в восьмидесяти от нас, – там вы останетесь живыми. Идите за мной.
Мы осенили себя крестным знамением и двинулись следом: – Помнишь, Петрусь?
Тот кивнул головой: – Как сейчас!
Сынок обратился ко мне: – Папочка, я пойду к мамке, а вы не страшитесь, тут с вами ничего не будет!
Мальчик растаял, как дым. Мы были вне себя от наваждения.
– Василь, это действительно ваш с Алесей сын? – спросил мой напарник.
– А кто ж его знает? У меня пока не было детей, но он назвал её мамкой. Подожди… может быть… неужели, в тот раз…? Петрусь, наверное, он и взаправду мой сынок. К этому времени должен бы родиться, если…. Но почему он такой? И как может быть в виде…? И меня нашёл!
– Василь, а твоя жена не ведунья? А то они… всякое могут!
– Что ты несёшь, Петрусь? У нас в деревне их ни одной нет.
* * *
Вдруг появились самолёты: началась бомбёжка передовых позиций. Мы лежали в старой воронке и вжимались в землю. "Господи, Иисусе Христе, помилуй, пронеси мимо…", – бормотал я. Один из Юнкерсов завыл сильнее всех. Я поднял голову: горящий бомбардировщик, нещадно дымя, казалось, валился в нашу яму.
– Мы пропали, – крикнул я Петрусю, – на нас падает самолёт!
Но он, разливая вокруг себя горящий бензин, со страшным шумом, пролетел в десяти метрах от нас и упал прямо в том месте, где полчаса назад были мы. Раздался сильный взрыв: сдетонировали не сброшенные боеприпасы. Аэроплан разметало в разные стороны. Горящий бензин попал на одежду, но мы потушили огонь друг на друге. Василёк спас нам жизнь!
Атака завершалась. Юнкерсы сбрасывали бомбы далеко от нашей позиции. Мальчик привёл в самое безопасное место.
– Василь, кабы не твой сын, были бы мы сейчас покойниками! – воскликнул Петрусь. – Смотри, горит весь кустарник, где мы были! Ай, спасибо, Васильку!
И вдруг появился он – воздушный, но степенный. Я, забывшись, бросился к нему, но мальчик растаял и возник в другом месте.
– Сынок, родной, ты спас нам жизнь! Смотри, что творится на прежней позиции! – указал на кустарник.
– Я знал о предстоящем событии, папа, оттого и увёл вас сюда.
– Но, как ты…?
– Я хочу, чтобы ты вернулся ко мне и маме, живым. Вы мои родненькие и я для вас не пожалею жизни. Я проведу тебя через войну: мне разрешили это сделать. Посему, слушайтесь меня! Сейчас появятся танки. Стреляйте, но между выстрелами не высовывайтесь. Вы подобьёте два танка и останетесь живы.
– Василёк, родной сынок! Ну, подойди ко мне, я тебя обыму, расцелую! Ты кровинка моя, спаситель наш! Иди к отцу.
У меня от умиления и родительской любви потекли слёзы. Мне неимоверно хотелось заключить в объятия сынишку, приласкать его. Я протянул к нему руки.
– Запрещено, папочка! Если ты прикоснёшься ко мне, я потеряю способность являться, охранять тебя, и ты можешь погибнуть! Возбранено это!
– Кем же запрещено? Разве отец не может приголубить сына! Скажи, кто он?
– Ты не поймёшь, папа. В жизни за всё надо чем-то жертвовать. Перестанешь – начнутся другие события. Я заплатил за твою жизнь моей разлукой с тобой. Я очень люблю тебя и мамку Алесю, вы дали мне жизнь! Поэтому прошу, не прикасайся ко мне, если хочешь, чтобы я вам помогал! Иначе уйду и не сумею больше приходить!
– Что ты, сынок? Не буду! Но так хочется приласкать свою кровиночку! Мне приятно смотреть на тебя, ты мой ангел-хранитель! – говорил я, захлёбываясь слезами. Ведь это был мой первенец, который появился в моё отсутствие.
– Не говори так, папа. Я не ангел, а твой сынок!
Вдали показались танки.
– Помните, что я вам говорил! – крикнул мальчик и растаял, как дымок.
– Приготовиться к бою! – отдал я команду. – Ух, ты – "Тигры". Будет большая драка. Плохо дело, наши "игрушки" их не достают. Но, что делать? – будем стрелять, может, кому-то придадим страху!
– Василёк сказал, что мы подобьём два танка, – напомнил Петрусь, – так что не дрейфи, пали по самоходкам!
Я сделал выстрелов пятнадцать, но ни один не остановился.
Перед нашей позицией, на расстоянии семидесяти метров, оказалась огромная воронка. Один из "Тигров", гусеницей, угодил в неё. Теперь же, выползая наверх, он показал своё днище. Угол подъёма был крутым, гусеница буксовала и он, сильно накренившись, замер в положении хорошей мишени. Я не преминул этим воспользоваться. Снаряд пробил слабое днище. Раздался сильнейший взрыв: рванули боеприпасы в танке. Башню сорвало с поворотного круга и отбросило в сторону. Появилось пламя.
– Есть, Василь, молодец! – обрадовался Петрусь. – Попал, гад, на мушку! А где же, другой наш "панцер"?
Второй – "Фердинанд", двигался следом за подбитым и сейчас вынужден был объезжать его. Он развернулся на девяносто градусов и, подставив бок, пошёл в сторону, от горящего. Моя пуля ударила в один из траков. Миниснаряд не перебивал его, но повреждал и мощный двигатель танка сам рвал их. Бронемашина закрутилась на месте, размотала гусеницу и замерла, повернувшись задом к позициям. Следующий мой снаряд пробил слабую броню отсека двигателя: появился чёрный дым.
– Василь, горит, вражина! – закричал Петрусь.
Из люков полезли танкисты. Петрусь приложился к винтовке. Бил он хорошо: двое свалились, третий спрыгнул между перезарядами и спрятался под танком. Застучал его автомат, пули прошелестели над головами. Мы почувствовали движение воздуха от мелькнувшей смерти. В этот момент орудийный снаряд угодил под башню дымящегося "Фердинанда". Сильный взрыв отбросил её в сторону. Из-под него выскочил стрелявший в нас немец и, сдавив руками уши, закружился рядом с ним.
– Смотри, – я толкнул Петруся, – фрицу-то ой, как плохо! Контузило его. Помоги этой сволочи встретиться с предками!
Хлопнул выстрел – фашист упал.
– Молодец, Петрусь! Тебе бы снайпером быть.
Горело много бронированных чудовищ, атака гитлеровцев захлебнулась. Наступило затишье перед новым броском. И тут со стороны германцев появился мальчик и закричал: – Папочка, дядя Петрусь, не выглядывайте из воронки! Возле танка лежит раненый немец и держит наготове ружьё! Потерпите, он скоро умрёт.
Петрусь поднял на винтовке каску. Заработал автомат: две пули, сделав вмятины, с визгом, отрикошетили в сторону.
– Василёк, а как ты узнал, что фашист скоро откинется?
– Я многое понимаю, только не могу сказать. Да вы и не поймёте.
– Сынок, ну, почему ты такой бледненький? Тебя мама Алеся кормит? Что вы едите? В селе немцы есть?
– Нет, только два полицая. Мамка сажала бульбу: мы снедаем её. А ещё печёт драники из лебеды. Только соли нету.
– Сынок, у меня есть, бери!
– Не могу. Я же воздушный, потому и летаю….
К нам приполз комбат: – Молодцы, Белорусия, хвалю! Ловко вы их завалили! Представлю к награде!
Поговорив с нами, офицер ползком отправился дальше.
– Жалко дяденьку – убьют его скоро!
– Василёк, а ты откуда зн…? – Петрусь прикусил язык.
– А, как сделать, чтобы он остался жив? – спросил я малыша.
– Он пришёл в мир, чтобы умереть за других. Ему так надо