Джудит, потрясенная, отвернулась.
– Это то самое, бедная Хетти, да, это то самое. Теперь мой язык остудился, но что будет потом?
Эти слова заставили умолкнуть даже простодушную Хетти. Она не нашлась, что ответить на вопрос, проникнутый таким глубоким отчаянием. Сестры ничем не могли помочь страдальцу. Лишь время от времени они подносили воду к его пересохшим губам. Тем не менее Хаттер прожил дольше, чем смели надеяться девушки, когда нашли его. По временам он невнятно говорил что-то, хотя гораздо чаще губы его шевелились беззвучно. Джудит напряженно прислушивалась и могла разобрать слова: «муж», «смерть», «пират», «закон», «скальпы» и несколько других в том же роде, хотя они и не составляли законченных фраз, имеющих определенное значение. Все же эти слова были достаточно выразительны, чтобы их могла понять девушка, до которой не раз доходили слухи, рисующие прошлое ее мнимого отца довольно мрачными красками.
Прошел час, трудный час физической и нравственной пытки. Девушки совсем забыли о гуронах, и тяжелая картина страданий удалила от них всякое представление об опасности. Даже Джудит, имевшая основательные поводы бояться индейцев, не вздрогнула, когда услышала шум весел. Она тотчас сообразила, что это, без сомнения, ковчег приближается к «замку».
Твердыми шагами и без малейшего страха она вышла на платформу и действительно увидела невдалеке плавучий дом своего мнимого отца. Уа-та-Уа, Чингачгук и Генри Марч стояли на передней части парома и тщательно осматривали «замок», подозревая присутствие в нем скрытых врагов. Окрик Джудит немедленно успокоил их, и через несколько минут ковчег остановился на обычном месте.
Джудит не сказала ничего о своем отце, но Генри Марч по выражению ее лица понял ясно, что дела идут не совсем обычным порядком. Он первый вошел в «замок», но уже далеко не с тем дерзким и наглым видом, какой обыкновенно характеризовал все его поступки. Хаттер, как и прежде, лежал на спине, и младшая дочь обмахивала его опахалом. События этого утра вызвали значительную перемену в поведении Непоседы. Несмотря на умение плавать и готовность, с которой он прибегнул к единственному средству своего спасения, его беспомощное положение в воде, когда он был связан по рукам и ногам, произвело на Марча такое же впечатление, какое близость неминуемой кары производит на большинство преступников. Страх смерти и сознание полной физической беспомощности еще жили в его воображении. Отвага этого человека была в значительной мере следствием его физической мощи, а отнюдь не твердости воли или силы духа. Герои такого рода обычно теряют значительную долю своего мужества, когда им изменяют телесные силы. Правда, Непоседа был теперь и свободен и крепок по-прежнему, но то, что произошло, еще не изгладилось из его памяти. Впрочем, если бы ему суждено было прожить целое столетие, то и тогда все пережитое за несколько мгновений, проведенных в озере, должно было бы оказать благотворное влияние если не на его манеру держаться, то, во всяком случае, на характер.
Непоседа был глубоко потрясен и удивлен, застав своего старого приятеля в таком отчаянном состоянии. Во время борьбы с гуронами в «замке» он был слишком занят, чтобы интересоваться судьбой товарища.
Индейцы старались захватить его самого живьем, не прибегая к оружию. Вполне естественно, что Непоседа думал, будто Хаттер попросту попал в плен, тогда как ему самому удалось спастись благодаря своей неимоверной физической силе и счастливому стечению обстоятельств. Смерть в торжественной тишине комнаты была для него в новинку. Хотя Непоседа и привык к сценам насилия, но ему еще никогда не приходилось сидеть у ложа умирающего и следить за тем, как пульс постепенно становится все слабее и слабее. Несмотря на перемену в его чувствах, манеры у него остались в значительной степени прежними, и неожиданное зрелище заставило его произнести следующую весьма характерную речь.
– Ну, старина, – сказал он, – эти пройдохи доконали тебя порядком, черт бы их побрал! Вот ты лежишь теперь на досках и уж, видно, не встанешь никогда. Я рассчитывал, что тебя отведут в ирокезский лагерь, и никак не думал, что дело примет такой оборот.
Хаттер открыл полупотухшие глаза и бросил блуждающий взор на говорившего. Смутные воспоминания охватили его при взгляде на знакомые черты, которые не мог осознать его затуманенный мозг.
– Кто ты? – спросил он слабым, едва слышным голосом. – Ты не лейтенант Снег? О, гигант он был, этот лейтенант, и едва не отправил всех нас на тот свет.
– Пожалуй, коли хочешь, я твой лейтенант, Плавучий Том, и вдобавок твой закадычный друг. Но во мне нет ничего похожего на снег. Теперь покамест лето, и Генри Марч с первыми морозами оставляет эти горы.
– А, так это Непоседа? Ладно! Я продам тебе волосы, отменные волосы, только что содрал. Что ты за них дашь, Непоседа?
– Бедный Том! С этими волосами, видно, не дойдешь до добра, и меня берет уже охота бросить этот промысел.
– Где твои волосы, Непоседа? Мои убежали, далеко убежали, и я не знаю, как быть без них. Огонь вокруг мозга и пламя на сердце! Нет, Гарри, сперва убей, а потом скальпируй.
– О чем он говорит, Джудит? Неужели старику Тому, как и мне, наскучило его ремесло? Зачем вы перевязали его голову? Разве эти разбойники раздробили ему череп?
– Они сделали ему то, Генри Марч, чего вы и этот умирающий старик добивались сами незадолго перед этим: они содрали с него волосы, чтобы получить за них деньги от губернатора Канады. Ведь и вы добивались гуронских волос, чтобы продать их губернатору в Нью-Йорке.
При всех усилиях говорить спокойно Джудит не могла скрыть презрения. Генри Марч с упреком поднял на нее глаза.
– Отец ваш умирает на ваших глазах, Джудит Хаттер, а вы не можете удержаться от колких слов!
– Нет! Кто бы ни была моя мать, но я не дочь Томаса Хаттера.
– Вы не дочь Томаса Хаттера? Как вам не стыдно, Джудит, отказываться от бедного человека в его последние минуты! Кто же ваш отец, если вы не дочь Томаса Хаттера?
Этот вопрос смирил гордость Джудит. Проникнутая радостью при мысли, что ее никто не вправе осуждать за недостаток любви к мнимому отцу, она совсем забыла то важное обстоятельство, что ей некого поставить на его место.
– Я не могу сказать вам, кто был моим отцом, Генри Марч, – отвечала она тихо. – Надеюсь, однако, что он, по крайней мере, был честным человеком.
– Таким, стало быть, каким, по вашему мнению, никогда не был старик Хаттер? Хорошо, Джудит. Не стану отрицать, что по свету бродили странные слухи насчет Плавучего Тома, но кто же избегал царапин, когда попадал в неприятельский капкан? Есть люди, которые обо мне тоже отзываются не слишком хорошо, да и вы, Джудит, я полагаю, не всегда счастливо отделываетесь от злых языков.