Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как здесь хорошо!..
– Наш храм…
Сегодня втроём ходили в больницу: пятнышки у Лизаньки так и не сходят. Я сидел в коридоре, Оля с Лизой зашли к врачу… Доктором оказалась молодая и довольно вздорная женщина, напугавшая Олечку своей напористостью:
– Работаете?.. Нет?.. Из-за ребёнка?.. Отдайте в садик! ребёнок должен среди людей отираться!.. Мой с полутора лет в сад ходит, только на выходные домой беру – так обратно просится!
– Обидно, должно быть… – робко заметила Оля.
– Вот ещё! До смерти рада!
Вечером, уже перед сном, нёс Лизаньку к иконам и по дороге нечаянно запел: «Ходит Дрёма возле дома…» Лизанька испуганно крутнулась у меня на руках, обняла меня за шею и прижалась.
– Что ты, Лизанька? – остановился я в удивлении.
– Кам Г’ёма хогик… (там Дрёма ходит)… С’ыхих?.. (слышишь?)… Не хаги куга… (не ходи туда)…
– Куда не ходить, душа моя?
Она не посмела показать рукою направление, только глазки скашивала на окна:
– Куга… (туда)
И уже перед самым сном, после купания: Оля – важным шёпотом:
– Вот ползёт черепашка… А где же маленькая девочка?
Лиза торопливо натягивает на себя плед:
– Кук!.. (тут)
– «Кук»! – смеёмся мы с Олечкою, и Лизанька недоверчиво улыбается в ответ – не понимая причины нашего веселья.
Вместо прежнего «акобись» (автобус) стала говорить «апкобись». Фонетика явно становится разнообразнее.
07.12.83Вчерашний день провели дома, сегодня собираюсь ехать в библиотеку. Олечка хоть и хлопочет по дому, но как-то с ленцой. Часто спит вместе с Лизанькой. Боюсь, как бы она не заболела. Раньше к ней только таким путём возвращалось душевное напряжение. Впрочем, спаси, Господи, и помилуй.
Раз, поиграв с Лизанькою, мы с Олечкою поднялись вдруг и одновременно пошли из комнаты (не помню – зачем), и вслед нам раздался бунтующий вскрик:
– Ни бугу анна!.. (не буду одна)
А вчера утром попросила у меня просфорку.
– А где же они, просфорочки, Лизанька?
– Игём, – поманила она ручкою и подбежала к книжным полкам. – Вон! В касивой банке!..
И, сунув палец в рот, повторила с удовольствием:
– В касивой банке!
Прыгала в кроватке и вдруг остановилась (мы с Олею сидели на софе):
– Мама, а почиму в эком гоме неку кофейника? (в этом доме нет кофейника?)
Это – память о деревне…
Я запускал ей волчок (вчера купили), а она что-то восторженно кричала. Я не сразу разобрал:
– Как ванкияка!.. (как вентилятор)
08.12.83Вчера, во второй половине дня, и сегодня с утра был в библиотеке. Взял на свой номер три тома Хомякова, и первый том – чуть ли не в 800 страниц! Что тут я успею? надо ведь и на работу устраиваться… Но и завтра с утра поеду в библиотеку: помимо Хомякова, хочу заглянуть в Шильдера и Дюкре-Дюмениля полистать (Августа Лафонтена решил оставить «на потом» – «роман во вкусе Лафонтена»).
С Лизанькой произошла небольшая метаморфоза: до сих пор нам никак не удавалось покатать её на санках. Проедет метров 20 и уже кричит недовольно. Решительно слазит, пыхтя, зацепляет варежкой верёвочку и тащит санки сама. А тут дня два назад мы гуляли вечером (втроём), и Лизанька, как всегда, сама тащила санки («хоть не бери!»). Мы с Олею шли позади – разумеется, черепашьим шагом.
– Иди-ка ты, Олечка, вперёд, – решил я, – а мы уж там подъедем.
Оля побежала в магазины, а мы с Лизанькою тем же траурным маршем потащились за нею.
– Ах, Лиза! – не выдержал я. – Давай-ка я тебя прокачу, а?.. Хочешь, тебя Ивушка повезёт?
Эта «Ивушка» была счастливой находкой: Лизанька тут же полезла в санки и, не успев ещё сесть, уже кричала:
– Но!
И я помчался… Увы, маленькая девочка вошла во вкус – настолько, что вообще не хотела слазить с санок, даже замерзать стала. Но – сидит, понукает и просит:
– Биськей! (быстрей)
Сегодня тоже вдоволь погоняла меня, пока самой не надоело:
– Сё. Нагуяась… Пайгём гамой.
Проходили мы с нею через больничный пустырь, и она вспомнила (через полгода):
– А кук отесинька абокаек… (работает)
Но чаще вспоминает «Хахиньку» (Сашеньку) и «Еночку» (Леночку) и «сеый гомик».
– Что за серый домик, Лизанька?
– Ну, нах!.. (наш)… В насей дивене… (в нашей деревне)
10.12.83Мы с Олечкою завтракаем на кухне, Лиза играет в бабушкиной комнате. Бабушка, любуясь маленькой девочкой, громко и умилённо спрашивает:
– Ну, а щи Лизанька любит? а картошечку любит?
В ответ задышала, заторопилась Лизанька:
– Какохочку низя юбить… какохочку низя… юдей нага… нага юдей юбить… какохочку низя…
Но бабушка ничего не понимает, она плохо различает Лизин говорок, и, со счастливой улыбкой глядя на встревоженное лицо Лизаньки, продолжает своё умилённо-восторженное перечисление блюд:
– А кашку? кашку Лизанька любит?..
Из Пушкина выписал (всё кажется – это о нас и для нас):
Воды глубокиеПлавно текут.Люди премудрыеТихо живут.
Это 35-ый год, а в следующем:
Забыв и рощу и свободу,Невольный чижик надо мнойЗерно клюёт и брызжет воду,И песней тешится живой.
12.12.83Вчера причащались, исповедовал о. Иоанн. Сегодня утром ходил в РСУ – обещали взять (грузчиком), но просили позвонить через неделю. Потом гулял с Лизанькою – едва ли не более двух часов, но она так разыгралась, что всё равно не хотела идти домой. Зато спала потом часа три.
Одеваемся гулять. Лиза шалит, не даётся. Олечка:
– Не вертись же, Лизанька!.. Что за девочка! ну, что за девочка!.. Ты только погляди, отесинька: разве это девочка? Это же обезьянка.
Я незаметно стучу в стену:
– Тук-тук! А вот и дядя идёт, дядя с мешком. Идёт и спрашивает: «Где тут у вас обезьянки? Есть ли у вас обезьянки? Дайте-ка мне одну…»
Лиза затихает, слушает. Маминька пользуется этим и быстро одевает её, приговаривая:
– Уходи, дядя! Нет у нас обезьянки! У нас – послушная девочка Лизанька.
– Га, – с опаскою подтверждает Лиза.
– Ну, вот и уходи, дядя. Нет у нас обезьянки.
– У нась бываюк обизянки, – оживляется вдруг Лизанька, с лукавой улыбкой посматривая по сторонам, и расставляет ручки, – но всё авно неку…
Мы с Олечкою пьём чай на кухне, Лизанька заигралась в нашей комнате. Вдруг бежит к нам – личико испуганное.
– Что такое? Что случилось?
– Кам Г’ёма…
– Дрёма?
Да, за окном уже синеют сумерки.
– Ещё рано для Дрёмы, Лизанька…
И чтобы она не боялась, я пошёл с нею и положил на подоконник конфетку. Лизанька выглянула из-за меня, увидела конфетку, вскрикнула и восхитилась – вся. Но тут же сказала:
– А мне низя…
И, путаясь, объяснила, что ей можно есть конфетки только «пе-ед абегом» (перед обедом) – спуталась, видимо, от спешки и волнения.
Спрашивает у Оли:
– А потиму кы мою бабухку зовёх маминькой?
Обижается:
– Кага я ни бугу с вами г’узить!
Сравнивает:
– А маминька исё мехне (меньше), а я исё высокей…
Утешает себя:
– Ну и скофф!.. ну и скось!.. (ну и что ж)
Из книжки архиепископа Вениамина о преп. Серафиме (Париж, 1932) выписал удивительно практичный совет:
«В церкви на молитве стоять полезно с закрытыми очами, с внутренним вниманием; открывать же очи – разве тогда, когда уныешь, или сон будет отягощать тебя и склонять к дреманию; тогда очи должно обращать на образ или на горящую пред ним свечу».
И так мудро сказано о настроении:
«Весёлость – не грех, матушка: она отгоняет усталость; а от усталости уныние бывает, и хуже его нет».
Из беседы с Мотовиловым (касаясь проблемы поистине головоломной):
«Не с такою силою, как в народе Божием, но проявление Духа Божияго действовало и в язычниках, не ведавших Бога Истиннаго, потому что и из их среды Бог находил избранных Себе людей. Таковы, например, были девственницы-пророчицы, сивиллы, которые обрекали себя на девство хотя для Бога неведомого… Также и философы языческие, которые хотя и во тьме неведения Божественного блуждали, но, ища истины, возлюбленной Богу, не непричастны Духу Божиему…»
13.12.83Хомяков – о послепетровской эпохе: «Тёмное чувство этой невидимой и в то же время ещё неосознанной опасности /то есть с чуждым просвещением принять и чужой дух – В. Д./ удаляло от нового просвещения множество людей и целые сословия, для которых оно могло бы быть доступно, и это удаление, которое спасло нас от полного разрыва со всею нашею историческою жизнью, мы можем и должны признавать за особенное счастье».
Это вполне моя мысль; я знаю, что она отдаёт «обскурантизмом», что это «счастье» обернулось для страны замедленностью экономического роста и отсталостью в просвещении, но я считаю, что трезвому взгляду надо видеть в исторических явлениях неизбежную их двойственность – любые приобретения оплачиваются потерями, зачастую невозвратимыми. Благо «просвещения» принесло людям безверие и мелкость душ, зло «крепостного права» триста лет хранило живительную теплоту крестьянского (христианского) мира, а блага «научно-технической революции» всё решительнее отнимают у человека естественную среду обитания. И так далее. У Хомякова и славянофилов было гораздо меньше поводов придти к такой мысли, чем у нас, и меня восхищает их прозорливость. Это – озарение.
- …Вот, скажем (Сборник) - Линор Горалик - Русская современная проза
- Лальские тайны и другие удивительные истории - Ольга Рожнёва - Русская современная проза
- Старухи - Наталия Царёва - Русская современная проза