У нее все еще был четырехдюймовый шрам на животе в том месте, откуда им пришлось извлечь пулю.
Но после ее выздоровления, к чему было возвращаться? К этой жизни, застрявшая в ничейной земле между двумя враждующими бандами, отвергнутая одной из них из-за того, кого она любила, но так и не принятая до конца другой.
"Кора." Глубокий голос Маркуса разнесся по комнате.
Она удивленно вскинула голову.
Ее муж стоял рядом с цветочным букетом. Когда он вошел? Она даже не слышала, как открылась входная дверь, настолько глубоко она была погружена в свои мысли.
Маркус был красив, как никогда, самый великолепный мужчина, которого она когда-либо видела, если быть честной. Его руки были засунуты в карманы, а лицо скрыто в тени, так что она не смогла прочитать его выражение. Не то чтобы она смогла прочитать его, даже если бы комната была освещена сотней ослепительных лампочек. Она больше и не пыталась.
Она знала, кто он и что у него на сердце. Она слышала его громко и четко. В последующие дни и недели после комы его холодность по отношению к ней только подтвердила все, что он сказал в тот день.
Он был заботлив по отношению к ней. Он обеспечил ей самый лучший медицинский уход, который только можно было купить за деньги. Он продолжал дарить ей бесчисленные подарки, но никогда не доставлял их сам. Его водитель, Шаро, возил ее на реабилитацию каждый день в течение двух месяцев, пока она восстанавливала силы.
Но Маркус работал от рассвета до заката, и она могла целыми днями, а иногда и неделями, не видеть его. Он просыпался до рассвета и возвращался после того, как она засыпала. Часто он спал в гостевой спальне, говоря, что не хочет будить ее своим непостоянством.
Он никогда не приходил на приемы к врачам, но при этом, казалось, знал все до мельчайших подробностей о режиме ее ухода. Когда он разговаривал с ней, то напоминал ей о необходимости принимать добавки или спрашивал, достаточно ли она съела. А в тот день, когда врач признал ее достаточно здоровой, чтобы возобновить физическую активность, он пришел ночью к ним в постель и занялся с ней любовью в темноте.
Секс был таким же интенсивным, как и всегда. Их химическая связь в постели была неоспоримой. Иногда ночью его поцелуи казались неистовыми, когда он обхватывал ее руками и притягивал ее к себе так крепко, как будто боялся, что она исчезнет.
Иногда это было быстро, его рот или руки на ней работали, чтобы довести ее до отчаянной, дикой разрядки, а затем он зарывался в нее и выплескивался через несколько минут. Только для того, чтобы разбудить ее несколько часов спустя посреди ночи, когда его желание прижималось к ее заду, и тогда он брал ее медленно, так мучительно медленно, что она думала, что может умереть.
Но всегда в темноте. А когда наступало утро, он уходил, как будто ночи и не было.
Сегодня вечером на нем был его фирменный костюм, и он выглядел таким же свежим и не помятым, как и накануне, когда впервые надел его. Его легкое, контролируемое совершенство было для нее такой же загадкой, как и в первый день их брака. Он засунул руки в карманы и, опустив черные волосы на лоб, оглядел ее с ног до головы.
Она неподвижно смотрела в окно. "Ты рано вернулся домой".
"Мы собираемся куда-то сегодня вечером — помнишь? Я думала, ты будешь готова".
Она была накрашена, на каблуках, с уложенной прической, только что из спа-салона, но остальная ее часть все еще была завернута в халат.
Она не забыла, но все же спросила: "Мы идем куда-то?".
"Концерт в "Элизиуме". Новое выступление. Большое."
Она снова посмотрела в сторону Маркуса, когда он пожал плечами, и внимательно наблюдала за его лицом. В последнее время она все чаще и чаще делала это, дразня медведя, чтобы увидеть, сможет ли она получить от него какую-то реакцию, какое-то доказательство того, что он действительно человек и может проявлять настоящие человеческие эмоции. Но, как обычно, его покерфейс ничего не выдал.
"Я всегда делаю фотосессию в ночь премьеры", — продолжил он.
"Я не забыла", — сказала она, полностью повернувшись к нему и позволяя свету осветить ее волосы. Ему пришлось прищуриться, чтобы разглядеть ее. "На самом деле, я ходила по магазинам в поисках подходящего наряда".
"А сейчас?" Он потер темную тень вокруг челюсти, единственное свидетельство его долгого рабочего дня.
Она расстегнула халат и позволила ему упасть с шелестом шелка. Подойдя ближе, она увидела, как глаза мужа разгораются, изучая ее тело. Черный кружевная майка со встроенным бюстгальтером обхватывала ее грудь. Сексуальный пояс с подвязками был низко опущен на талию, удерживая черные чулки.
Кора почувствовала удовлетворение от напряженного взгляда на его лице. "Что ты думаешь?"
Это было все, что между ними было.
Секс. Вот как Кора думала об этом сейчас — как о трахе. Или, по крайней мере, так она пыталась думать.
Маркусу нравилось трахать ее.
В конце концов, она ведь хорошая любовница, верно?
При воспоминании об этом у нее сжались зубы. Это была еще одна причина, почему она так тщательно выбирала свой наряд. Секс был оружием, которое многие женщины использовали, чтобы контролировать мужчин в своей жизни, верно? Никто никогда не сможет контролировать Маркуса, но, если бы она могла получить хоть малейшее преимущество над ним, это было бы уже что-то. Она твердо решила, что в следующий раз, когда они займутся сексом, это будет на ее условиях. При свете, когда он будет вынужден видеть ее лицо.
Маркус внимательно изучал ее, позволяя тишине затянуться между ними. Он ухмыльнулся, едва заметно скривив губы.
"Думаю, папарацци съедят это".
Он подался вперед, положил властную руку ей на шею, и притянул ее голову к себе.