Читать интересную книгу "Червь-3 - Антон Лагутин"

class="p1">— Не надо резать, это тебе не хлеб. Веди лезвие по контуру, края должны быть ровными.

И то верно.

Когда я закончил, когда ровный овал замкнулся, я убираю маску. Лицо моего мёртвого друга оставалось непоколебимым, но только теперь отчётливо были видны контуры начала дальнейшей работы.

Теперь всё ровно.

Теперь всё по размерам.

Главное — не обосраться.

Ал смотрит и одобряюще кивает головой. В ответ я скорчил самодовольное лицо и кивнул ему в ответ. Он подходит ко мне.

— Дай мне нож, — просит Ал, вынимая из кармана кусок рваной тряпки.

Он протянул мне свободную руку. В раскрывшуюся ладонь я вложил ножик. Ал всё делал аккуратно. Было видно, как он экономил секретную жидкость, стряхивая жалкие капли на кусок ветоши. Убедившись, что на тряпке достаточно жижи, он принялся натирать лезвие. Медленно, постоянно крутя нож у носа. Что-то пристально рассматривал. Подставлял нож под прямоугольник света, всматривался, и снова принимался натирать. Проведя еще пару раз по лезвию тряпкой, и сдунув застрявшие в трещинах ворсинки, Ал остановился.

Я забрал ножик из протянутой ладони. Теперь он выглядел более презентабельным. Гладкий, блестящий, как будто эпоксидной смолой заполнили все трещины и щели. Я решил полюбопытствовать:

— Что это за жидкость?

— Я не знаю. Мне не докладывали, — Ал присаживается на колени возле меня, обхватывает отрубленную голову руками. — Надо торопиться, жидкость сейчас высохнет.

— Ты так сильно переживаешь, что она может высохнуть, — я вставляю лезвие в разрез на щеке, оттопыриваю край кожи и начинаю срезать лицо, рубя лицевые мышцы.

— Да, ты права, — говорит Ал. — С каждым днём мне выдают всё меньше и меньше, пугая тем, что оно может и вовсе закончиться.

Лезвие под кожей шурует прям как раскалённый паяльник. Я вставляю лезвие и веду его от себя.

Вставляю и веду.

Срезаю сантиметр за сантиметром, то задевая кость, то упираясь кончиком в глазницу. Вот отделилась щека. Освободил нижнюю челюсть. Когда мы перемещаемся на другую сторону лица, Ал говорит:

— Если жидкость закончится, я не смогу закончить доспех в срок. Меня просто не будут отпускать домой! Мне придётся сидеть здесь сутки напролёт, проделывая отверстия в этой коже своими силами. Стуча молотком весь день. Я не смогу…

Нытик, бля!

Ал говорит:

— Жидкость размягчает кожу «Труперсов». Она быстро впитывается, разливаясь по трещинам, тем самым делая её уязвимой для нашего оружия.

— А почему бы не смазать этой жижей обычное оружие, из стали?

— Давай я тебе лучше покажу.

Он берет со стола обычный стальной ножик. Сбрызгивает на тряпку пару капель и быстро натирает лезвие.

— Теперь смотри, — говорит Ал, поднося нож к голове Дрюни. — Держи голову…

Я только и успел надавить, как кончик лезвия ударил в висок, чуть не выбив голову из моих рук. Ал отвёл руку. Я посмотрел на место удара: ничего не обычного, всё в том же виде, как и было ранее. Нож не оставил даже царапины. Даже крохотного скола не получилось выбить.

— Метал становиться тупым, — говорит Ал, — жидкость создаёт еле заметный слой, превращая обычное острое оружие в пустышку.

Быстрым взмахом Ал полоснул ножом по ножке стола — и тоже ничего. На куске дерева появился еле заметный след, как будто шариковой ручкой провели.

— На, сама попробуй, — он протягивает мне ножик.

Кончиком большого пальца я надавил на лезвие. Действительно тупое. На пальце остался лишь еле ощутимый маслянистый след, не причиняющий никакого вреда. А что если… Я подношу нож к руке. Ал даже не дёрнулся, смотрит с безразличием. Рублю по запястью. Холодный метал очертил белую полоску на коже, но вот чтобы её вспороть — нет. Некогда острый ножик стал абсолютно тупым. Даже дети не причинят себе вреда.

— Жидкость высохнет — и нож снова станет острым, но он всё равно будет бесполезен в схватке с «Труперсами». Только искусно наточенная кожа самих же «Труперсов» может вскрыть их природный доспех. А с применением этой жидкости — это можно сделать с одного удара.

— Но как получилось обнаружить такое свойство их кожи… как? Кто вообще догадался снять с них кожу и заточить? И жидкость…

— Я не знаю. Я лишь занимаюсь грязной работай. И кстати, давай уже закончим её.

Закончив распиздяйничать, мы возвращаемся к работе.

Всё это время Ал крутил голову, упрощая мне работы. Впереди оставалось отделить от черепа только лоб. Лицо было твёрдым, как моя маска. Я берусь за подбородок, приподнимаю его и просовываю лезвие чуть выше глазницы. Вставляю и веду. Веду и слышу:

— У тебя хорошо получается. Снимала раньше кожу с животных?

— Да, — отвечаю я, — с животных.

Срезать лицо оказалось не так то и просто. На пути лезвия постоянно возникали препятствия: то кость опадала, то шла в гору. Усугублялось всё тем, что сама по себе кожа была дубовой, и её нельзя было так легко согнуть, скрутить или отложить в сторону, словно кончик ковра. Под конец мы в четыре руки отдирали лицо от черепа, так как срезать все мышцы было невозможно.

Когда раздался звук похожий на отрывание панциря от тела краба, мы с Алом чуть не упали. Держа оторванное лицо, Ала по инерции понесло к стене, а мои руки хлынули в разные стороны, уронив голову на пол. Неловко вышло, но против законов физики не попрёшь.

Доставая голову из-под стола, я услышал мужской смех. Смотря на меня, Ал смеялся с каким-то отвращением. Конечно, не каждый день увидишь девушку с зажатой подмышкой головой. Я не стушевался. Засмеялся в ответ, ведь не каждый день увидишь паренька, держащего в руках срезанное лицо. Лицо, очень похожее на мою маску, но с одним отличием — это был лик мертвеца. Мерзкий и жуткий.

— Хорошая работа, — говорит Ал, кладя лицо на стол. — Но мы еще не закончили. Садись обратно на стул. Так, теперь смотри: клади голову на ноги и разверни её к себе затылком. Ага, верно. Видишь тот маленький бугорок?

— Вижу.

Проще простого. Этот холмик был заметен невооруженным глазом.

Ал говорит:

— Бери кисточку и веди её от бугорка вниз, до конца шеи.

Смачиваю хвостик кисти в бутылочке, и делаю всё так, как говорит «мастер». Влажный хвостик скользит по коже, пропитывая поры и трещины секретным составом. И какой же знакомый запах! Знакомый до боли! Нарисовав кривоватую линию на высушенной коже, я