С ней работали другие женщины, и те искали временного убежища в сладких объятьях галлюциногенных веществ: подобно гурманам, они выбирали из богатого меню наркотиков, предлагаемых их покровителями. Она не раз думала, что куда дешевле и быстрее перерезать себе вены, лежа в теплой ванне; может быть, даже в ванне с пеной — чтобы не видеть, как страшно меняет свой цвет вода. Однако Николь так и не смогла принять окончательного решения.
Она стала пленницей собственной жизни. Такое существование было не по ней, но и прервать его она не осмеливалась. Именно поэтому однажды, проснувшись и обнаружив себя замужем за незнакомым человеком, — пожилым мужчиной с вытянутым, испещренным морщинами лицом и седыми волосами — она не стала сопротивляться. Ей показалось, что это священная рука Судьбы вмешалась в ее жизнь, предоставляя второй шанс. До этого дня она считала брак чем-то запретным — словно свадебного ритуала и размеренной жизни были достойны только нормальные женщины. У ее нового мужа были водянистые глаза, большие уши и только месячная пенсия в качестве заработка. Однако он говорил мягким голосом, дружелюбно улыбался и всегда был вежлив и заботлив по отношению к ней.
Учитывая обстоятельства их свадьбы, вряд ли Пол был в неведении относительно ее прежней жизни, но его, похоже, не смущало прошлое Николь. Он хотел одного — увезти ее в свой родной город в Пенсильвании. Там у него был дом — наследство от отца. Она не сразу полюбила Пола, но все равно верила, что брак с ним — это ответ на ее молитвы, шанс начать все сначала, возможность просыпаться утром и не чувствовать отвращение к себе из-за того, что она делала прошлой ночью.
Теперь же ей вновь начало казаться, что она попала из огня в полымя. В Лас-Вегасе за ней хотя бы не охотились убийцы.
Из угла Николь заставил выбраться неприятный и знакомый запах, пробирающийся в ноздри.
Поначалу она решила, что с ней играет собственное воображение. Она попыталась проигнорировать едкий запах и не вспоминать те горькие образы, которые он вызывал в мозгу. Однако он становился все явственнее, и Николь вынуждена была признать реальность его присутствия. Она выглянула в окно. Полицейский, как и обещал Росток, уже приехал, но все еще сидел в патрульной машине — наверное, заполнял какие-то бумаги.
Николь неслышно отворила дверь спальни и спустилась на первый этаж, с ужасом рисуя в голове то, что ей предстояло увидеть.
В любимом кресле ее мужа сидел Василий Жамнов и курил одну из тех дурно пахнущих сигарет «Красная Звезда», что можно найти только в магазинах русских иммигрантов.
Василий был худым человеком с узким лицом. Его черные, зачесанные назад волосы слегка завивались возле ушей. На нем, как обычно, был дорогой костюм, сидевший на удивление плохо: серые брюки, сшитые не по размеру, и бледно-голубая шелковая рубашка.
Василий был последним человеком, которого она хотела видеть в данный момент своей жизни.
А ведь она думала, что сумела спастись от него.
— Как ты сюда попал? — дрожащим голосом спросила Николь.
Василий улыбнулся, но не приятельски, а как-то плотоядно, словно напоминая ей: не стоит удивляться его умению беззвучно проникать в запертые дома. Как и тому, что он смог проскользнуть мимо полицейского. Миддл-Вэлли был маленьким городком, где редко появлялись люди вроде Василия.
— Я пришел выразить свои соболезнования — у тебя ведь умер муж. — сказал он.
— Ты приехал сюда из Лас-Вегаса только затем, чтобы сказать это? Но как ты узнал?
Василий пожал плечами и отмахнулся от ее вопроса, как от чего-то незначительного. Он затянулся русской сигаретой, выпустил струйку дыма и произнес:
— Ты не хочешь подробно рассказать мне о том, что нашла в сейфе?
21
Согласно стандартной полицейской процедуре, Ростку следовало бы сфотографировать кисть и передать ее в окружной морг, где части тела хранились до воссоединения с подходящим трупом. Но рука была первой серьезной уликой, которую Росток получил за все время расследования убийства Ивана. Она появилась сразу же после того, как он узнал об убийствах во Флориде и Аризоне, — и полицейский пока не хотел отдавать ее. Следующие несколько часов он провел, наводя справки в местных больницах о несчастных случаях в округе. Никаких сообщений об ампутации или несчастном случае с потерей конечности не было — другими словами, не было ни одного логического объяснения отвратительной находке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
К концу вечера у него появилось чувство, что кисть ему подозрительно знакома. Где-то он уже видел этот мизинец неправильной формы. То ли у какого-то знакомого, то ли у местного жителя, то ли на фотографии.
Измученный расследованием, он, наконец, положил руку в морозильную камеру полицейского участка, а клеенчатую бумагу, в которую была завернута конечность, забрал домой, чтобы изучить надпись без лишних свидетелей.
Несмотря на то, что надпись была на кириллице, язык не был похож на современный русский. Буквы выглядели как старославянские — их использовали теперь только в православных церквях, и едва ли они были понятны непосвященным. Росток тщательно вглядывался в слова. Они вызывали в памяти истории, которые любил рассказывать дед.
Виктор пытался представить, что сделал бы его дед при виде содержимого сейфа. Может быть, похоронил бы все — и руку, и бумагу, и даже металлический ящик — на русском кладбище. Прочитал бы над ними молитву. В конце концов, он был человеком, по-настоящему чтившим древние традиции.
А потом, попивая чай из стакана или покуривая трубку, набитую свежим табаком, старик вновь рассказал бы загадочную историю о «Святом Дьяволе», родившемся на свет в сибирской глуши и сумевшем обрести необъяснимую власть над императорским троном. Историю неотесанного, полуграмотного мужика, на время ставшего самым могущественным человеком Российской Империи. Его называли праведником и развратником, пьяницей и пророком. Его считали колдуном — и одни видели в нем антихриста, а другие почитали как святого.
Может быть, старый казак и поверил бы в то, что отрезанная кисть принадлежит этой темной фигуре истории — человеку, чье имя было выведено карандашом на клеенчатой бумаге.
Что если в сложном переплетении мифов и исторических фактов, типичном для рассказов старика, была сокрыта та единственная деталь, которая даст Ростку ответ на вопрос, лишивший его сна?
Но только дед умер, и его тело лежало в могиле, так что он вряд ли мог чем-то помочь. А Ростка, пусть и воспитанного в традициях русского мистицизма и суеверий, логическое мышление заставляло искать рациональные ответы. Видя состояние руки, он отказывался верить, что она когда-то принадлежала «Святому Дьяволу», — даже несмотря на надпись.
В конце концов, Григория Ефимовича Распутина убили в России почти век назад, в снежном декабре 1916 года.
— Но как Распутину удалось стать самым сильным человеком в России? — спросил мальчик, — Ведь самым сильным должен быть Царь, Разве не он командовал армиями, людьми и всеми землями Российской Империи?
Старик улыбнулся. Мальчик хорошо усваивал уроки.
— Власть Царя распространялась только на создания этого мира, — объяснил дед, — Распутину же были даны силы, лежащие вне понимания простого смертного. Он умел предсказывать будущее. Мог читать мысли. Исцелять больных. Ему являлась сама Богоматерь. Он был способен управлять разумом людей и заставлять их делать так, как хотелось ему.
— Но ведь и раньше были люди, умевшие то же самое, — сказал мальчик. — Нострадамус и святые. У них ведь тоже были похожие способности?
Старик с радостью выслушивал возражения мальчика. Они свидетельствовали о том, что у него развивается способность мыслить независимо.
— Однако каждого из этих людей Господь наградил всего одним даром, — ответил старик. — Нострадамус умел предсказывать будущее. Святой Бернадетте[17] являлась Богоматерь. Святой Франциск[18] мог исцелять больных. Но Распутину были даны все эти способности, и даже больше.