1915
«Не выли трубы набат о гибели…»*
Не выли трубы набат о гибели:«Товарищи милые, милые выбыли».Ах, вашей власти вне не я –Поет жестокий узор уравнения.Народы бросились покорно,Как Польша, вплавь, в мои обители,Ведь я люблю на крыльях воронаГлаза красивого Спасителя!За «не» я спрятан,За ним, за ним, туда, где нем Он!На тот зеленый луг, за Неман!За Неман свинцовый и серый!За Неман, за Неман, кто верует!
<1915>
«Тихий дух от яблонь веет…»*
Тихий дух от яблонь веет,Белых яблонь и черемух.То боярыня говеетИ боится сделать промах.Плывут мертвецы.Гребут мертвецы.И хладные взоры за белым холстомПалят и сверкают.И скроют могильные тениПрекрасную соль поцелуя.Лишь только о лестниц ступениУдарят полночные струи,Виденье растает.Поют о простом:«Алла бисмулла». А потом,Свой череп бросаючи в море,Исчезнут в морском разговоре.Эта ночь. Так было славно.Белый снег и всюду нега,Точно гладит ЯрославнаГолубого печенега.
1915
«Усадьба ночью, чингисхань!..»*
Усадьба ночью, чингисхань!Шумите, синие березы.Заря ночная, заратустрь!А небо синее, моцарть!И, сумрак облака, будь Гойя!Ты ночью, облако, роопсь!Но смерч улыбок пролетел лишь,Когтями криков хохоча,Тогда я видел палачаИ озирал ночную, смел, тишь.И вас я вызвал, смелоликих,Вернул утопленниц из рек.«Их незабудка громче крика», –Ночному парусу изрек.Еще плеснула сутки ось,Идет вечерняя громада.Мне снилась девушка-лососьВ волнах ночного водопада.Пусть сосны бурей омамаеныИ тучи движутся Батыя,Идут слова – молчаний Каины, –И эти падают, святые.И тяжкой походкой на каменный балС дружиною шел голубой Газдрубал.
1915
«Где в липы одетый узорный ходак…»*
Где в липы одетый узорный ходак,У рощи стоит одинокий хлопак.Где тени, как призраки, горестно всхлипывая,Как бабочки мчалися в заросли липовые.А тучи чернеют, как будто чернеча,И сразу надвинулась к нам холоднеча.Скакали и вились сплетенные пары,И пели сопилки, и пели шездары.И, будто пир для черных глаз,Синеет небо и хабаз.– Войдем же в эту халабуду.– Войди, дружок, а я побуду.
<1915>
«Черный царь плясал перед народом…»*
Черный царь плясал перед народом,И жрецы ударили в тамтам.И черные жены смеялись смелей,И губы у них отягчал пэлелэ!И с нескромным самоварчикомИ с крылышком дитя –Оно, о солнце-старче, кум,Нас ранило шутя.Лишь только свет пронесся семь,Семь раз от солнца до земли,Холодной стала взором темь,И взоры Реквием прочли.Черный царь плясал перед народом,И жрецы ударили в тамтам.
1915
«Ни хрупкие тени Японии…»*
Ни хрупкие тени Японии,Ни вы, сладкозвучные Индии дщери,Не могут звучать похороннее,Чем речи последней вечери.Пред смертью жизнь мелькает снова,Но очень скоро и иначе.И это правило – основаДля пляски смерти и удачи.
1915
«Смугла, черна дочь Храма…»*
Смугла, черна дочь Храма.А в перстне капля яда, яда.Тень месяца, не падай, как громада,На это узкое кольцо.Иль смерть войдет в нее неравно,И станет мелом все лицо.Стары, черны слоны из камня,Их хоботы опущены во мгле.А в перстне капля яда, в перстне.Был кнесь опутан телом гада.А ей быть жрицей Пляса надо,Она не пляшет Храма вне.Был вырван длинный зуб из зева.Как зайцы, змеи добродушны.А в перстне капля яда, яда.И, видя близко призрак гнева,Она туда, где смолы душны,Ушла, виденьям жизни рада,Как свечи белые, бела,Летят, как черный сокол, косы,Чернее ворона над снегом,А ноги, черны, смуглы, босы,Ведут толпу к вечерним негам.А в перстне капля яда, яда.Зачем суровая борьбаЕе на землю повалила?Рука отца всегда гроба,Когда поспешно и грубаНа ножик перстня надавила.Смертельный ножик с ядом жала.Глухой приказ, чтоб не бежала.А в перстне капля яда, в перстне.Сказал старик: «Умри теперь с ней!»Скрыв бороды одеждою стыдливойВсе, взятое враждебным оком.Она всегда была лишь ивойНад смерти мчащимся потоком.А в перстне капля яда, яда.А в перстне капля яда, в перстне.Быть мертвой слонихе отрада.
1915
«Лютиков желтых пучок…»*
Лютиков желтых пучок.Молнии злостный зрачок.Женщина бросила бледный цветок.После же очи окна зазвенели,Запрыгав под звучное иго.Желтой строки осыревшая книга.Тучи темнеют и посинели.На области слуха упало два замка.И прочь убегала могучая самка.Гроза, это ты!Ницнут цветы.
1915
Зверь + число*
Когда мерцает в дыме селСверкнувший синим коромысел,Проходит Та, как новый вымысел,И бросит ум на берег чисел.
Воскликнул жрец: «О, дети! дети!»На речь афинского посла.И ум, и мир, как плащ, одетыНа плечах строгого числа.
И если смертный морщит лобНад винно-пенным уравнением,Узнайте: делает он, чтобСтать роста на небо растением.
Прочь застенок! Глаз не хмуря,Огляните чисел лом.Ведь уже трепещет буря,Полупоймана числом.
Напишу в чернилах: верь!Близок день, что всех возвысил!И грядет бесшумно зверьС парой белых нежных чисел!
Но, услышав нежный гомонЭтих уст и этих дней,Он падет, как будто сломан,На утесы меж камней.
21 августа 1915
Палэ-Рояль
Курган*
Копье татар чего бы ни трогало –Бессильно все на землю клонится.Раздевши мирных женщин догола,Летит в Сибирь – Сибири конница.
Курганный воин, умирая,Сжимал железный лик Еврея.Вокруг земля, свист суслика, нора и –Курганный день течет скорее.
Семья лисиц подъемлет стаю рожиц,Несется конь, похищенный цыганом,Лежит суровый запорожецЧасы столетий под курганом.
1915, <1919>
Жёны смерти*
Три барышни белых и с черепом длинным,Как чайки, за полночи ратьюЛетели, летели, и спать яРаздумал, услышав: вели нам,Вечерний бродяга, над отмельюСтать черепом, бросить хохол попугаяНад костию белой. Нам тот милей,Кто черепу скажет, что радуг дуга я.Рябины сливается иней.Летаем навеки над миром.И, спрошены милым разиней,Охвачены, вещие, осени пиром.Но мира теней нам не жаль вьюг.Услышаны сумрачным вечера морем,Заспорим, закрытые шалью,Повторим со смехом: мы морим.И ветер поет похороннее,А море сверкает мертвецкою.И мы, восхитившись тихонею,Умчимся с улыбкою светской.Ты милый, с тобой мы же на «ты»,Нас трое прекрасно женатых.Рыдает ли лебедь ночной темноты,И мы в этой стае пернатых.Три паруса серых по небу, и червьВсходил на ладью пира смерти один.В глазницах пустых паутинная вервь.Он дышит, он смотрит, он жен господин.И смотрит на нас через руку помор,И скажет нам: заступ готовьте, идем к мечу мыСмерть, черная немочь и морОбещаны девой чумы.Готовьте холсты гробовые!Забудьте о песнях и так!Вперед я зову вас, живые!На веко навеки холодный пятак!Перун, ну, дай мне молоток,Шары, нет, мало, мало… так.В шары ударом рокоча,Вернул с проворством ловкача.Морского прибоя тележкаПо отмелям черным стучала,И воронов стаи ночлежка,Увидя орлана, кричала.И с орланьего пераВ море каплю пера влей.Слышишь, – осени пора –Стон могучий журавлей.Удар молотка об разбойника,С полоскою черной шары,А море волною покойникаСтучалось в людские пиры.
22 сентября 1915