Читать интересную книгу Морок - Олег Мизгулин

Деревянный помост был оборудован металлическими перилами, кособочился уклоном вниз, оттого первая его половина щедро заливалась водицей. Зато Т-образный конец причала был задран высоко от моря, был сух, а точнее пересушен солнцем. Всё это Ваня определил визуально, едва только забрался по перилам наверх. Т-образное завершение пирса ни к чему не обязывало, но в то же время приглашало посетить именно его. Была ли это прихоть личного характера или всё же им руководило нечто высшее-безмотивное, Ваня не задавался сей проблемой. Он просто пошёл, пружиня толчковыми шагами качающийся пирс. Пока шёл, мелькнула мысль и зажгла воображение: к таким пирсам, случается, пришпилены лодочки, а могут стоять и катера… О… О-бана! Спонтанная идея оборвалась, уступая место визуализации. За парапетом качались на волнах, прицепленные к ограде четыре лодки. Катеров, увы, не было, но и этого было достаточно, чтобы вдруг уверовать в возможности выпестовать свои фантазии. «Надо ж, только подумал! — Ваня с восторгом оглядывал кормовое нутро одной из четырёх плоскодонок. Растрескавшаяся синяя краска, разбитые уключины и отсутствие в них вёсел делало из лодки невыездное плавсредство. С другой стороны, днища у всех были сухие, без намёка на сырость. А это было куда поважней гребней. Лодки считались на ходу, а правильней сказать на плаву, а управлять ведь можно и сподручным материалом. «Вот ведь дудка! — подумал Ваня. — Родил тему однобоко. Лодка, но без вёсел! Подсознанка, по ходу суживает наполовину…» Пятую лодку он заметил поздно. Зад её выторачивался из под края площадки и поэтому та не сразу попала в поле зрения. Сейчас её бочину разворачивала волна и… И там КТО-ТО сидел.

Сердце ёкнуло в преддверие новой сюжетной линии. Человек — это знакомство. Выход на определённое откровение. Особенно, если учесть, зачем Климов здесь… Незнакомец в лодке сидел за вёслами, с этим у него не было недобора. Сидел к Климову в профиль и тот как не старался его разглядеть, никак не мог. Человек сидел в серой ветровке, к тому же лицо его скрывал плотный капюшон и сам он, в общем-то, не спешил явить глаза для контакта. Лодка крутанулась дальше. Незнакомца вывернуло спиной…

— Товарищ… — Осмелился обратиться Ваня и внутренне покривился. (Ну, молодец, из всех вариантов обращений выбрал самое противное «таварищ-щь») — Не знаю вашего имени-отчества…

— Залазь! — Голос незнакомца был негромок, но самодостаточно ярок. Была ли в нём хрипотца, а может он просто был простужен, Климов озадачился этим ненадолго. Убило иное. Незнакомец обращался к нему, Ване, и при этом не удосужился повернуться к собеседнику должным образом. Хотя бы в треть поворота. Обратился спиной. Или из-за спины… Ваня собрался было отпустить едкое замечание, но субъект опередил его:

— Не бери в голову! Садись… Поплаваем.

Сказано было ровно. В том смысле, что Ваня не уловил в интонации сидевшего, к нему спиной, человека командных приказных ноток. Сказано было просто, без выкидонов и понтов, словно Ваньша был, ни дать ни взять, приятель, дружбан, кореш… Простота и непритязательность подкупила, и Ваня, который сам въезжал в любой разговор без затей и сложностей, повёлся…

Ноги, перекинутые через парапет, оттолкнулись от мостика и коснулись носовой части лодки. Посудина качнулась, и Ваня, чтоб сохранить равновесие, согнулся в приседе, включая в опору и руки.

— Оп-па… — Он выпрямился и поглядел на лодочника. Отчего-то показалось, что он задел того ногой. Но незнакомец так и не шелохнулся, что ж… Климов прошёл в заднюю часть лодки, чтобы сесть лицом к гребцу. Пора было заканчивать эти прятки. Капюшон последнего скрывал большую часть лица, зато хорошо проступала переносица и надбровные дуги. Глаза… Глаз вино не было. Похоже, веки его были опущены. Как и подбородок…

Внезапно незнакомец сам резко откинул капюшон и поднял взгляд.

— Давид. — Он протянул руку.

Прежде чем разглядеть лицо, Иван пожал протянутую ладонь, и она ему показалась ощутимо крепкой в условиях иллюзорного мира.

— Ваня.

Высокий лоб, ветхий стриженый волос и отсутствие бровей несколько старили молодое лицо, теперь уже знакомца. Желтушный цвет лица был, несомненно, признаком какой-то болезни, и ещё глаза… Они отдавали нездоровым блеском. «Гепатит? — Подумал Ваня, между тем как Давид тронул вёсла. — Отчего мне кажется, что я его где-то видел?»

Видеть этого человека Климов мог по жизни где угодно: в троллейбусе, парке, на подъездной скамейке и, конечно, не обязательно, что он его знал достаточно широко. У Вани была совершенная зрительная память на лица и почему б подсознанию не выбрать именно этот образ?

— Ты мог видеть меня в доме моего отца: Роберта Шелеха. И не столько меня в очию, сколько моё фото. Не самое лучшее, кстати…

Голос Давида, вернее, тон-характер голоса, был объясняющее спокоен, убедительно лёгок, что Ваня (во, чёрт…) не сразу понял, что тот отвечает на его мысли.

«Давид… Сын Шелеха. Умер в июне этого года. От рака крови. Точно!!! Но почему он? Потрясение? Въелось?»

— Не то, чтобы потрясение, хотя… Можно и так обозвать. — Давид мерно налегал на вёсла, почти бесшумно разрезая волну. — Человеческое восприятие склонно впитывать шок и стресс гораздо глубже, чем какие-либо позитивные моменты. Скажем, показали тебе три скульптуры подряд: девы Марии с младенцем, девушки с веслом и горбуна Квазимодо. Будь уверен: подсознание выберет третье! Хотя разумом ты отдашь предпочтение первому.

Только сейчас Ваню проняло.

— Ты умеешь читать мысли?

Давид прищурил в улыбке глаза.

— Ну, если я читаю, то и ты это умеешь. Поскольку рот мой сомкнут. А голос… Такая же иллюзия, как и всё остальное.

«Ну и ну! — Подумал или сказал Ваня. Он лихорадочно заметался, пытаясь выставить цензуру тому разброду в голове, что обычно не контролируется. «Вот ведь дудка! А вдруг полезет в башку всякая шняга?!»

Давид, похоже, догадывался о его внутреннем борении, однако, счёл дипломатичным не высказываться (или не думать?) на сей счёт. А подумал он чуть спустя следующее. Голос его застучал в Ваниной голове чёткими ровными фразами:

— Тонкость подобного общения, мой друг, в своеобразном фильтре. Фишка в том, что дикий сумбур в голове, легковесная шняга, как ты изволил выразиться, не имеет приоритета над главной подачей. Представь, что ты разговариваешь с самим собой, что, в общем-то, не далеко от истины… А в беседах такого рода нет никаких моральных препонов, ни тем более стыда, поверь…

Давид грёб мягко, коротенькими взмахами опуская и поднимая весло. Ни плеса, ни брызг от борта не выходило. Лодка шла грамотно, без рывков и дёрганий. Пирс удалялся, а впереди по курсу расстилалось безбрежное море. «Куда?» — Коротко сквозануло в голове, и уже загодя знал, какой получит ответ.

— Да никуда! Сделаем кружок, море спокойно… А беседа двух мужчин в море на закате дня — это твоя подспудная фантазия. Да-да, твоя! Без тени пошлых инсинуаций… Ну, ты сам понимаешь. Нормальный серьёзный диалог двух людей.

— Двух?

— Условно двух.

Давид, казалось, улыбнулся, а Иван не понял сам, к чему он это спросил. Давид — сын прожжённого циника Шелеха, почивший на двадцать третьем году жизни, выглядел именно так, каким Климов запомнил его по фотографии. Без волос, худющий после химиотерапии. А ведь Шелех показывал и раннюю фотографию сына, только вот запомнилось второе. Прав Давид: шокирующее легче пролезает внутрь.

Иван внимательно поглядел на безмятежного гребца.

— Тебя выбрал я? — Вопрос являлся риторическим, потому что, прежде чем спросить, Климов знал ответ.

— Подсознательно. — Ответ Давида был именно таким, какой ожидался в принципе. Странно и забавно было сознавать, что сам Давид, его кинематика: двигающиеся плечи и даже морщины на его лбу — всё есть произведение Ваниного подразума и не более того. Или всё-таки… Нет! Вопрос, есть ли другие варианты, даже не стоял. Ваня, который и не пытался здраво рассуждать, ЗНАЛ, тем не менее, твёрдо: ТУТ происходит что-то вроде раздвоения его же эго, когда одна половина сознания вытягивает ответы на вопросы у второй… Теневой стороны сознания. Однако!

Ваня, молча, глядел на Давида, зная, что тот слышит его мысли и где-то, наверное, участвует. Проблема всё же в том, что никакого Давида на самом деле не было. Была визуализация его глубинных нервишек. Шиза, по-другому, так? А остальное: море, закат, причал — всего лишь обрамление его, Ваниной, стебанутой фантазии. Во сне, кстати, происходит нечто подобное: спонтанные лики и случайное развитие сюжета, а ещё… Ваня читал, что существует феномен вещего сна. Это когда информация о грядущем приходит к спящему чуть ли не открытым текстом. Чутьё подсказывало Климову, что в его СНЕ роль такого источника мог бы вероятно выполнять Давид. Ваня оглянулся на пылающий закатом горизонт. Существует тут время или ж… Иван по ощущениям понимал, что прошло не меньше пятнадцати минут, а солнце так и не удосужилось спрятать свой лоб, да и облачный караван нисколько не изменился. Не протаял, как это бывает и не сбился в новые формы. «По ходу, вся эта канитель — величина условная. Высококачественный глюк, сон, как ни назови… Единственно ключевое звено — Давид. Въевшееся воспоминание. Он же, раздвоение его сути, расколотое напополам сознание».