– Не случилось ли с ним чего-нибудь? – воскликнула Джудит.
Хетти немного замялась и с робостью осмотрелась вокруг, как будто опасаясь, чтобы кто-нибудь из посторонних не расслышал ее речей.
– Ты знаешь, Джудит, что с ним бывает иной раз? Он не знает и сам, что делает или говорит, если немного подвыпьет. Теперь он подвыпил.
– Странно, моя милая, очень странно. Неужели дикари напоили его, а потом бросили? Ах, Хетти, тяжело дочери смотреть на отца в таком виде! Мы не подойдем к нему, пока он не проснется.
Тут стон, долетевший из внутренней комнаты, заставил Джудит изменить свое решение. Обе девушки подошли к отцу, которого они не раз видели в положении, низводящем человека до уровня скота.
Он сидел, прислонившись спиной к стене, в углу комнатки, и голова его тяжело свешивалась на грудь.
Подчиняясь внезапному порыву, Джудит бросилась вперед и сдернула с отца колпак, нахлобученный на голову и закрывавший лицо почти до самых плеч.
Она увидела ободранное, трепещущее мясо, обнаженные вены и мышцы… Хаттер был скальпирован, хотя все еще жив…
Глава XXI
Им легко издеваться, когда он убит, Осквернять молчанье могил, Но ему все равно, на холме он лежит, Где британец его схоронил.
Неизвестный авторЛегко представить весь ужас, который должны были почувствовать молодые девушки при этом неожиданном и страшном зрелище. Оправившись от первого потрясения, они перевязали изуродованную голову, смыли кровь с лица – словом, оказали отцу всевозможные услуги.
Через некоторое время старик Хаттер уже мог кратко передать все, что с ним произошло. В борьбе с гуронами Хаттер получил удар ножом от того старого воина, который из предосторожности отобрал оружие у всех своих подчиненных, но оставил его у себя. Натолкнувшись на упорное сопротивление своего противника, гурон решил дело ударом ножа. Случилось это как раз в тот момент, когда дверь отворилась и Непоседа вырвался наружу. Вот почему ни старого индейца, ни его врага не было на платформе в то время, когда там шла борьба. Хаттер совершенно обессилел, а его победителю было стыдно показаться со следами свежей крови на руках, после того как он так убеждал молодых воинов захватить пленников живьем. Когда три гурона вернулись после неудачной погони за девушками и решено было, покинув «замок», присоединиться к отряду, оставшемуся на берегу, Хаттера попросту скальпировали, чтобы приобрести этот освященный обычаем трофей. Затем его оставили умирать медленной смертью – случай, не редкий в этой части Американского континента. Однако если бы ранения, причиненные Хаттеру, ограничились верхней частью головы, он мог бы еще поправиться, но удар ножом оказался смертельным.
– О, Джудит, милая Джудит! – воскликнула Хетти, после того как раны были перевязаны. – Всю свою жизнь отец мой добивался чужих волос. Где же теперь его собственные волосы?
– Перестань, сестрица! Отец открывает глаза и может нас услышать.
– Воды! – прошептал Хаттер, делая отчаянное усилие, и голос его звучал еще довольно твердо для человека, уже находящегося при смерти. – Воды, глупые девчонки! Неужели вы дадите мне умереть от жажды.
Дочери тотчас же принесли воды и подали ее раненому, это был первый глоток, полученный им после долгих часов мучительных страданий. Вода освежила пересохшее горло и на минуту оживила умирающего. Глаза его широко раскрылись, и он бросил на дочерей тот беспокойный, затуманенный взгляд, которым обычно сопровождается переход души от жизни к смерти.
– Батюшка, – сказала Джудит, приведенная в отчаяние своим бессилием спасти умирающего старика, – что мы можем сделать для тебя?
– Батюшка? – медленно и с расстановкой повторил Томас Хаттер. – Нет, Джудит, я не отец твой. Нет, Хетти, я не отец твой. Она точно была вашей матерью. Обыщите сундук: все там. Воды, еще воды!
Девушки выполнили его желание. Джудит, у которой сохранились более ранние воспоминания, чем у сестры, испытала неизъяснимую радость, услышав эти слова.
Между нею и ее мнимым отцом никогда не было особой симпатии. Подозрения не раз мелькали в ее уме, когда она вспоминала подслушанные ею разговоры отца и матери. Было бы преувеличением сказать, что она никогда не любила старика, но, во всяком случае, надо признаться: она теперь радовалась, что природа не наложила на нее долга любить его. Хетти испытывала совсем другие чувства. Она была не способна к тем тонким различиям, которые умела делать ее сестра, но натура у нее была глубоко привязчива, и она по-настоящему любила своего мнимого отца, хотя и не так нежно, как покойную мать. Ей больно было слышать, что он не имеет права на ее любовь. Смерть и эти слова как бы вдвойне лишали ее отца. Не будучи в силах совладать с собой, бедная девушка отошла в сторону и горько заплакала.
Это несходство в настроении у обеих девушек заставило их в течение долгого времени хранить молчание.
Джудит часто подавала воду страдальцу, но не хотела докучать ему расспросами, отчасти щадя его, но еще больше, говоря по правде, из боязни, как бы дальнейшие объяснения не изгнали приятной уверенности, что она не дочь Томаса Хаттера. Наконец Хетти осушила свои слезы, подошла ближе и села на стул рядом с умирающим, который лежал, вытянувшись во весь рост, на полу.
Подушкой ему служила груда оставшейся в доме старой одежды.
– Батюшка, – сказала Хетти. – Разрешите называть вас отцом, хоть вы и говорите, будто вы не отец мне. Отец, позвольте почитать вам Библию. Мать всегда говорила, что Библия приносит утешение страждущим. Она часто тосковала, страдала и тогда заставляла меня читать Библию. Это всегда приносило ей облегчение. Много раз мать слушала меня, когда слезы лились у нее из глаз, а под конец начинала улыбаться и радоваться. Отец, вы и не знаете, какую пользу может принести вам Библия, потому что никогда не испытывали этого! Теперь я прочитаю вам главу, которая смягчит ваше сердце, как смягчила сердце гуронов.
Хаттер бросил вокруг себя беспокойный, блуждающий взгляд, но вскоре нетерпеливым движением руки подал знак, чтобы чтение началось. Исполненная необыкновенного одушевления, Хетти громким и твердым голосом прочла все те главы, где страдалец Иов, проклявший день своего рождения, примиряется наконец со своей совестью.
– Вы теперь чувствуете себя лучше, батюшка? – спросила Хетти, закрывая книгу. – Матушке всегда было лучше, когда она читала Библию…
– Воды! – вскричал старик. – Подай мне воды, Джудит! Язык мой, не знаю отчего, горит ужасно.