в квартире один!
Дома милые сердцу коллеги,
Для общенья с подругами – скайп.
Позабыты в отелях ночлеги,
Пандемия – невиданный хайп.
Изнываю, как узник в неволе,
Без привычных, доступных мне тел,
Похотливость топлю в алкоголе,
Хотя вовсе другое хотел.
Карантину не видно финала,
Вирус косит настырно людей.
В ожиданье большого скандала
Протираю окно в мир – дисплей.
Одиноко течёт в интернете
Жизнь без женских заботливых рук.
Размышляя о страстном сюжете,
Слышу сердца восторженный стук.
Распрощаюсь я с суммою круглой.
Помечтав о контакте живом,
С надувною резиновой куклой
Разведу политес перед сном!
Звери
Брожу по квартире, как пойманный зверь,
Бросаюсь на стены в запарке.
Пришло осознание только теперь —
Тоскливо сидеть в зоопарке,
Не в силах железные прутья разжать
И вырваться смело на волю,
Уныло по кругу слоняясь, брюзжать,
Ругать незавидную долю.
Меня карантин посадил под замок.
Я этой печальной весною
Отлично усвоил наглядный урок,
Наполнился горькой виною.
Мы ловим животных, по клеткам томим,
Свободы лишая привычной.
На них, проходя, с интересом глядим,
Забыв о судьбе горемычной,
Которую мы предоставили им —
До этого диким, вольготным.
Беспечно смеёмся, конфеты едим
И морщимся запахам скотным.
Представить кошмарно: пожизненный срок
Я должен тянуть за решёткой.
А тварям невинным бетонный клочок
Отводится с санобработкой.
В квартиру впустил свежий ветер и свет,
Стою в размышленьях у двери.
Пытаюсь на свой же вопрос дать ответ:
«Мы самые злобные звери?»
В пандемию
За окном пустой проспект
Без машин и пешеходов.
Разрушительный эффект —
Ни работы, ни доходов.
Каждый отрок взаперти,
По домам пенсионеры,
С грузом за спиной в пути
Лишь проворные курьеры.
Пандемия на дворе —
Граждане по норам, хатам,
Позабыты кабаре,
Все больные по палатам.
Шумный город опустел,
Стало слышно щебетанье.
Я в неволе потускнел
И желаю на свиданье.
Одиночество гнетёт,
Изнываю по общенью.
Просится душа в полёт,
За цветущею сиренью.
Отворю с опаской дверь,
Выйду в двор полузабытый,
Словно из вольеры зверь,
Настороженный, небритый.
Воздух одурманит. Кровь
Бурно потечёт, как в сказке.
Отыщу свою любовь
В медицинской светлой маске.
Взашей
В Москва-Сити вздымаются в небо
Колокольни без колоколов.
Всюду храмы – дворцы ширпотреба,
Блеск рекламы на месте крестов.
Изменяется облик столицы,
Хорошеет она с каждым днём.
Сюда даже вольготные птицы
Прилетают за длинным рублём.
Шаурма заменила баранки,
Расстегаи, ватрушки, блины.
Тополя без ветвей, как подранки.
Новоделом проспекты больны.
Тот ли это купеческий город —
Хлебосольный, дремотный, хмельной?
Я им схвачен за поднятый ворот
И взашей выгнан грубо долой!
Восхищенье в ипотеку
Расставив ноги, мост стоит,
И по нему бегут машины.
По берегам шумят осины,
Листвы зелёной профицит.
Пришло весеннее тепло,
Запели первые пичуги.
Забылись зимние недуги,
В оттаявшей душе светло.
Течёт с небес аквамарин
И отражается водою.
Я полон радостью земною,
В крови бурлит серотонин.
Собрал обид домашних хлам,
Через ограду бросил в реку.
Взял восхищенье в ипотеку
С любимою напополам.
На самоизоляции
Паяц городской я до мозга костей,
Прижившийся в центре столицы,
Среди переулков кривых, площадей,
Где старых дубов единицы.
Меня не прельщал деревенский уклад,
Чурался навоза и грязи,
Привык ощущать я машин едкий смрад,
Использовать в бизнесе связи.
Змея-пандемия силком загнала
На дачу, где только шесть соток.
Теперь у меня растут репа, свекла.
Я стал подозрительно кроток.
С рассветом встаю и на грядках тружусь,
О вирусе знаю по слухам.
Огромной оранжевой тыквой горжусь,
Помощник соседним старухам.
Нервозность развеял спокойный уклад,
Живот сбросил форму пивную.
Увидев впервые в ночи звездопад,
Создал я картину цветную.
Читаю, творю и хозяйство веду
Размеренно и плодотворно,
Как раньше, не бью вечерами балду —
Копаться в земле не зазорно.
Боюсь, что ослабят глухой карантин,
Придётся вернуться в контору,
И вновь станут буднями смог и бензин…
Я, бросив забот нудных свору,
Покину легко мегаполис седой,
Окутанный плотно дымами,
Решив наслаждаться весенней водой,
В полях любоваться цветами.
Перед грозой
Потянуло холодом от речки,
Закатился в лузу солнца шар,
Потемнели облака-овечки,
Занялся на западе пожар.
Синева насупилась сурово,
Появилась стая грозных туч.
Набухая яростью свинцовой,
Ветер дул, неистов и могуч.
Вдруг затихло всё перед грозою.
Лес застыл – в преддверье битвы рать.
Озеро ненастною порою
Бирюзу пыталось расплескать.
Ливень лил, порол жестоко землю,
Словно плетью, частоколом струй.
А она терпела: «Всё приемлю», —
Небу посылая поцелуй.
Два мира
Весна юноликая с талией тонкой