Олег Мизгулин
Морок
Пролог
Идти в гору всегда нелегко, а уж подниматься с набитыми вещмешками, рюкзаками в самый активный солнцепёк, вообще смерти подобно.
— Голова-а! Когда привальнём? — Шедший пятым, встряхнул рюкзак на спине, стараясь выровнять дыхание, добавил: — Здоровье кончается!
— Ты ещё не начинал идти, а уже умираешь. — Тот, кого назвали Головой, повернулся и произнёс: — На здоровье в лагере надо было жаловаться, а сейчас, изволь, шевели батонами, пока не скажут «стоп». Девчонки и то молчат.
— Оно бы и я молчал, да уж солнышко больно не милосердно. — Изрёк пятый, как бы соглашаясь, и съезжая с темы. Он был замыкающим в колонне и страховал движение двух особ женского пола, шествующих впереди него.
— Олег, может и правда тормознёмся. Ноги уже гудят, водички попьём, жа-а-рко… — Рыженькая девушка привалилась одним локтем на колено, переводя дыхание, щурясь, посмотрела на Олега.
Олег усмехнулся.
— Люция, а где ваш боевой энтузиазм, тот самый порыв, который нас всех сподвинул на покорение этого Эвереста?! Вы чё, девчонки? Кто всех агитировал полчаса назад продолжить приключения? Давайте тогда повернём назад, ещё не поздно, с горки как олени понесемся…Никола-и-ич! — Голова свистнул — О! Николаич уже упорхал — махнул рукой самому первому из группы, который ушёл в значительный отрыв, и сейчас обнаружив замешательство остальных, спускался вниз.
— Олежек, ну, дай чуток отдышаться, не по ровной же идём. Подъем такой крутой. — Люция, она же просто Люся или Людмила, поправила лямку вещмешка и улыбнулась. — Наш порыв ещё не остыл, правда, Наташ?!
Вторая девушка Наталья кивнула, и, ухватив Люсю за локоть, со значением произнесла:
— Наш порыв, уважаемый помощник капитана, по-прежнему в боевом запале. Вот только, — Наташа посмотрела вниз, — наши ноги об этом не знают. Вы, позволите, провести разъяснительную работу?
— Какую работу? Кому? — не въехал Олег.
— Ногам, конечно! — подыграл замыкающий парень.
Девчонки взорвались смехом.
«Ладно, — улыбаясь, подумал Олег, — юмор лучше, чем нытьё. Для новичков, они, в общем, не слабо выдают».
— А тебе, провокатору бабьего бунта, — Олег изобразил саму строгость, — отдельное гран-мерси! Сейчас ещё послушаем, чё Николаич скажет.
— Что, ребята, спеклись? — Подошедший мужчина, видимо старший этой небольшой туристической группы, уставшим и изможденным не выглядел. И это несмотря на 15–20 килограмм, в виде плотно набитого рюкзака за спиной, охотничьего ружья, и не менее, набитого баула в левой руке.
— Ладно, ладно, — жестом пресек он попытки ребят объяснить что то, перехватил баул правой рукой. — Идёте вы нормально. Я думал, раньше проявитесь. А вы…Молотки. За сорок минут верст пять сделали. А подъем крутоват, конечно, не ожидал. С виду казалось — сопочка. Ан нет, ножки нагружает.
— По тебе, Николаич, не скажешь, что ты запарился. Свеж как огурец. — Олег аккуратно спустил рюкзак к ногам. — Тебе чтобы взмылиться ещё семь верст да уклон покруче. Тогда вроде нас будешь.
— С моё полазаешь по сопкам и буреломам, научишься, Олег, и ходить и дышать при этом правильно. Вообще с опытом вырабатываются в тебе своеобразный ритм. — Николаич опустил свой рюкзак, все остальные как по команде проделали то же самоё.
— И ношу вот эту, — Николаич размыто обвел рукой вокруг сброшенной поклажи, — воспринимаешь как одно целоё с организмом. И не поверите. Позвоночник, если болел до этого, перестаёт болеть. Сам воздух таёжный лечит…
— Ну, на счет позвоночника мне кажется перебор, — со смехом заметил замыкающий. — Я тут вроде ко всему привык. И руки и ноги подкачал как Сталонне. А вот хребет не хочет делиться с походной действительностью. После таких бросков такое ломе по спине, что думаешь, что ж я лошадью не родился?
Люся и Наташа прыснули со смеху. Видимо этот участник турдвижения не редко их веселил.
— Не лошадью, Ванька, а конем. — Наташка, развивая тему, картинно обняла шею весельчака. — Ты бы был моим самым любимым конем, я бы тебя берегла, холила твою гриву, ездила бы на тебе только по праздникам и в выходные.
День набирал обороты. Сейчас казалось идти по тайге, закрываемой от солнца листвой и пихтой намного предпочтительней, чем топать по редколесью, подставляясь под прямые лучи светила. Тем более, что в гору.
— Ну, чё решим, Вадим? — Олег почему-то обращался по-разному. Николаич — это как бы по-свойски и для всех. А обратиться по имени значит подчеркнуть лишний раз многолетнюю дружбу. — Жарковато здесь для привала.
— Да, жарковато. Предлагаю следующее. Вон, видите небольшой ельник? — Вадим дернул подбородком. — Конечно реденький, но всё же, лучше чем на открытке. Минут семь потерпите, а там привалимся.
Вдохновленные идеей скорого привала, ребята шумно, подначивая друг друга, со смешками, заправились по своим мешкам и рюкзакам, и говорливой пехотой тронулись вверх.
— Ванька, кто обещал быть конем?! — Наташкин голос звонко разлетался по сопке. — Давно бы девушек домчал до привала.
— Ваш слуга покорный даже на клячу сейчас не потянет, — отвечал несостоявшийся скакун.
Группа из пяти человек не торопливо поднималась к означенному месту отдыха, оставляя за собой метры таёжной земли. Солнце было в зените, а попадавшие на пути редкие полусохшиеся кусты, да кривые не высокие деревца, не могли служить теневым убежищем на этой почти лысой горе.
Ельник не торопился приближаться, и путники, вытирая капли пота, невольно, ускоряли шаг, но отягощенные весом багажа, постепенно замедляли ход. Оставалось немного.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПАЛЁНЫЙ ВЕТЕР
ГЛАВА 1
Вадим открыл глаза. Спать больше не хотелось, но и вставать было некуда и незачем. На часах было половина пятого, а сумеречный рассвет ещё неуверенно проникал в окна.
Пожалуй, время глубокого и крепкого сна. Только где ж его взять. В последнее время снилась какая-то ерунда, набор абсолютно не связанных картинок. Череда меняющихся сюжетов: он в охотничьих регалиях и таёжной экипировке идёт лесными тропами. Вроде как один, а потом выходит, что не один, а с целой группой неизвестных ему людей. Причём один из них близкий ему друг, Олег Головной. Спустя немного, это уже не Олег, а дедушка его, Глеб Анатолич, почивший в бозе, на семьдесят втором году жизни, в то время, когда Вадим отдавал долг срочника в первой Чеченской кампании. С дедом понятно, многое связано, как впрочем, и с Олегом, но дальше совершеннейший алогизм, свойственный для сна. Вместо деда появляется незнакомая старушка, которая пытается его, бывалого таёжника в чём-то образумить, но делает это настолько невнятно и неразборчиво в рамках сна, что Вадим как бы отмахивается: хватит, мол, учёный. И неожиданно оказывается на лестнице…В чём мать родила…Вся его одежда внизу и чтобы одеться, надо спуститься, что он и делает, но спуститься вниз не может. Лестница движется вверх, в то время как он бежит вниз. Эскалатор, одним словом. И такая белиберда частенько и в разных вариантах. Зачастую, Вадим и не помнил, что снилось. Какие-то обрывки из отрывок. Ну вот, лестница…Лестница повторялась с какой-то неумолимой методичностью. Либо как вариант — он на высокой круче, бежит вниз. Раз — и снова на верху этой самой кручи. Как будто что-то или кто-то хочет донести: не вниз тебе надо, а наверху оставаться.
Во сны Вадим не верил, но как-то по случаю спросил у соседки. Антонина Дмитриевна верила во всё и вся, начиная с НЛО и кончая чудесами филиппинской хирургии. На случай толкований снов, у женщины имелись разного рода сонники.
— Что-то сделать ты должен. Важное…Чего сам пока не знаешь, — соседка вздохнула. — А какие-то обстоятельства не дают тебе, мешают.
Такой ребус измышлений оказался не лучше, чем сон, и Вадим плюнул на эту фантасмагорию. «Пусть лучше этот ералаш снится, чем война», — рассуждал он.
Война его отпустила неожиданно, хотя и не сразу.
* * *
С детства Вадим Зорин не был избалован теплом родительского внимания. Впрочем, родителей своих, он не помнил вообще. Дед, что растил его, воспитывал и давал уроки жизнепонимания, стал в его памяти единственным человеком, заменившим и отца и мать. Позже на вопросы подрастающего мальчика, дед скажет, что папа с мамой ушли из жизни давно, когда Вадюше не было, почитай и года, и что погибли они, разбившись на машине. Как выяснится впоследствии, это была полуправда. Дед не хотел травмировать психику ребёнка, и не мог сказать, что после смерти отца, действительно погибшего в автоаварии, мать Вадика, Зорина Ирина Глебовна, будучи женщиной с яркой выраженной внешностью и владеющая умами многих мужчин, недолго скорбела по безвременной кончине кормильца семьи.
Работала Ирина стюардессой, и вполне понятно, что специфика такой престижной профессии, не могла не послужить толчком в её дальнейшей судьбе. Красивейшая женщина, обладающая своеобразным роковым шармом, знающая в совершенстве не менее двух иностранных языков, Ирина всегда была магнитом для мужских взглядов.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/2/9/8/5/6/6/298566.jpg)