Но в нашей ситуации есть реальная угроза внешнего врага, есть реальная угроза превратить наши общины в инструмент внешних сил.
Эти силы действуют от имени материализма, потребления, духовного разврата, кощунства, идолопоклонничества – всего того, что у верующих православных христиан и мусульман ассоциируется со злом, с Антихристом или даджалом.
Общая борьба с этими силами, которые хотели бы поработить наши народы, – это принципиальная позиция, которая должна быть принята как позиция политическая. Потому что так сейчас надо.
Прозелитизм между монотеистами сейчас неверен, неправилен, ошибочен. Он ослабляет единый фронт борьбы.
Единый фронт борьбы против нового языческого Рима, против Запада, против идущей оттуда унификации, которая делает наших женщин, христианок и мусульманок, доступными всем.
Унификация лишает наших мужчин мужского достоинства, меняет их пол. Против этого надо выступать единым фронтом, выдвигая концептуально пространство традиционных ценностей, основанных на вероисповедании наших общин, наших конфессий.
Я в своей жизни общался с самыми радикальными людьми, людьми самых радикальных взглядов. В том числе и в исламских общинах. И они мне говорили: почему ты так знаешь все хорошо, много знаешь, а не принимаешь ислам?
Я им отвечал: потому что я верю в Бога. Не хочу никого обижать. Мы верим в одного и того же Бога. Мы верим в то, что мы умрем, в то, что мы предстанем на Страшном суде.
Давайте предоставим Всевышнему судить о наших делах. Судить о том, ради чего мы жили в наш короткий исторический период, как мы справились с теми задачами, которые Всевышний перед нами поставил.
Ведь это же не случайность, это ведь не игра, что каждый из нас был рожден в это смутное, страшное время XX–XXI века.
Во время, которое диктует нам особые правила, отличные во многом от правил Средневековья, когда человек был целостным.
Когда у человека не было на руке тикающего времени. Когда человек измерял свою жизнь часом молитвы, часом церковного колокола или азаном, который звучал с минарета.
А сегодня человек живет в расколотом пространстве, в расколотом времени, в расколотом мире. Правила поведения – другие.
Предоставим Богу – Богово. А человеку оставим возможность думать о том, к чему его призвал Бог, и сопротивляться тому, что уничтожает в нас человеческое.
А человеческое в нас только то, что связано с Господом Богом. В этом я уверен на сто процентов. И в этом моя политическая, мировоззренческая и жизненная позиция.
Так страшен ли нам русский бунт, бессмысленный и беспощадный?
Россия – страна особого религиозного сознания, сочетающего в себе и глубокий «естественный» мистицизм, и столь же глубокое «естественное» богоборчество.
Еще Достоевский показал отсутствие рационализма в движениях «русской души». Даже «бессмысленный и беспощадный» русский бунт – бунт не столько против обстоятельств жизни, сколько против навязанной извне необходимости самой жизни.
Признание реальности бытия этого ИЗВНЕ диктует и взаимоотношения с ним – или вышеупомянутый истерический бунт («но так, чтобы и все вместе со мной исчезло!»), или полное религиозное смирение, церковная красота которого, собственно, и «спасет мир».
Подобная глобальность, воспринимаемая тонким европейским сознанием как признак варварства, лежит в основе знаменитого русского мессианства, до сих пор насыщающего евразийское духовное пространство.
«Излечить» Россию от этой религиозности можно, только полностью уничтожив ее иррациональную «почву», бросив страну в иные, прагматические миры – миры «всесторонне описанного Бога», поставленного на службу человеку и обществу.
Эпоха советского тоталитаризма, нанеся страшный удар по внешним формам проявления религиозности, не затронула ее «почвенной» основы. Вера большинства населения СССР в торжество социальных идеалов (от коммунистических до советско-имперских) подтвердила эту гипотезу.
Вера необходима России как воздух – вопрос только в формах этой веры. Большевики ловко использовали этот «вопрос формы», предложив народу в качестве варианта вышеупомянутый «бунт».
Поставив перед Россией сверхзадачу лидерства в деле изменения мирового порядка, они потянули ее в бездны «провоцирования» Апокалипсиса.
Осмелимся предположить, что любая иная идея (парламентаризм, права трудящихся, всеобщая грамотность и даже социальная справедливость) не подняла бы массы народа на масштабную братоубийственную (а по сути своей почти религиозную) войну.
Но бунт не бесконечен – прошло время, и «русская душа» потянулась к свету, пытаясь вернуться к своим исконным корням – к традиционной религии.
Традиционные религиозные организации России оказались не готовы к духовному лидерству. Достаточно спокойно существовавшие в выделявшейся им социально-духовной нише, они долгое время боролись в основном лишь за изменение обстоятельств своего существования (больше храмов, учебных заведений и т. д.).
Иные сферы деятельности – духовные – почти не затрагивались. Впрочем, в этом трудно кого-либо обвинять – любые попытки борьбы с идеалами, выдвигаемыми властью, были бы тотчас жестоко подавлены.
Советская власть со всеми ее «духовными глобализмами» рухнула за пять лет. Это крушение, по крайней мере с 1988 года, сопровождалось так называемым «религиозным возрождением».
Сегодня, по прошествии некоторого времени, отчетливо видно, что радостная эйфория по поводу тех событий оказалась несколько преждевременной.
Возрождение обернулось в основном восстановлением имущественных и общественных прав традиционных конфессий, без какого-либо серьезного их проникновения в сферу духовной жизни народа.
Привыкшие к жизни в советском болоте, они продолжали действовать по принципу «кто сам к нам пришел – тот и наш, а других нам не надо».
Но свято место пусто не бывает – инертность одних компенсируется активностью других. Русская религиозность требовала и требует форм – на пространстве постсоветского хаоса «кто смел – тот и съел».
Неужели, например, православные, не возражающие против государственных карательных мер в отношении «тоталитарных сект», не понимают, что те мальчики и девочки, которые толпами ушли за «дудочкой» Марии-Дэви-Христос в «белое безумие», могли пополнить православную Церковь?! Но их жажду религиозности утолили другие «ловцы душ». Какие к кому претензии?
Другой, не менее серьезный по своим последствиям внутренний конфликт современной России заключается в появлении достаточно широкой, уже не западнической (в терминологии XIX века), но западнообразной, чиновничьей и интеллигентской, прослойки.
«О, лучше бы он был холоден или горяч!» Слова из Апокалипсиса Иоанна, адресованные «ангелу Лаодикийской церкви», вполне применимы и к этим людям.
Дело не в их атеизме (русский атеизм вполне в религиозном духе) – дело в их безразличии ко всему, кроме обстоятельств жизни.
Если до революции они только угадывались, потерянные среди общего кипения и борьбы, в раннее советское время отсиживались в стороне, а в хрущевско-брежневские годы формирования пристойного в глазах «мирового коммунистического истеблишмента» полезли наверх, то сейчас – их время.
Это не Ставрогины, не Карамазовы, не Верховенские, это даже не Смердяковы. Это подлинная «третья сила».
Дьявол, патетически воскликнул Достоевский, борется с Богом, и поле этой борьбы – душа человека. А если не борется? Если «консенсус»?
Не холоден, не горяч разум «консенсуса» – позитивистские рационалистические религии современного Запада как раз по нему. «Бог любит вас» и «Как попасть на небо» – простые истины раздавались пачками на станциях Московского метро.
Но осмелимся утверждать, что в России эти игры даром не проходят. То, что так модно называть «конфликтом архетипов», приобретает в российских реалиях страшный смысл.
Позитивистское безразличие современных образованных слоев России, карикатурно повторяющее естественный позитивизм западной цивилизации, вступает в жестокое противоречие со слепыми духовными метаниями населения страны.
В духовных недрах России вызревают опасные плоды. Ничего еще не кончилось – русский бунт только взял передышку, русская душа пока не утолила жажду жизни и смерти.
Неужели не ясно, что дикое увлечение населения нашей страны магией и колдовством не имеет ничего общего со спокойным «бытовым эзотеризмом» new age США и Европы?
Что эти «странные люди», маги и волшебники, просто так получают колоссальную власть над толпой? Власть, не снившуюся никаким Гитлерам, – власть религиозную! Какова «их религия», кому она подсудна?
Нерелигиозной Россия быть не может – тогда она просто перестанет быть Россией. Стало быть, вопрос выбора религии для нее – вопрос первоочередной.
С этого выбора она когда-то началась при князе Владимире. При другом Владимире она сделала оборотный выбор. При ком произойдет еще одна перемена?