Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

острове?

И я указал на возвышающийся за полосой воды остров.

— Дхьяна позволяет нам бывать всюду, — ответил Синхавармана, убежденно взирая на меня своими глубоко запавшими глазами.

— Ты и сам, учитель, сумел созерцать чистые снега Божественной Матери Ветра в Гималаях, — напомнил Хайя.

Я уставился под ноги, потом поднял голову и обвел их взглядом.

— Вы хотите сказать, — начал я, — хотите сказать, что… что ваши тела… они не отсутствовали здесь, на этом вот месте, — и для убедительности я притопнул ногой, — два дня и три ночи?

— Учитель, может быть, это вы пребывали на одной из ступеней дхьяны? — спросил круглоголовый Вишялавармана.

— Я? — переспросил я, прижимая руки к груди.

И они все закивали. А Хайя мне поклонился и молвил, что даром три года в Наланде на выучке у Шилабхадры не прошли. Я хотел говорить, но вместо этого просто смотрел на их лица, на чисто выбритые головы с порезами от бритв, — а вчера их головы были занесены порослью волос, как мхом.

— Пойдемте, пойдемте, — прервал эту сцену Хайя, — раджа ждет нас.

Я оглянулся в какой-то надежде, да, мне хотелось увидеть кого-нибудь еще, слугу брахмана или его самого, лодочника, возившего меня, а потом и всех нас, но никого не было, только воды сверкали, чуть колыхаясь под ветерком и бликуя золотыми россыпями, да на ветке дерева покачивалась большая птица, ее иссиня-черное оперение горело, а один ярко-красный клюв загибался вниз, но другой — вверх. Мне уже приходилось видеть эту птицу, ее называли носорогом за костяной нарост на клюве. В этой птице было что-то поистине божественное. Несмотря на свой внушительный размер, она очень ловко прыгала по ветвям и срывала сладкие плоды. Один плод свешивался над водой, и носорог упал за ним, распахнув крылья, сорвал его своим гигантским клювом, взмыл ввысь, подбросил в воздух, поймал и проглотил. Зрелище было захватывающее, но мои спутники даже и не смотрели, направляясь дальше, к лошадям. И я просто подумал, вспомнил, что здесь Индия, Пять Индий, и молча последовал за остальными.

Караван тронулся и неспешно пошел дальше.

Ха…

И вскоре нам повстречалось большое стадо диких слонов, они заметили нас, но только обмахивались ушами, покачивали скалами голов. Нас предупреждали, что на юге этой страны их царство, царство диких слонов. И в самом деле, слоны нам попадались каждый день пути; любопытные слонята даже пытались подбежать к нашему каравану, но их всегда рано или поздно заворачивали неожиданно прыткие мамаши; то и дело в лесах раздавались трубные звуки.

Опасна жизнь в индийском лесу! Нам рассказывали о свирепых тиграх, которые неслышными тенями крадутся за антилопами, но могут при встрече напасть и на людей; о носорогах — зверях, не птицах, которые никогда и никому не уступают дорогу; о стаях диких собак и волков; о ядовитых змеях и пауках.

Земля индийская изобильна жизнью, дыхание ее цветущее, а порой гнилостное; ветер кармы здесь тяжек, но тем удивительнее порыв к свободе. К свободе от чего? От этой земли, от этого душистого или смрадного ветра. Отшельник, аскет, монах, учитель, мудрец направляет свой посох в страну Великого Безветрия. И остальные жители ждут от него вести, знака, сигнала, свидетельства о свершившемся чаянии, чтобы отправиться за ним.

И мы шли куда-то…

Увидели через несколько дней высокую башню на берегу Ганги. Она сложена из кирпичей и камней и покрыта изумительной резьбой; в нишах изображения Будды и дэвов, а наверху статуи Будды. И рядом нет ни города, ни селения, ни монастыря. Только воды Ганги да тенистые леса, полные птиц и зверей.

И мы вступили в страну Пундравардхану, хлебную, цветущую, с низинными влажными плодородными землями; здесь стоят монастыри Дхармы, храмы иноверцев; много ниргрантхов, которые ходят нагишом и навевают какие-то помыслы о сущности человека вообще. Ведь многое в современном человеке лишь одеяние, а так ли уж он отличен от дикого животного, от обезьяны, например? На человеке много одеяний из слов. Но что такое слова? Набор букв, звуков, знаков. Их можно менять, перестанавливать. Человек цепляется за слова, прикрывается ими. Мудрецы учат видеть кости всего, остов мира, прожигать взглядом до сути, испепеляя разноцветные блещущие и шуршащие одеяния слов. Если бы все научились такому взгляду, то многое изменилось бы. Может быть, вообще всё. Сильные мира сего этого боятся — остаться голыми. А многие речи их — о благе подданных, добродетели — только раскрашенные тряпки слов. Ими они сокрывают свои пороки и настоящие устремления. Главный порок — желание вечно властвовать.

А вскоре нам довелось узнать властителя особого рода. Это был махараджа Харша.

Но прежде в стране Камапура с влажными землями и мягким воздухом, населенной людьми невысокого роста и темнокожими, весьма своевольными, почти дикими, но при этом влекущимися к учености, только вот не верящими в Дхарму Будды, а лишь в своих дэвов, — в этой стране нас принял раджа Бхаскараварман с титулом Кумара. Но ведь это бог войны? А Бхаскараварман был вовсе не свиреп, хотя и похож обликом на своих подданных. Его окружали ученые брахманы. Только все иноверцы. Узнав о пришельце из дальней страны, он захотел увидеть меня. Трижды присылал вестника в Наланду, пока уже Шилабхадра не посоветовал мне отправиться на зов, с тем чтобы просветить раджу. И он меня слушал со всем вниманием, но больше, чем учение Будды, его заинтересовали подробности о Поднебесной, об императоре, о Чанъани, и он жадно внимал и расспрашивал и даже воскликнул, что только заботы о подданных и делах царства да горы и реки препятствуют его желанию пойти туда прямо сейчас.

Но вместо этого он собрался в гости к Харше на мокшамахапаришад — праздник, устраиваемый махараджей раз в пять лет в Праяге, священном городе, где сливаются Ганга и Джамна, и который длится семьдесят пять дней. И он объявил, что уже получил повеление явиться вместе с чужеземцем, обучавшимся в Наланде и снискавшим известность, то есть со мной. Мне не оставалось ничего иного, как согласиться.

О собрании мокшамахапаришад, во время которого тысячи монахов Будды, брахманы, джайны, йогины, нищие, вдовы и больные получают царские дары, я уже рассказывал, как и о самом Харше, о его упорной борьбе, кровопролитных сражениях и теперешней приверженности миру, необременительных налогах, помощи странникам, вдовам и бедствующим и о том, что в его дворце собрались видные ученые и поэты, на которых он жертвует четвертую часть дохода от личных земель, и о том, что и сам махараджа писал драмы. Знатоком одной — «Жемчужного ожерелья» — был попугай Сарика, изумрудного цвета, с кольцом розовых перьев вокруг шеи. Попугай выпорхнул со страниц этой