Оказалось – слышали.
– Пишите, а через полчаса сдадите свои листки. Можете не подписывать. Читать буду подряд, не называя имен. Так сказать, анонимно…
Через полчаса я вместе с ними бурно радовался той складной и остроумной чепухе, которую они напридумывали; да и не чепухе вовсе – некоторые строчки оказались просто превосходными.
Итак, «Жил на свете рыцарь бедный…»
Во-первых, выяснилось, что «был он худенький и бледный», во-вторых, – «был он тихий и безвредный», в-третьих, «позабывший клич победный», а в-четвертых, несчастный оказался еще и на руку нечист – «спер он руль велосипедный».
Дальше читаем: «Кто ответит на вопрос».
Вопросы оказались самые разнообразные: от философского – «для чего он жил и рос» и озабоченно-житейского – «сколько стоит купорос» до загадочных – «где гнездится альбатрос» (а действительно, где?) и «почему моряк – матрос» (и в самом деле, почему?). А завершился этот список вопросом и вовсе невинным – «для чего сопливым нос».
Двустишие «Сгорел закат, спустилась ночь, и все разбойники уснули» получило самые неожиданные продолжения, но наиболее живую реакцию вызвал вот этот простодушный вариант:
Один не спит, ему невмочь:Клопы несчастного куснули.
Буриме оказалось, во-первых, последним заданием, когда надо было уже спешить, а во-вторых, действительно, трудным. Но кое-что у них все-таки получилось:
На берегу пруда сидит атлет.Но бесполезна на крючке приманка:Здесь вместо рыб на дне лежит скелетИ ржавая разбитая шарманка.
Еще вариант:
Был я сильный, как атлет,Аппетитный, как приманка,Стал я тощий, как скелет,И печальный, как шарманка.
И наконец, совершенно блестящая строфа, которую даже и заподозрить трудно в том, что она всего-навсего результат буриме:
Увитый мышцами атлет,Червям могильным ты приманка,И твой обглоданный скелетУже оплакала шарманка…
Все последующие четверги в Четыреста Сорок Восьмой комнате проходили примерно так же, как и этот – мой самый первый Четверг: сначала читали по кругу новые стихи, а затем играли.
Из главок, посвященных этим играм, а также из стихов, написанных в свободное от этих игр время, собственно, и сложилась наша книга, необычная хотя бы уже тем, что у нее более двух сотен авторов, юных и безмятежных, радостно и беззаветно влюбленных в поэзию.
«Наступила осень золотая»
Как обычно, прочли по кругу свои новые стихи и ждут, что дальше будет.
– А теперь, господа хорошие, давайте поиграем…
И вдруг:
– А что это мы каждый раз играем да играем…
– А разве плохо?
– Неплохо, конечно, но надо же наконец и делом заняться.
– Делом? Каким делом?!
– Стихи учиться сочинять. Ведь мы все-таки для этого сюда приходим…
– А во Дворце, между прочим, учат. Мне одна девочка рассказывала…
– Где?
– Во Дворце пионеров.
– Понятно. Ну что ж, давайте и мы учиться.
– Давайте.
– Прямо сегодня и начнем.
– Наконец-то.
– А с чего мы начнем?
– Как с чего? Со стихов.
– Ах, ну да, действительно. А про что у нас будут стихи?
Осмотрели друг друга, стены, потолок, выглянули в окно, заметили там осень и предложили:
– Давайте про осень.
– Замечательно. Будем учиться писать стихи про осень. А у кого мы будем учиться?
– Вы же сами говорили: надо учиться у поэтов.
– А и в самом деле. У кого же еще учиться писать стихи? Не у акробатов же? И не у сантехников. Только у поэтов! А как мы будем у них учиться?
– Мы вспомним, как поэты писали про осень, и сами так же попробуем.
– Прекрасная идея! Давайте вспоминать. Итак…
– Наступила осень золотая…
– Отлично! Еще…
– Уж небо осенью дышало…
– Великолепно! Дальше…
– Уж реже солнышко блистало…
– Понял – короче становился день. Давайте еще что-нибудь вспомним.
Завспоминали наперебой:
– про очей очарованье…
– про мертвые листья…
– про печальных журавлей…
– про соловья, который уж не поет…
– про пастушка, который уж не играет…
– про тоскливые дожди…
– про сонного медведя…
– про полные закрома…
– Молодцы! А теперь попробуйте про все это написать стихи. Можете даже объединяться между собой – легче будет учиться. Ну, поехали!..
Минут через сорок прочли новообразовавшийся осенний цикл.
1. Приходит осень золотая,Желтеют листья, увядая,И ночь становится длинней.Уж не поет наш соловей.Медведь залез в свою берлогуИ тратит жир свой понемногу.Пшеница убрана давно,Колхозы выполнили планы,И на пустынное гумноПолзут унылые туманы.
Женя Секина, Таня Слепова,Слава Гущина
2. Наступила осень золотая,Улетает певчих птичек стая.Наступили хмурые денечки,Уж с листов осыпались листочки,Травка пожелтела и пожухла,Злая туча дождиком набухла,Солнце потускнело, словно глазки.Мы к зиме готовим уж салазки.
Катя Судакова, Ира Малкова,Оля Красная
3. Желтеет листик, дождик льет,И соловей уж не поет.Молчит кузнечик. И ребяткиУж не играют больше в прятки,А ходят в школу каждый день,Упорством побеждая лень.Заря все раньше догорает,И пастушок наш не играетВеселых песен на рожке,Бредут коровы вдалеке,Пожухлый объедая луг,Летят журавлики на юг.И мы, их слыша голоса,Печально смотрим в небеса.
Наташа Хейфец, Владик Васильев,Марина Красильникова
4. Какая грустная пора;А ведь вчера была жара,Искрилось солнце в вышинеИ было так привольно мне.Теперь дожди, теперь тоскаИ жизни ноша нелегка.Смотрю безрадостно в окно,А там и сыро, и темно –Какая скверная пора;А ведь вчера была жара.Вдруг вижу – журавли летят,Спешат покинуть этот ад.И я за ихним косякомГотов пуститься босиком.
Лена Пяткина, Вова Торчинский
– Поздравляю!
– Вам понравилось?
– Очень хорошие стихи. Даже грустно стало.
– Как – грустно? Сами же говорите – хорошие.
– Расстаться нам придется. Оттого и грустно.
– Расстаться? Почему?
– Да потому, что учить вас, дорогие мои, больше нечему. Да-да, абсолютно нечему.
– Но мы же только начали учиться!
– Только начали – и уже все в полном порядке. Рифма на месте. Ритм – не придерешься. И весь ваш осенний набор вполне убедителен: и про листья есть, и про журавлей, и про дождики – ничего не забыто. Все, как у настоящих поэтов. Так что до свиданья, дорогие друзья! Творческих вам удач!..
Помолчали, похлопали глазами, ушами, подумали и говорят:
– Но стихи-то ведь получились плохие.
– Чем же плохие? Хорошие стихи. Рифмы – первый сорт…
– Да слышали уже. И рифмы, и ритм, и не забыто ничего, а стихи плохие.
– Но почему?!
– Потому что все, о чем в них написано, уже было. У других поэтов…
– И про осень золотую было…
– И про журавлей печальных…
– И про листья…
– Это знаете как называется?
– Ну как?
– Это называется – штамп. Литературный штамп. У каждого поэта взять понемногу, перемешать аккуратненько – и все. Стихи будут как настоящие.
– Да, интересные дела получаются. Что же, теперь и про журавлей нельзя писать? И про листья? Какая же осень без листьев?
– Почему нельзя? Можно, но только по-своему. Чтобы ни на кого не было похоже.
– А разве такое возможно?
– Конечно, возможно. Лиза Аникина сегодня читала про листья, помните?
– Ну помню.
– Ни на кого не похоже. И при этом очень хорошо. Лиза, прочти еще раз.
– И в самом деле, прочти, Лиза.
Осенние листья повсюду, везде:У ветра запутались в бороде,Игриво приникли к бродяге-котенку,В пещеру проникли к трудяге-кротенку,Добавили пятен пятнистому догуИ снова умчались куда-то в дорогу.
Почему Онегину можно, а им нельзя
Читали как-то стихи Александра Блока и, в частности, его трепетные «ямбы». И сразу же возник вопрос:
– А почему только «ямбы»? А «хореи» бывают? Или эти, как их там?
– А действительно, как их там?
– Дактили.
– А еще?
Подумали, напряглись, вспомнили:
– Анапесты.
– И наконец?
Амфибрахий так и не вспомнили.
– Вы напоминаете мне Евгения Онегина.
– Все вместе? Одного Онегина?
– Да.
– Интересно, чем же?
– «Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить».
– Видите, он тоже не мог. И ему простительно. А нам и тем более.
– Не согласен. Евгений-то Онегин не мог их друг от друга отличить, «высокой страсти не имея для звуков жизни не щадить». А в вас эта «высокая страсть» как бы предполагается. Она, эта «страсть», вас объединяет и собирает здесь, в Четыреста Сорок Восьмой. И неспособность отличить «ямб от хорея» для вас непростительна.