ты не поймешь. — В ее голосе прозвучали защитные интонации. — Ты вырос здесь, поэтому для тебя это привычная жизнь. Но этот город слишком мал для меня. Я не могу оставаться здесь до конца своих дней.
— Нет, я понимаю. — Я перевел взгляд на входную дверь, не в силах больше смотреть ей в глаза. — Ты должна делать то, что лучше для тебя. И это не я.
— Дело не в тебе. Речь идет о моей карьере, о моих мечтах. Наконец-то у меня что-то получается!
На мгновение я подумал о том, чтобы достать кольцо и положить его на стол, чтобы она знала. Чтобы она увидела, от чего отказывается.
Но я не стал этого делать. Это ничего не изменит. Кассандра не хотела такой жизни, и, что еще важнее, она не хотела меня.
Я встал и бросил на стол немного денег, чтобы оплатить то, что мы заказали. Она начала протестовать, прося меня сесть. Я проигнорировал ее. С меня хватит. Не говоря ни слова, я вышел и не оглянулся.
В одном она была не права. Я понял. Она не была первой женщиной, сделавшей такой выбор в отношении меня.
Но она точно будет последней. Я больше никому не дам такого шанса.
ГЛАВА 2
Одри
Один взгляд на полукруглую подъездную дорожку — и я уже не могла отделаться от мысли, что все это было большой ошибкой.
— Что скажешь, Макс?
Его лохматый хвост стучал по пассажирскому сидению, пока он смотрел в окно.
— Конечно, ты в восторге. Ты же собака. Все вокруг тебя радует.
Он продолжал вилять хвостом, а его язык высунулся изо рта.
Дом моего детства выглядел странно холодным в лучах июньского солнца. Он был величественным и внушительным, с каменным фасадом и высокими двойными дверями. Ландшафтный дизайн добавлял солидности: вдоль подъездной дорожки росли аккуратно подстриженные кустарники, а газон мог бы стать полем для гольфа.
Для моих родителей всегда было важно, чтобы во всем был порядок. Особенно снаружи.
— Вот мы и на месте.
Я свернула на подъездную дорожку и припарковалась, стараясь не обращать внимания на то, насколько это было похоже на провал.
Почти каждый сантиметр моей маленькой Honda Civic был забит вещами. Размещение вещей в пространстве — не совсем мой конек, поэтому я была впечатлена тем, что впихнула в нее все, чем владела.
Было странно осознавать, что все мое имущество поместилось в эту машину. Большая часть мебели, которую мы использовали, принадлежала моей последней соседке, а что касается остального, то я решила не перевозить все заново, а выбросить лишнее. Я начну все сначала, как только найду постоянное место жительства.
Скоро. Скоро я найду свое собственное жилье.
А пока мне нужно было смириться с тем, что есть.
Макс положил передние лапы на приборную панель, его тело практически вибрировало от возбуждения. Я понятия не имела, что это за порода, — спасатели в Бойсе тоже не знали, — но это были сорок пять фунтов коричнево-белой радости. Он был не самым умным, и, если бы кто-то попытался ограбить меня, он, скорее всего, не стал бы защищать меня, а перевернулся на спину и попросил погладить живот. Но Макс всегда вызывал у меня улыбку.
Я вышла из машины, и Макс последовал за мной, быстро сделав круг вокруг моих ног, прежде чем броситься к входной двери. Я вернулась в машину, чтобы поискать поводок. Моя мама не любила собак, и она взбесилась бы, если бы я отпустила его на свободу в первый же день.
— Я знаю, что тебе хочется побегать, но мы не можем этого сделать. — Я пристегнула поводок к его ошейнику. — Бабушке это не понравится.
Ей также не нравилось, что я называла ее бабушкой по отношению к собаке. Но я не виновата, что была единственным ребенком и что все ее надежды на внуков возлагались на меня. Это было серьезное давление.
Особенно если учесть, что я все еще была одинока.
Вздох.
Мое сердцебиение участилось, когда я потянулась к дверной ручке. Возвращение в Пайнкрест, маленький городок в Каскадных горах, где я выросла, не входило в мои планы. Совершенно точно. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Но вот я оказалась в машине, набитой вещами, и собиралась временно поселиться с мамой, чтобы я могла выйти на новую работу.
Возможно, это было огромной ошибкой. Устроиться здесь на работу. Переехать обратно. Это было похоже на возвращение домой с поджатым хвостом. Это провал.
Такое бывает, когда вас увольняют и вы несколько месяцев не можете найти другую работу. Ваши сбережения иссякают, и вы хватаетесь за возможность работать в газете маленького городка, даже если она находится в Тиликуме, в одном шаге от места, где вы выросли.
— Ну же. — Я не была уверена, говорю я с собой или с Максом. Да это и не имело значения. По сути, это было одно и то же. — Все будет хорошо.
Я открыла дверь, и меня окутал запах моего детства. Дом всегда пах кондиционером для белья с легкой примесью хлорки. Внутри все было так же величественно и официально, как и снаружи. Мраморные полы, стильная мебель, дорогие предметы искусства. Все было очень красиво, хотя я всегда чувствовала себя одетой не к месту, как будто обстановка требовала платья и каблуков, а не майки, шорт и сандалий.
Я внимательно осматривалась в поисках маминой кошки, Герцогини. Надеюсь, она учуяла Макса и осталась наверху. Макс и мухи не обидит, но его желание поиграть, вероятно, может не найти понимания у Герцогини.
В официальной гостиной справа на стене над газовым камином висел семейный портрет. Мы втроем одеты по высшему разряду: папа в костюме-тройке, а мы с мамой в черных вечерних платьях. Я всегда считала, что это выглядит консервативно, но мама называла это элегантным.
Странно видеть, как папа улыбается мне с портрета, зная, что он уже никогда не войдет в эту дверь после работы, приветствуя нас громогласным голосом. Прошло уже больше двух лет, как его не стало, но до сих пор легко забыть, что его нет.
— Мама? — позвала я, удерживая Макса рядом с собой, несмотря на его явное желание броситься в дом и исследовать его. — Я здесь.
— Одри. — Она появилась на верхней площадке лестницы, словно позируя для журнала, одетая в бежевую блузку и брюки цвета загара. — Я так рада тебя видеть!
Я не похожа на свою мать. Она была высокой и худой, с голубыми глазами и короткими серебристо-русыми волосами,