Парень слегка приоткрывает один глаз, прежде чем закрыть его и попробовать то же самое с другим. Затем сдается и закрывает лицо предплечьем.
— Не могла бы ты, пожалуйста, выключить свет?
Я приглушаю лампочку, но оставляю ее достаточно яркой, чтобы хорошо видеть.
Проходят минуты, пока незнакомец открывает глаза и подключает свой мозг. Он ощупывает кровать, хватается за простыни, трет лицо и, наконец, приподнимается достаточно, чтобы увидеть меня. Его глаза — крошечные щелочки, и я наблюдаю, как эти полумесяцы значительно расширяются, когда парень смотрит на мое лицо.
Я могла бы опустить взгляд в пол и спрятаться за волосами. Но давно поняла, что лучше всего поддерживать зрительный контакт, оживлять неловкий момент и позволять ему дышать до тех пор, пока искушение поглазеть не будет удовлетворено.
Незнакомец хмурится.
— Я не должен быть здесь. — Он продолжает щуриться. Или таращиться. Либо его родители никогда не учили его, что пялиться невежливо, либо ему просто наплевать на светский этикет.
Парень втягивает воздух и убирает волосы с лица. Длинные пряди возвращаются на свои места, как будто их специально обучали этому. Один непослушный локон падает вперед ровно настолько, чтобы придать ему растрепанный модельный вид — о, ясно. Держу пари, парень модель. В конце концов, это Нью-Йорк, и он, без сомнения, слишком хорош собой, чтобы быть просто каким-то богатым парнем.
Он оглядывает комнату, осматривая диван, раковину, ванную.
— Это… твой дом? — Его голос скрипучий, и я задаюсь вопросом, всегда ли он звучит так или хрипотца в его тоне — результат долгой ночи.
— Нет. Ты в городском хосписе.
Я вздрагиваю, когда незнакомец внезапно встает. Он вытирает ладони о зад, а затем о живот, как будто хочет избавиться от смертельных вшей на кровати. Оглядываясь на кровать с гримасой, спотыкаясь, делает шаг вперед и хватается за стену, чтобы не упасть. И да, мужчина большой. Высокий. Его хорошо сидящие брюки и рубашка на пуговицах достаточно облегают его фигуру, чтобы я могла видеть, что парень длинный и мускулистый. Определенно модель. И не каталожный. Нет, этот парень «Версаче». Я удивляюсь, почему его одежда не помята, как будто парень только что надел рубашку, и как он может быть таким сексуальным беспорядком и все еще выглядеть свежим, как для фотосессии.
Незнакомец похлопывает себя по карманам, сначала спереди, потом сзади. Замирает и откидывает голову назад, извергая проклятие.
— Ты, должно быть, издеваешься надо мной, — бормочет он. — Мой телефон и бумажник исчезли. — Он бросает обвиняющий взгляд в мою сторону. — Знаешь, где мои вещи?
— Ты серьезно? — Я смеюсь. — Думаешь, я бы украла твой телефон и кошелек, а затем притащила тебя внутрь для безопасности? — Я усмехаюсь, когда он не сразу отвечает. — Что последнее, что ты помнишь из прошлой ночи?
Его щеки становятся ярко-розовыми, и парень оглядывает меня с ног до головы. Я вижу вспышку паники в его глазах.
— Ты не помнишь. — Я поднимаю бровь в ожидании подтверждения, и парень отводит взгляд, подтверждая мою теорию.
Его плечи опускаются, и он качает головой, как будто выговаривая самому себе.
— Послушай, что бы ни произошло между нами… Это была ошибка, и я…
— Фу. Ты думаешь, у нас был секс?
Его пристальный взгляд останавливается на мне.
— Я… то есть, я не знаю…
— Нет! — Теперь пылает мое лицо.
Не знаю, должна ли быть оскорблена тем, что он думает, что я бы занялась сексом с мужчиной в нетрезвом состоянии, или мне должно льстить, что такой красивый мужчина предположил, что секс со мной возможен.
— Подожди… — Он наклоняет голову и смотрит на меня одним глазом. — Ты сказала «фу»?
— Я нашла тебя без сознания в переулке. С тобой могло случиться все, что угодно, но честное слово, секс со мной не был одним из них.
Парень, кажется, занят поиском своих ботинок, и мне интересно, слышал ли он меня вообще.
— Но не могу говорить о том, что произошло до того, как я нашла тебя.
Он качает головой, а затем стонет и сжимает виски.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Черт, который час?
— Шесть пятнадцать.
— Утра? — Он искоса глянул на меня.
— Да.
Парень пробормотал что-то об опоздании и о том, что кто-то его убьет.
— Мне нужны деньги на такси до Манхэттена.
Конечно же, он живет на Манхэттене.
— Я верну.
— Ты хочешь, чтобы я дала тебе денег?
— Я сказал, что верну. — Теперь, когда он собран, я вижу, что его глаза светло-карие. — Поверь мне.
— Хорошо. Я вызову тебе такси.
Вытащив телефон из кармана халата, открываю приложение, не отрывая взгляд от экрана. Чувствую, как парень изучает мое лицо, и жалею, что собрала волосы в хвост.
Легко забыть, как ты выглядишь, когда проводишь большую часть времени среди умирающих людей. Красивые люди мира — это постоянное напоминание обо всех способах, которыми я не соответствую, и мне не нужно это дерьмо в моей жизни.
Незнакомец все еще пялится, поэтому я смело смотрю ему прямо в глаза. Он не отводит взгляда. Да что с ним не так?
— Ты можешь подождать снаружи.
— Могу я воспользоваться ванной?
— Если я скажу «нет», ты просто пописаешь на стену в переулке, как все остальные?
Парень пожимает плечами.
Я стону.
— Хорошо.
Он проходит мимо меня. Я наблюдаю, как его взгляд останавливается на моем шраме. На этот раз я наклоняю голову и выбегаю из комнаты.
Глава 2
Кингстон
Кофе. Аспирин. Вода. Еда.
Ничто не помогает облегчить сильное похмелье, с которым я проснулся. Не совсем так — я проснулся все еще пьяным, и худшее похмелье наступило, когда я вернулся домой.
Стараюсь не слишком задумываться о том, как оказался без сознания в бруклинском переулке, потому что моя голова, кажется, вот-вот взорвется, а от размышлений становится только хуже.
Проверяю время на своих часах «Картье», которые идеально сочетаются с моим шелковым костюмом-тройкой от «Дольче» с черно-белым цветочным узором. Когда иду по вестибюлю «Норт Индастриз», пытаясь скрыть, что каждый шаг ударяет мой мозг о череп, насмешки, которые я получаю от людей в костюмах, подтверждают, что мой наряд для первого рабочего дня не разочаровывает.
Кимберли за стойкой регистрации краснеет, когда я кладу руки на ее стол.
— Доброе утро, мисс Ким.
Она заправляет волосы за уши и пытается смотреть куда угодно, только не на меня.
— Мистер Норт. — Она слишком широко улыбается. — Уже не утро.
— Э, неважно. — Я наклоняюсь немного ближе. — Ты сегодня выглядишь сногсшибательно.
Ее румянец заливает шею и грудь, и я нахожу это зрелище весьма привлекательным. Ненужно много усилий, чтобы женщина почувствовала себя привлекательной и желанной. И я получаю чертову тонну удовлетворения от того, что заставляю их чувствовать себя так.
— Мистер Норт ждет вас, — говорит она.
— Я так и думал. — Я громко и тяжело вздыхаю, и в этом чувстве нет ничего притворного. Не хочу быть здесь. И все это знают. — Который из них?
Ее изящно изогнутые брови сведены вместе, пока девушка изучает свой сенсорный экран.
— Александр.
Я немного расслабляюсь. Из всех Нортов Алекс — наименьший из четырех зол. Мой брат Хейс и отец Август находятся на вершине пирамиды мудаков, в то время как другой брат Хадсон находится в самом низу.
— Спасибо, мисс Ким.
Она отвечает девчачьим хихиканьем, когда я прохожу мимо ее стола к ряду лифтов. Потеряв все остатки того небольшого хорошего настроения, которое у меня было, я вхожу в лифт, ведущий в административные офисы, и чувствую, словно иду на свою собственную бойню.
Нажимаю кнопку верхнего этажа, затем прислоняюсь спиной к стене и закрываю глаза. «Ты должен это сделать», — говорю я себе в миллионный раз. Август ясно дал понять, что у меня только два варианта. Работать в «Норт Индастриз» или вернуться в Европу и жить с моей матерью и ее мальчиком-игрушкой. Одна только мысль об этой перспективе вызывает у меня желание выблевать свой утренний эспрессо и лотарингский пирог на стеклянные и зеркальные стены.