– и она дала коню шпоры.
Быстроногая кобыла несла ее навстречу Вулфу, ржала, перескакивая полосы огня. Она оставляла за собой волны смятения, и герцогиня Глэдвин выкрикивала новые приказы лучникам. Вулф мчался все быстрей, сердце выскакивало из груди, в голове билась одна мысль: быть с ней рядом.
Кода они встретились, Глориан сунула дочь ему в руки.
– Ты что делаешь? – спросил ее сквозь гомон Вулф. – Глориан!
– Возьми ее. Забери отсюда. – Глориан тяжело дышала. – На юг, за реку. По лесовозной колее до холма вроде перевернутой чаши, там могила инисской принцессы. Спрячешь ее там, Вулф, в кургане. Не выходи, пока опасно.
– Глориан! – Вулф не сводил глаз с вопящего младенца. – Я не могу…
– Гребня не отстоять. Фиридел прилетит за мной. Спасай ее, Вулф. Кто-нибудь вас найдет. – Она склонилась поцеловать орущего ребенка.
– И ты с нами! – взмолился Вулф. Она покачала головой. – Глориан, ты здесь погибнешь. Здесь не останется живых.
– Пусть так. Я свой долг исполнила. И рада отдать жизнь в сражении, как отец. Я теперь свободна. И выбираю доблестную смерть. – Она коснулась его щеки и улыбнулась, заглянув в глаза. – Живи, Вулферт Гленн, лучший мой друг. Увидимся в Халгалланте.
Она развернула коня и ринулась в бой.
96
Восток
Муисима лежала неподалеку от Урамези – от города, выстроенного там, где Снежная дева пела свою песню-плач. Сейчас, на закате, трудно было разглядеть остров изгнанников: на его безлюдных берегах никогда не горели маячные огни.
Фуртия летела в числе еще семи драконов, звездочки мерцали на стыках ее чешуй. Думаи всмотрелась в улицы Урамези, нашла глазами огни между крышами – там сжигали погибших от болезни, превращая их в бессонные призраки. Сюда, верно, попал и ее дед. Нашлась лодка, чтобы донести его к такому концу.
Заканчивался город отвесным обрывом. Невиданные волны Бездны разбивались о скальную стену. Самый высокий утес стоял поодаль от воды, копейным наконечником указывая на остров и угрожая изгнанникам, которые осмелились возмечтать о родине.
Горизонт окрасился последними отблесками заката. Красными огнями осветился край утеса. Думаи щурилась, синий камень холодил ей грудь.
«Фуртия, к тем кострам. Нам туда».
«Рядом зверь из глубин земли, – ответила Фуртия. – Тот, которого мы видели раньше».
«Знаю, великая. – Думаи прижала ладонь к ее чешуе. – Нельзя подпускать его к моей сестре. В ней тоже от рождения звездный свет».
Фуртия заворчала, неохотно соглашаясь. Никея обхватила Думаи обеими руками, сжала до боли, когда дракана пошла вниз, к утесу. Подняв глаза, Думаи увидела темное, ясное небо.
Здесь, на краю Сейки, стояли одни из его четырех врат – Западные, самые молодые. Перед ними собрались тысячи людей. При виде драконов они раздались, радостно закричали. Фуртия тяжело опустилась среди толпы. По ступеням ее витков Думаи с Никеей спустились на землю. Драконы окружили Фуртию, поддерживая ее и гася ее страхи.
«Огонь высок, но его время на исходе, – заговорил Паяти Белый, тот, кто ее засветил. – Вперед, ты, хранящая звезду. С нами ты станешь сильнее…»
«Теперь хаос послужит нам…»
Темные хлопья посыпались на них – мелкий пепел, похожий на снег. Думаи коснулась камня. Необъяснимое чувство накрыло ее – словно разум всплыл над телом.
– Возьми. – Она протянула камень Никее. – Если мы упадем, схватившись с Тауграном, камень не должен пропасть в море.
– Он нужен тебе для победы над Тауграном.
– Нет. – Думаи втянула в себя ночной воздух. – Комета совсем рядом, Никея. Разве ты не чувствуешь?
Ее слова мало успокоили Никею. Та нехотя надела шнурок на шею, спрятала камень за высокий ворот и, взяв Думаи за подбородок, заглянула ей в глаза.
– Не упади, – попросила она. – Я всю жизнь тебя ждала, Нойзикен па Думаи.
Думаи прижала подругу к себе, цепляясь за ее теплую тяжесть. В этот долгий миг все ее чувства вернулись на землю и улеглись в ней. Она чуяла костры и темные сосны. Она чувствовала, как дрожит Никея, как льнет к ее спине одетая в перчатку рука.
Потом они обе повернулись к Западным вратам.
В них, как в раму, был заключен закат. Свитые из мореного дерева столбы поднимались выше сосен. Снежная дева, получив от Квирики трон, возвела первые из четырех врат, приглашая драконов возвратиться. Она много лет добивалась их доверия и прошла для того многие испытания, но в конце концов врата сделали свое дело.
«Возвращайтесь! – шептал их проем. – Вернитесь на наш остров, владыки вод, живите с нами!»
На этих вратах не подвешивали жертвенных чаш. Чашу заменял иной алтарь.
В толпе всхлипнули. В этом ужасном свете Думаи не различала людей. Почти все закутали лица влажными тряпками, спасаясь от чада и болезни. Подойдя к Западным вратам, она хмуро взглянула на скопившееся под ними черное озеро, подсвеченное змеевыми огнями.
«Звезда близко… но их она не успела спасти…»
«Их кровь пролилась, их свет погас… свет Квирики, первым осветившего воды их душ, слившего их с нами».
– Никея! Это ты? – простонал голос.
Обернувшись, Думаи увидела в руках вооруженных стражей Сипво.
– Сипво!
Никея бросилась к кузине, но стражники нацелили на нее копья.
– Как хочется верить, что вы знаете, что делаете, – заявила она, хладнокровно разглядывая оружие. – Это вдовствующая императрица Сейки. Кто вы такие, чтобы удерживать ее?
– Мы присягали ее дяде, – ответил стражник. – Не подходите, госпожа Никея.
– А, вы те дурачки, что охраняли поместье, – покивала Никея. – Не разыгрывайте воинов, глупцы. Подозреваю, вы если и брали в руки копья, так лишь отбиваясь от жалких крестьян.
– Думаи, умоляю! – Лицо Сипво сливалось с цветом ее серых одежд. – Останови его. Думаи, попроси Фуртию, остановите его…
Стрелы легли на тетиву и нацелились на Думаи. Она вновь повернулась к Западным вратам, шагнула в них, чутьем нащупывая того, кто по всему, кроме титула, был теперь императором. Если она его не остановит…
Купоза па Фотая всегда был дерзок. Но не так дерзок, чтобы шагнуть во врата богов.
– Принцесса Думаи. – Голос его стал глубже, утробней. – Рад видеть вас среди нас в этот вечер.
Он, одетый в багровое с черным подбоем, совсем не походил теперь на любезного придворного. И глаза из карих стали серыми – сплошь, белки тоже.
«Он в огне, – с отвращением пророкотала Фуртия. – Таугран кует его волю, как нагретое в горне железо».
Думаи силилась понять слова, но ее отвлек жалобный плач. Она узнала девочку, за руки подвешенную к алтарю. Сузумаи смотрела круглыми глазами, и с таким же ужасом уставилась на нее Думаи.
– Сузу… – Слова застряли в горле.
Она шагнула к речному хозяину, выхватила из-за пояса секирку, дрожащей рукой сжала рукоять:
– Отпусти ее, Фотая. Сейчас же!
– Императрица Сейки должна умереть в эту ночь, принцесса.
Слова отдались в ней гулом колоколов.
– Ты знаешь легенду о Безымянном, взломавшем покров мира и спящем теперь в холодном черном море. – Каждое слово медлило, прежде чем скатиться с языка Купоза. – Сначала он полетел в землю Лазии, где жарко светит солнце и восходящий