— И где же это можно использовать «в частности»? — продолжал любопытствовать Трофим Мышкин. — Вы собирались сказать, помните?
— Да, — внутренне решившись, кивнул Леонард Новодельский. — Я вам ее покажу.
— Ой… — прислушался к процессам, происходящим в собственном организме, Мышкин. — А мне вроде тоже в кабинку бы надо.
— Прошу вас, — Новодельский сделал широкий жест рукой. — Аппаратура включена.
— А вам? — посмотрел он на Лобова. — Еще… нет?
— Да вообще-то я бы тоже уже не против, — признался Виктор.
— Ну так и милости прошу. Чего тянуть-то?
— А как же разговор наш?
— А я ее на тележке прямо сюда подвезу. Я буду рассказывать, а вы из-за занавесочки смотреть. Если меня смущаетесь.
— Кого ее-то? — направился к кабинке Лобов.
— А сейчас увидите…
* * *
— Вот, пожалуйста! — торжественным голосом произнес Новодельцев.
Сидя на газовсасывающих агрегатах, оба оперативника и стажер одновременно приоткрыли края занавесок и выглянули из кабинок.
Посреди комнаты на небольшой тележке стоял чудовищных размеров фаллоимитатор. В длину (или в высоту?) он имел метра полтора, а в толщину (или в диаметре?) сантиметров тридцать.
Кроме того, в… корневой, скажем так, своей части к предмету были прилажены ракетные стабилизаторы.
— Вот она, красавица, — с любовью во взоре смотрел на предмет Новодельский.
— Что это?.. — судорожно сглотнув от изумления, тихо спросил Юрий Страхов.
— Принципиально новая модель ракетного вооружения нашей родины. Я понимаю, что кого-то может поразить и даже шокировать ее форма. Но, поверьте мне, результаты моих исследований исчерпывающе доказывают тот факт, что именно такая форма — а в особенности аэродинамические свойства боеголовки — позволяет этой модификации с максимально незначительным усилием преодолевать сопротивление окружающей среды. Будь это плотные слои атмосферы или водная среда. Да-да! Моя ракета будет и подводным оружием! Мощным и стремительным, как удар молнии! И не нужно ничего придумывать, изобретать велосипед. Природа сама уже изобрела идеальные формы. Их необходимо только разглядеть! Да-с! — Леонард Новодельский гордо подбоченился. — Ну, я надеюсь, вы понимаете, что это очень и очень уменьшенная модель. Но действующая.
— Хотите сказать, что он… то есть она… у вас уже летала? — не сводил вытаращенных глаз с изделия Мышкин.
— Нет. Необходимы были некоторые доработки в маршевом двигателе.
— А теперь? — вновь сглотнув, спросил Страхов.
— Теперь практически все готово. Так… кое-какая мелкая наладка. Но в принципе… мой газотурбинный двигатель прошел стендовые испытания и установлен на этой модели. Теперь необходимо подкопить горючего, и можно вывозить на полигон. В совершенстве конструкции я полностью уверен и не сомневаюсь, но… — так, из суеверных соображений, если угодно — все свои чертежи и расчеты передам в соответствующие ведомства только после успешного запуска.
— А в боеголовке у вас что? — поинтересовался Страхов. — Не взрывчатка?
— Да господь с вами! — отмахнулся Новодельский. — Откуда у меня взрывчатка? Я что, террорист? Там инертный наполнитель. Так… для балансировки в полете.
— Вот тебе и здрассьте… — уставясь на «боеголовку», только и смог тихонько вымолвить Лобов.
Выйдя из квартиры Леонарда Амбросиевича Новодельского, опера вместе со стажером спускались по лестнице. Навстречу им поднимался одетый в черкесскую бурку и мохнатую папаху мужчина с густыми черными усами, закрывавшими ровно половину лица. Повстречавшись с оперативниками, мужчина бдительно окинул их горящим взором, подкрутил ус и продолжил свое восхождение наверх.
— Надо бы у него документы проверить, — робко предложил Мышкин. — Ведь явно же… кавказской национальности у него лицо.
— Тебе надо, ты и проверяй, — нелюбезно буркнул Страхов. — Очень это тебе надо?
— Вообще-то нет, — признался Трофим.
— Вот и не суйся с инициативой, пока приказа нету. Целее будешь и дольше проживешь. Проверено, — снисходительно поделился с ним ценным жизненным наблюдением Витя Лобов.
* * *
И Лобов был прав. Ибо попроси они у этого мужчины в бурке предъявить документы, он бы сунул им под нос книжицу в зловеще-черной обложке с золотым тиснением, из которой следовало, что «предъявитель сего» Павел Пончиков является агентом Федерального бюро национальной безопасности России. И теперь, за то, что они этот его тайный статус — в ущерб интересам национальной безопасности страны — дезавуировали, он… ну, например, вынужден их всех немедленно физически устранить на месте. Ничего, дескать, личного, ребята! Просто работа такая…
И что тогда, спрашивается, было бы делать? Дать по башке и арестовать? Глупо. Не за что больного человека арестовывать. Опять же, дать по башке и сдать санитарам? Так этих санитаров еще вызывать нужно, потом дожидаться. Это хлопотно. Можно было бы, конечно, просто отлупить и на этой лестнице и бросить. Но и это утомительно. Тем более что били Пашку Попчикова (практически ежедневно) все кому не лень, и от этого у него в организме — в качестве защитной реакции на побои — образовалась полная нечувствительность к физической боли. И лупить бы его пришлось очень долго, вплоть до полной отключки его больного сознания от окружающего мира. Ну а кому, спрашивается, это надо? Вот и выходит, что прав был Виктор.
А дело вот в чем. Нанятый в одной из охранных фирм за немалые деньги родителями Пончикова телохранитель (который, исходя из условий подписанного им контракта, был обязан, подыгрывая съехавшему с ума на почве просмотра детективных сериалов и вообразившему себя невесть кем Павлу, изображать его «боевого напарника» и одновременно за ним присматривать) не выдержал психической — да и физической тоже — нагрузки и с этой должности сбежал. Благо в контракте, который он заключил с родителями Пашки, был пункт о «форс-мажорных обстоятельствах». И вот этим-то пунктом, избежав очень серьезных выплат по неустойке, наш телохранитель и воспользовался.
Правда, сначала, после очередной акции по спасению «национальной безопасности», он все-таки отлежал изрядный срок в двух больничках. Сначала в одной — на травматологии, а уже потом в другой — с острым нервным срывом. И вот теперь надзору за Павлом не было. Раньше-то хоть кто-то Пашку денно и нощно заботливо прикрывал — вовремя отзванивался в случае возникновения крайних ситуаций на мобилу папане (очень крупному бизнесмену), вел разъяснительную работу непосредственно на месте — и тем самым оборонял своего подопечного от стихийного самосуда граждан и уж очень жесткого обращения с ним милиционеров и возмущенных представителей иных правоохранительных органов.
А теперь Пашка Пончиков был предоставлен сам себе. В городе о нем уже были наслышаны, и (как ни разыскивали его родители добровольцев) никто в его «напарники» идти не соглашался. Ну ни за какие деньги!
И приходилось Пашке Пончикову спасать «национальную безопасность» в одиночку.
Вот и в данный момент, переодевшись и загримировавшись до полной — как ему казалось — неузнаваемости, он шел на один из объектов, которые были под его постоянным тайным, но бдительным наблюдением. Таких объектов, представлявшихся ему подозрительными, по всему городу было множество. Но все они были под неусыпным контролем «агента национальной безопасности». Родина может спать спокойно. Пашка Пончиков на страже, и он не дремлет!
Мужчина в бурке позвонил в дверь Леонарда Новодельского.
* * *
Опера со стажером вышли на улицу. Короткий февральский день угасал.
— Мужики, — остановил товарищей Лобов. — Я вот что думаю…
— Что? — поинтересовался Юрий Страхов.
— Он террорист? — взглянул на Страхова Виктор. — Новодельский этот? Ведь никакой он не террорист, верно?
— Да вроде нет. Не террорист, — согласился с ним Юрий.
— Бомбу, как было заявлено, он собирает?
— Нет. Бомбу он не собирает.
— Ну и вот, — продолжал рассудительный Виктор. — Никакой бомбы он не собирает. Ну, мастерит чего-то и мастерит. Никакой опасности в этом нету. Так мы по начальству и доложимся, А? И все.
— Он ракету собирает, — подал голос стажер Трофим Мышкин. — Об этом тоже не докладывать?
— Ага, — кивнув, взглянул на него Лобов. — Доложим мы про ракету. А дальше?
— Что дальше? — не понял хода его мысли стажер.
— А то! Если про ракету докладывать, то и про двигатель ее газотурбинный. А значит, и про то, как мы все вместе, втроем, сидели и это… сырье для горючего вырабатывали. Так, что ли? Да после этого вся управа будет впокатушку лежать! Нам же проходу потом не будет! Ты сам-то подумай.
— Да, — согласился с товарищем Страхов. — Лучше об этом не распространяться. Нас со свету сживут. Точно.