерша до сих пор не решалась открыть пакет, словно боялась, что содержимое может быть отравлено.
— Кисть отрезает газонокосилкой — и она оказывается в банковском сейфе? — она покачала головой. — Придется придумать что-нибудь получше.
— Здесь вы ошибаетесь. Ничего мне не придется. Никаких признаков совершенного преступления нет. Это вполне мог быть несчастный случай. Если никто не придет в участок в поисках своей правой кисти, мы так ничего и не узнаем. Я просто закопаю ее и обо всем забуду.
Кофе наконец сварился, и Росток налил его в два пластиковых стаканчика.
— Сахар надо? — спросил он.
— Немного заменителя, если есть.
— А сливки?
— Нет, спасибо.
Он налил себе в стакан ложку сливок «Coffeemate» — ровно столько, чтобы они растеклись по поверхности густой черной жидкости. Второй стакан поставил перед девушкой и сел на свое место в ожидании ее следующего шага.
Она перевернула пакет, чтобы рассмотреть кисть под другим углом. Изморозь быстро таяла, и детали теперь были видны отчетливее. Росток разглядывал репортершу, потягивая кофе из стаканчика — медленно, чтобы не обжечь язык. Канарейки радостно щебетали, прыгая с жердочек к кормушке и обратно.
— Мне лучше ее убрать, — наконец сказал он. — Иначе может оттаять.
Она нехотя отдала ему пакет. Росток провел пальцами по воздухонепроницаемым кромкам, проверяя, не нарушила ли она герметичность.
— Крупная кисть, — заметила она. — Думаю, рука принадлежала сильному человеку. Большие пальцы, на тыльной стороне ладони что-то вроде шрама. Похоже, он долгое время занимался физическим трудом, хотя было это довольно давно — мозолей на ладони не много, и ногти ухоженные.
— Говорите, как настоящий коп, — невольно восхитился он. — Вас этому на журфаке учат?
Робин подняла взгляд и подула на кофе. Она поджала губки, словно бы посылая Ростку воздушный поцелуй. Получилось мило.
— Вы, конечно, не могли не заметить этих мелких деталей, — сказала она. — И, наверное, указали их в своем отчете.
Снова забрасывает удочку, подумалось ему.
— Я сделал кое-какие записи, — осторожно проговорил Росток.
Полный гордости за то, как ловко ему удалось разобраться с репортершей, он сделал еще один глоток кофе. Но та опять улыбалась ему своей дерзкой улыбкой.
— Насколько я знаю, кисть была завернута В бумагу, — сказала она, — на которой была необычная надпись. На русском, верно?
Рука со стаканом кофе замерла на полпути. Полицейский отчаянно пытался найти ответ, способный предотвратить дальнейшие вопросы, но знал, что такового не существует.
23
— Этого я обсуждать не могу.
В ее глазах появился блеск, давший Ростку понять, что он сболтнул лишнего.