не выбралась.
Маруся давно не верила в сказки, но присутствие в доме женщины, которая может летать на Метле и имеет говорящего кота, не укладывалось в привычные рамки понимания.
– Кощей? Заколдовал? Ой, бред! – девочка наколола кусочек яичницы на вилку и отправила в рот. – Вы что же… тридцать восемь лет сидели в своей… тайге?
Василиса внимательно смотрела за тем, что делает хозяйка. Вилкой бабе пользоваться раньше не приходилось. Очень аккуратно, стараясь не оплошать, она попыталась повторить движение Маруси. С третьего раза ей даже удалось донести кусочек до рта. Баба была очень голодна, но гордость не позволяла этого показывать.
Найдён прыгнул ей на колени и жалобно мяукнул, напоминая о том, что он тоже хочет есть.
– Жила в чаще у Бабы Яги, в её избушке, – сказала Василиса, скармливая следующий кусочек своему коту.
– Так вы что, не Баба Яга? – уточнил Витёк.
– Настоящая Яга, когда я в Лесу том оказалась, меня приютила, – грустно улыбнулась Василиса. – Идти мне некуда было, а у старушки какой-никакой кров над головой имелся. Я у неё и поселилась.
– На курьих ножках была избушка? – уточнил мальчик.
– Да какие курьи ножки! – отмахнулась баба. – Россказни это. На высоких сваях изба стояла, чтобы в половодье река не затопила дом. Да и для того, чтобы зимой волки не добрались до порога. Они голодные, лютые в холода. Вот и построили дом как можно выше. Это уж после молвой разнесло, что у избы ноги куриные.
Маруся хмыкнула. История казалась убедительной.
Василиса продолжала:
– Бабушка Яга три года назад умерла. Многие знали, что она в той избушке живет. Меня за неё принимать стали. Я уж тоже не та, что раньше была…
Они помолчали. Девочка доела яичницу, отодвинула тарелку в сторону, и, подперев кулаком подбородок, поинтересовалась:
– Деда моего откуда знаете?
Мягкая улыбка озарила лицо гостьи, засияли на лице васильково-синие глаза.
– На Ивана моего похож.
– Деда Федя? – спросил Витёк.
– Федя? – удивленно переспросила Василиса, чуть не подавившись куском яичницы.
Маруся утвердительно кивнула.
– Нашего деда Фёдором зовут, а не Иваном.
Некоторое время баба потрясенно молчала. Неужели ошиблась, и этот человек, за которым она гналась, не её Ванюша?
– Меня в молодости Кощей прямо из-под венца украл, – сказала она глухо. – В дальний лес унёс. На него заклятье наложил мудрёное, чтобы я не сбежала. Никак, хоть плачь, хоть волком вой, не могла я пройти дальше опушки. Так и осталась на всю жизнь пленницей в той чаще.
– Как же он украл вас? И зачем в лесу бросил?
– Так он ступу у Бабы Яги угнал и на ней на свадьбу прилетел. Яга в погоню за ним на Метле ринулась. На этой самой, – Василиса коснулась верной подруги, и та в ответ погладила её по колену прутиками. – Старушка люто ненавидела Кощея, потому с собой одолень-зелье захватила… Когда же супостат ко мне полез, она его им и окатила. Ох, плохо окаянному пришлось тогда. Кабы не был он бессмертным, наверное, помер бы. Но только он меня в ступу закинул, сам следом… А Бабу Ягу тогда дружинники повязали, не разобравшись. Я оробела, побоялась вниз спрыгнуть, вот ступа нас к избушке и принесла… Крепкое зелье у бабки было, Кощей еле на ногах стоял. Он бросил меня там, у порога, пока Яга не вернулась. На прощанье косу мне отсек девичью. Через неё и заклятье на Лес наложил, когда оклемался. После случая того Бессмертный в лесу не появлялся. Бабы Яги боялся.
– Бред! – убежденно сказала девочка. – А жених ваш? Иван? Он куда делся?
– Пошел за Кощеевой смертью… на Небо.
Витёк тем временем выковырял из яичницы сосиски и на вилке протянул их коту.
– Ух ты! На Небо – это как? На самолёте? – спросил он, поднимая глаза.
– Когда дружинники Бабу Ягу отпустили, она Ване и рассказала, что смерть Кощея в игле спрятана. Ванюша ко мне на денёк заглянул, а после ушёл за той иглой и не вернулся… Опосля молва пошла, что он до самого Неба добрался, а оттуда упал и о землю сырую разбился, – голос Василисы стал совсем тусклым и безжизненным.
– Вы что, все эти годы ждали его? – недоверчиво спросила девочка.
Баба кивнула, промокнув тыльной стороной ладони заблестевшие от подступающих слёз глаза.
– А что, бывает одна любовь… на всю жизнь? – удивленно спросила Маруся.
Василиса помолчала, вздохнула и сказала тихо-тихо:
– Бывает.
Воцарилось молчание. В тишине слышалось только, как урчал, поглощая сосиски, голодный кот. Но он-то эту историю знал давно.
– И что? Совсем никак-никак из леса не могли выйти? – спросил Витёк. – А Метла?
Баба усмехнулась, подперев кулаком раскрасневшуюся от домашнего тепла щеку.
– Не было ни одной лазейки для меня. Я решила, что раз опушку не могу пересечь ногами, научусь летать. Думала: выше деревьев поднимусь и темницу свою дремучую покину.
– И что? – заинтересованно спросил Витёк. – Быстро научились?
Баба невесело рассмеялась:
– Достаточно быстро. Года три на неё потратила, – она похлопала перепачканный сажей черенок. – С норовом подруга у меня. Чуть не по ней – скинуть норовила.
Метла поняла, что о ней говорят, и легонько шлепнула прутьями Василису.
– Вот видите. Подраться любит. Уж сколько с шишек с ней набила… Ногу однажды сломала. Шмякалась о землю так, что ребра трещали… Непростое это дело, Витя, удержаться на Метле в воздухе. Руки крепкие иметь надо… равновесие держать… Метла – она же палка. Без сноровки к ней никак не приноровиться.
– Получилось выбраться? – спросила Маруся.
Баба вздохнула:
– Нет… Как поднималась до макушек самых высоких деревьев, так и билась, как о потолок хрустальный… Лес и сверху меня держал. Глядишь, бывало, птица вольная вспорхнет с ветки ввысь – никакой ей преграды нет… Полетает, да обратно сядет. А мне, горемычной, завсегда заслон был.
Маруся слушала с удивлением. Говорила бабка занятно, но поверить в Заколдованный Лес, в чудеса, девочке в тринадцать лет было не просто.
– Погодите, а как вы вообще здесь оказались? – поинтересовалась она. – Москва – это, конечно, дебри… в каком-то смысле… но совсем не лесные.
Василиса неожиданно громко охнула:
– Ох, батюшки! А я же, правда… выбралась!
Внезапно до неё дошло, что благодаря наглому царевичу Прохору и его мечте о подвигах богатырских, она покинула пределы своей дремучей темницы. Баба никогда не думала, что желание о свободе сбудется таким странным, непостижимым образом. Получилось, что именно тогда, когда она совсем смирилась, что доля её горькая – состариться и умереть в одиночестве, случилось чудо.
– Меня сюда Волшебное Зеркало перенесло, – пояснила она детям. – До сего дня о Москве вашей и