Читать интересную книгу В садах Эдема - Владимир Данчук

На прогулке: Оля, от избытка чувств, потянулась поцеловать маленькую девочку, которая сидела у меня на руках, и, поцеловав, сказала:

– Ах, не расти больше, Лизанька! будь такой всегда!

– А хто хэ бугек книхки зёськие (взрослые) чикать? – возразила Лиза.

А перед сном лежали на диване, разговаривали, смеялись, Лиза была с нами ласкова и приветлива. Гляжу: улыбаясь, похлопывает Олю по спине своею маленькою ручкою. Я в этом жесте угадываю полноту удовольствия.

– Твоя маминька? – спрашиваю с улыбкой.

Кивает:

– Моя.

– И моя тоже…

Она отрывается от Оли и говорит назидательно, строго на меня глядя:

– Эко моя маминька, а квоя Оечка, Ойга…

И деньги кончаются.

24.02.84

Был тяжёлый день, поздно пришёл домой, но всё-таки прогулялись – в магазин, где Оля купила Лизаньке премилую рубашечку. На обратном пути мы с Лизою задержались на площадке перед домом – на четверть часика, пока маминька раздевается и раскладывает покупки. За это время Лиза вся вывалялась в снегу, проехала с горки на животе (что обычно не разрешается), бегала в заснеженном «огороде» (так она назвала – и теперь и мы зовём – огороженную во дворе площадку для хоккея) и предлагала мне, хохоча без причины:

– Гавай бегать и пагать! (падать)

Перед сном – играем на диване.

– Гавай, кы бугех мегвег, а я – котёнок? Гавай?

Я рычу, в ответ она тихо и нежно мяукает.

– Кто тут мяукает? – грозно спрашиваю я.

– Эко я, котёночик…

– Ты что – меня не боишься?

– Нек… – но на всякий случай она обнимает меня за шею и прижимает к себе.

Я рычу тихонько, тоном выше. Лизанька растроганно мяукает и просит:

– Мегвег, не пугай миня…

Маминька смотрит на нас с умилением:

– Ах, какой медведь у тебя, Лизанька! Хороший!

– Он учной, – сообщает та доверительно.

– Ручной? Почему?

– Пакамухко он ычит…

Мы смеёмся, Оля изумлённо качает головой:

– Ай да Лизанька!

Лиза с любопытством переводит взгляд с Олечки на меня, с меня на Олечку и, оценив наш интерес, предлагает:

– Гавай запихэм! (давай запишем)

03.03.84

На прогулке – облазили все соседственные сугробы, переменили варежки, и Лиза сказала:

– Пайгём на го’ку?

– На какую горку?

– На бахую.

– А санки возьмём?

– Нек. Мы на кактонку сягем и пае-егим!..

– Что ж, пошли. Только я не знаю, где эта большая горка.

– А я кибе покаху.

– Ну-с, куда идти? Показывай.

– Куга, вон куга – управляла Лиза варежкой, сидя у меня на руках. – Куга, в маочный магазинь…

– Ты что – знаешь, где молочный магазин?

Она кивнула:

– Кам маочный магазинь, паком х’ебный, а паком овочной. Маако п’адаю к (молоко продают) и х’еб… – она запнулась и тут же выправилась, – и овочи…

– Хм, всё верно. А где же горка? Там нет никакой горки.

– Есь. Го’ка сзяди… Пойдёх п’ямо, паком нап’аво, паком наево, и кам бугек го’ка…

Я вспомнил: да, правильно, есть горка. И Лиза с поразительной точностью обрисовала маршрут к ней. Но покататься нам не удалось: на горке стаял весь лёд и внизу, вместо ледяной дорожки, стояли полузамёрзшие лужи. Лизанька полазала по железному покрытию, раза два спросила: «А где мама?» – и направилась домой: «Сё. Нагуяась…»

Но возле дома ещё в охотку погоняла снежный камешек, смеясь и падая от смеха, когда промахивалась.

Я, в азарте игры, выкрикнул было жаргонное: «Промазала!» – но милая моя девочка проигнорировала неприличное моё замечание и, воскликнув «п’омахнувась!», упала от смеха на грязную дорожку.

И уже у самой двери, когда Оля на мой звонок отворяла дверь, вдруг стала рассказывать о «девочке Сене». Эта «девочка Сена» загадочно и неожиданно появилась в её воображении несколько дней назад, уже обзавелась различными атрибутами и даже уже играла с Лизанькою – «кага вы ухли в магазин, а я на гойке какаась (на горке каталась) с девочкой Сеной». Живёт «девочка Сена» почему-то в Суздале (у нас, по-моему, есть пара открыток с видами Суздаля).

Увидела, как я смачиваю руки одеколоном: «А мне?» Капнул и ей. Растёрла, понюхала ладошку и засмеялась:

– А помних? помних – мы нюхаи учки и пагаи (падали)?

Было такое, помню.

– А пайгём исё побауемся? И бугем пагать!

Идём на диван. Я нюхаю её ладошку, морщусь от сильного запаха, чихаю и падаю на спину. Она тоже нюхает, забавно морщится и, задирая ножки, плюхается рядом:

– Ай! от сийного запаха пагаю! – пытается подняться, но от смеха снова падает на спину. – Ой, никак ни вскану!.. Смехно!.. Ни магу вскать!

Обиженная, надулась, отвернулась.

– Лиза, я же нечаянно!

– Нек. Чаянно.

Утешаю её настольной лампой:

– Посмотри на стенку, Лизанька! Посмотри… Видишь? У-у, голова какая!.. А вот раз – и нет головы. Раз – и вот она.

– Смок’и! смок’и! – кричит и Лизанька. – У, гавава!

– Откуда, как ты думаешь, взялась эта голова на стенке?

– Ок свека! – торжествующе говорит она.

– Запишу, – бормочу я. – Разговорилась… Ишь!

Лизанька заботливо подвигает мне лампу:

– Шкобы кибе винно быво…

Пока я пишу, прикладывает карандаш к носу:

– Как Буакино с оськ’им к’ювом…

Купали её сегодня – какая она худенькая стала! Растёт?

4.03.84, Прощёное воскресенье

Утром было -10°; к ранней обедне поехали втроём (проспали бы, если б не Лизанька); маленькую девочку причастили – с частицею. На завтрак я наделал блинов и поехал в библиотеку. Оля с Лизанькою пошли в гости к Наташе – без санок, о чём потом пожалела:

– Всё, более с Лизанькою никуда не пойду – спина болит…

Да, пора быть поосторожнее – вторая половина беременности, поноси-ка трёхлетнюю девочку на руках!

Я в библиотеке прочитал более ста страниц 3-ей части «Записок» Хомякова, позевал, несколько раз вздремнул над книгою и решил ехать домой. Оля как раз собиралась на чин прощения. Мы с Лизанькою выехали часом позже – без Оли процесс одевания становится отчаянным преодолением неразрешимых проблем – и встретили маминьку уже идущей от храма… И вот – завтра на работу. Господи, какая неохота!

07.03.84

В честь поста, наверное, неделя удалась лёгкой – вчера я пришёл с работы в 2 часа, сегодня – ещё и часу не было. Но в библиотеку не поехал… Что-то ленив я нынче стал.

Собираемся на прогулку.

– Что, Олечка, целы кожаные сапожки? – спрашиваю я.

– Нет, порвались, – отвечает она, – надо бы в мастерскую отдать.

– Куга? – вмешивается Лиза.

– В мастерскую, – объясняет Олечка, – там дядя сапожник работает, у него и машинка специальная есть – сапожки зашивает…

– Сапагная, га? Сапагная махынка?

Пьём вместе сок.

– Налей мне, Лизанька.

Отливает из своего стакана. Я пью – она смотрит, улыбаясь:

– Поннавийся сёк?

– Вкусно!

– А! Вкусьно! – смеётся она и тоже пьёт. – И мне вкусьно!

Едим сухарики.

– Са солем, га?

– С солью, – поправляю я. Это у неё из деревни ещё – такие вольности в склонении я заметил в речах Сашеньки и Леночки. Диалектное?

Попросила слепить медведя из пластилина.

– Вот ушки, вот голова, – леплю я.

– А где апки навиху (лапки наверху)? – ворчит она, отстраняется и говорит немного манерно. – Какой ск’анный (странный) мегвег у кибя!

Утром:

– А куга кы?

– На работу. На работу, душа моя.

– А бабухка не пойгёт на абоку?

– Нет, бабушка отдыхает.

– А кы потиму не агыхаех?

– Ну, бабушка старенькая…

– А кы новинький? – и смотрит пристально. – Га?

Я смеюсь и соглашаюсь.

– А бабухка не совсем стаинькая, – защищающим тоном говорит Лизанька, – совсем стаинькие с к’юхкой (с клюшкой) ходюк… – и неожиданно смеётся, – топ-топ-топ! И п’ямо в суг’ёб!

Это – рассказывает Олечка – она однажды на улице видела, как старенькая бабушка на улице нечаянно зашла в сугроб.

– Маминька не пойгёт на абоку, – продолжает Лизанька, – и я не пойгу. Пакамухка кы абочий, а мы гамахние (домашние).

Это уже Олины уроки. Мы смеёмся, и Олечка опять рассказывает, что иногда Лиза говорит, что у неё тоже есть работа – на диванчике, что у неё легче работать, чем у отесиньки, у него «зёсько» (жёстко), а у Лизаньки мягко – пусть отесинька у неё лучше работает.

Лиза тоже слушает всё это, кивает головой в подтверждение и повторяет:

– А?.. Пайгём у миня абокать?

– Что ж, ты и денежки мне платить будешь?

– Какие? – не понимает Лизанька.

– Желательно – большие…

Смотрит, соображая, и отвечает честно:

– Не зьнаю…

Перед сном Лизанька прикладывается к иконкам (стоя на письменном столе – Оля придерживает её за спинку). Взяв образ св. Ольги, старательно целует его и что-то долго шепчет. Потом, приподнимаясь на цыпочки, ставит икону на полку. Олечка спрашивает:

– Лизанька, что ты говорила княгине Ольге?

– Свякая Ойга, спаси маминьку, отесиньку… и миня, и бабухку.