III
А. А. Краевскому
По случаю пятнадцатилетия «Голоса»
Пятнадцать лет, маститый журналист,Ты издавал умеренный свой «Голос»;Внимая за него зоилов свист,Ты постарел, твой убелился волос.
Но все ж душою, как младенец, чист,Ты пожинал подписки спелый колосИ выпускал свой ежедневный лист —И обо всем на том листе мололось!
А лист печатный все переносил:Болтали в нем, трудясь по мере сил,Писцов, курьеров министерских стая,
Болтал Бильбасов, Безобразов сам;И мед статей их лился по усамУ публики, ей в рот не попадая...
IV
Ессе Номо
Брось честный труд, науку, позабудьИдей свободы пылкие приманки:Иной есть путь, прекрасный, вольный путь:Скорей займи кассира место в банке —
И постарайся миллион стянуть...Тогда пойдут пиры и содержанки,К тебе начнут аристократы льнуть,Чтоб им на векселя ты ставил бланки;
И будешь ты и славен, и велик,И счастье жизни будет не из книгТвоей душе ликующей знакомо;
И адвокат, судья и прокурорК тебе преклонят с завистию взорИ прорекут с восторгом: «ecce homo!»
Кандидат
Лихая тройка в ресторан ДоротаПримчала их. Пробравшись в зимний сад,В уединенье полутемном гротаОни вдвоем, счастливые, сидят.
На столике бутылок строй без счета,Стаканы влагой золотой блестят.Она прекрасна, как мечта Эрота,Он тоже мил: он юный кандидат...
Не на судебное, однако ж, место,Как думает она, его невеста —Он кандидат на славную скамью,
Что мы зовем скамьею подсудимых:Он куш украл, и вот из уст любимыхВнимает он: «За наше счастье пью!»...
Из цикла Военно-политические отголоски
СонетМне снился сон: от края и до краяЕвропой всей владеют пруссакиИ формируют из людей полки,Везде порядок мудрый водворяя.
* * *
Вокруг полков свиней толпится стая,Баранов жирных блещут курдюки;Профессора пасут их, сквозь очкиПо-гречески Гомера разбирая.
* * *
Весь мир цветет: всем смертным почтальоныПриносят письма в срок, везде вагоныВ назначенные движутся часы,Ретур-билеты введены повсюду,И над землей развеян запах чудныйГороховой берлинской колбасы!
Николай Минский
* * *
Напрасно над собой я делаю усилья,Чтобы с души стряхнуть печали тяжкий гнет.Нет, не проходят дни унынья и бессилья,Прилив отчаянья растет.
Без образов, как дым, плывут мои страданья,Беззвучно, как туман, гнетет меня тоска.Не стало слез в глазах, в груди – негодованья.Как смерть печаль моя тяжка.
И сам я не пойму, зачем, для чьей забавыРяжу ее теперь в цветной убор стихов.Ужель страданьями гордиться я готов?Ужель взамен я жажду славы?Как радости людей и скорби их смешны.Забвенья! Сумрака! Безлюдья! Тишины!..
1885
* * *
Заветное сбылось. Я одинок,Переболел и дружбой и любовью.Забыл – и рад забвенью, как здоровью,И новым днем окрашен мой восток.
Заря! Заря! Проснувшийся потокМне голос шлет, подобный славословью.Лазурь блестит нетронутою новью,И солнце в ней – единственный цветок.
Сегодня праздник. Примиренный духПрощается с пережитой невзгодой.
Сегодня праздник. Просветленный духВстречается с постигнутой природой.
Сегодня праздник. Возрожденный духВенчается с небесною свободой.
Тишина
Над морем тишина. Вблизи и в отдаленьи,Перед угрозой тьмы забыв раздор дневной,Слились пустыня вод с воздушною волнойВ объятьи голубом, в безбрежном сновиденьи.
И столько кротости в их позднем примиреньи,Что берег побежден небесной тишинойИ скалы замерли над синей глубиной,Как эхо грустных слов, поющих о забвеньи.
И вот зажглась звезда. Быть может, там вдалиОна окружена немолчным ураганом,Но, разделенная воздушным океаном,Она – лишь робкий луч для дремлющей земли,
Лишь предвечерний знак, лишь кроткое мерцанье,Над темной тишиной лучистое молчанье.
Ложь и правда
Давно я перестал словам и мыслям верить.На всем, что двойственным сознаньем рождено,Сомнение горит, как чумное пятно.Не может мысль не лгать, язык – не лицемерить.
Но как словам лжеца, прошептанным во сне,Я верю лепету объятой сном природы,И речи мудрецов того не скажут мне,Что говорят без слов деревья, камни, воды.
И ты, мой друг, и ты, кто для меня былаПоследней правдою живой, и ты лгала,И я оплакивал последнюю потерю.
Теперь твои слова равны словам другим.И все ж глаза горят лучом, земле чужим,Тебе и мне чужим, горят – и я им верю.
* * *
Он твердою рукой повел смычок послушный,И струны дрогнули, и замер людный зал.Разряженной толпе, чужой и равнодушной,Он в звуках пламенных и чистых рассказалДуши доверчивой все тайны, все печали:Как страстно он любил, как сильно он страдал,О чем он на груди возлюбленной мечтал,О чем в молитвы час уста его шептали.Он кончил – и похвал раздался плеск и гул.Художник! Тот же Бог, что в грудь твоювдохнулМелодий сладостных священную тревогу,Теперь толпе велит беситься и кричать.Иди: она зовет!—Толпа, и внемля Богу,Лишь воплями, как зверь, умеет отвечать.
* * *
Я слишком мал, чтобы бояться смерти.Мой щит не Бог, а собственная малость.Пытался я бессмертие измерить,Но сонной мыслью овладела вялость.
Я слишком мал, чтобы любить и верить.Душе по силам только страсть иль жалость.Под сводом неба, кажется, безмернымЯ вижу лишь свой труд, свою усталость.
Лежал я где-то на одре недуга.Мутился ум. И вдруг Она предстала,Твердя: молись! Я – вечности начало,Я – ключ всех тайн, порог священный круга.
И я ответил с дрожию испуга:– Мне холодно. Поправь мне одеяло.
Портрет
Под низким дерзким лбом двойным каскадомВзметнулся пепел вьющихся кудрей.Глаза без век, в щелях – глаза зверей —То жгут холодным непрозрачным взглядом,То резвым смехом леденят. А рядомОкруглость щек и девственность грудейТвердят о сне желаний и страстей.И детский рот не тронут знойным ядом.Но вот, бледнея, села за рояль.Преображенье дивно и мгновенно.Весь мир любви, дотоле сокровенный,Ей клавиши открыли и педаль.Душа грозой проснулась в пальцах рук,Горячей кровью бьет за звуком звук.
* * *
На разных языках, все знаками другими,Начертана в душе загадка красоты:Цветами, звуками, отливами мечты.Но есть один язык, родной между чужими.
То – прелесть женская, то – чарами ночнымиОбвеянный чертог любимой наготы.И на язык родной, на милые чертыПеревожу весь мир и сравниваю с ними.
Весна ль идет в цветах, – ты, женщина-дитя,Проснулась на заре, смеясь виденьем ночи.Идет ли осень к нам, – твои я вижу очи,Под золотом волос поникла ты, грустя.
Доносится ли песнь или звезда мерцает, —Тебя, одну тебя, душа в них созерцает.
Всем
С улыбкой робости и нежности безмерной,О, сестры милые, всю жизнь я отдал вам.Одну из вас любил, кого? – не знаю сам,Одна из вас, но кто? – душой владела верной.
Не ты ль, бесстрастная, с усмешкой лицемерной,Не ты ль, невинная, чьи мысли – белый храм,Не ты ль, беспечная, чей смех – сердец бальзам,Не ты ль, порочная, с душою суеверной?
Одну из вас любил, но чтоб слова любвиДостигли до нее, я всем твердил признанья.Но вот приходят дни и близок час молчанья.
Звучи, о песня, ты мой вздох переживи,Всех воспевай сестер и каждую зовиЛюбимой, избранной, царицей мирозданья.
Мадригал
Зачем, в своей красе увериться желая,Глядишь, красавица, в стекло немых зеркал?Твой образ, чуть уйдешь, бесследно в них пропал,Твоя соперница тебя сменит, блистая.
В глаза мои взгляни. Восторг их созерцая,Слезою страстною увлажив их кристалл,Поймешь, как жгуч твой взор, как ярок уст коралл,Как царственно сильна твоя краса живая.
Когда же ты уйдешь к поклонникам другим,Твой образ не умрет в моих глазах влюбленных,Но в одиночестве, в тиши ночей бессонныхВозникнет в мыслях вновь он, памятью храним.
И все соперницы, в их зависти змеиной,Не смогут в нем затмить ни черточки единой.
Поцелуй