Их встречала целая бригада Ё–спецназа в знакомых серо–чёрных комбинезонах и трое гражданских лиц во главе с начальником базы полковником Раздольским, а также заметно переживающий Бальзам.
Он первым бросился к путешественникам и потряс им руки.
— Чертовски рад вашему возвращению! Мы только–только демонтировали микротелекамеры в кабине. Их почему–то оказалось две.
Ылтыын и Роман переглянулись.
— Какие телекамеры? — спросил эскимос.
— Было предложение установить в кабине микрокамеру, — выступил вперёд сухолицый Раздольский, — чтобы специалисты могли разобраться в принципах работы терминала.
Роман покачал головой.
— Кабина просто не включится, если в ней находится посторонний предмет.
— Камера величиной с птичий глаз.
— Не имеет значения.
— Поступил приказ координатора, и мы сняли камеры. Как вы себя чувствуете? Врач нужен?
— Нет. — Роман вспомнил о просьбе Малахова. — Извините, мне нужно побыть одному.
— Идёмте. — Раздольский повернулся, спецназовцы расступились, и делегация направилась к жилому горизонту базы.
Путешественникам предоставили комнату отдыха.
— Что–нибудь ещё? — спросил начальник базы, явно желая узнать подробности похода.
— Поесть бы, — сказал Ылтыын.
— Сейчас принесут. Что ещё?
— Спасибо, пока больше ничего.
— Отдыхайте. — Раздольский бросил взгляд на осоловевшего Волкова и вышел.
— Иди мойся, — предложил Ылтыын.
— Иди ты, мне надо поговорить с…
— Харитонычем?
— Шаман!
— Понял, иду. — Ылтыын скрылся в бытовом блоке, на ходу стягивая с себя «Филин».
Роман без сил рухнул на диван, расстёгивая комбинезон, позвал:
«Олег Харитонович, мы дома».
«Уже знаю, — отозвался Малахов. — В состоянии работать?»
Спать хотелось неимоверно, но Роман преодолел нахлынувшую волну слабости и нежелания напрягаться.
«Попью чайку и приду в себя».
«Не торопись. У нас проблема: в Москве сидит Гловитц, ищет тебя и готовит какую–то операцию по уничтожению нашей главной базы».
«Как я уже предлагал, можно дать ему мои координаты. Потягаемся».
«Потягаться и так придётся. По нашим сведениям, он подготовил удар по базе, и этот удар надо опередить».
«Но ведь главной базы как таковой нет».
«Он этого не знает. Мы скормили ему «дезу» о главном центре «Триэн» в Ново–Хренове».
Роман, прилёгший на диван, невольно сел.
«Там же резиденция премьер–министра!»
«Поэтому он и клюнул. Мы рассчитывали, что он начнёт готовить группу кодирантов, спланирует диверсию, и это даст нам возможность вычислить всех местных агентов АПГ. Однако маэстро Гловитц оказался хитрее. Надо выйти на него в астрале и просканировать пси–сферу. Известно лишь, что акция по уничтожению «центра» в Ново–Хренове связана с ударом из космоса. Мы подключили к решению проблемы наших людей в штабе космической обороны и там запланировали «тестирование» новых зенитно–ракетных комплексов. Но мы не знаем, с какой стороны ждать атаки».
«Нашим ракетам с их летающей техникой не справиться».
«Под Москвой развёрнут первый лазерный противоракетный батальон».
«Понял. Сколько у меня времени?»
«Как будешь готов, так и посигналь, я пока настрою экстраформацию».
«АНЭР?» — скептически поинтересовался Роман.
«СССР».
Он невольно качнул головой, но говорить ничего не стал. Если координатор готов был предоставить ему помощь Священного Круга России, значит, угроза была велика! Судя по всему, обиженный неудачей в Брюсселе Гловитц решил пойти ва–банк, не считаясь ни с чем.
Ах, Свисс–иллеш, Свисс–иллеш, гнилая душа, рептилоид ты наш недоделанный! Что ж ты лезешь на Русь, не изучив уроки истории? Никому ещё не удавалось после нападения на неё оставаться безнаказанным!
Из ванной выбрался мокрый Ылтыын, на ходу вытирая голову полотенцем.
— Блажен, кто имеет возможность мыться каждый день! Твоя очередь, однако.
Роман хотел отказаться, потом решил, что минутная релаксация перед пси–боем не помешает, стянул комбинезон и влез под струи душа. Дотянулся мысленно до квартиры, погладил нежно красивый «цветок» ауры Юны.
В голове развернулся бутончик удивления и радости:
«Рома?!»
«Любимая…»
«Ой, я тебя слышу! Почему ты не дома? Что случилось?»
«Всё нормально, родная, закончу дела и приеду. Свари мне клёцки на молоке».
«Бедный, ты так голоден? Конечно, сварю. Долго тебя ждать?»
«Может быть, ещё часок–полтора. Я позвоню».
«Жду, хороший мой! Чмоки–чмоки».
Улыбаясь как мальчишка, получивший подарок, Роман вышел из неяслуха , подумал, что нет ничего лучше на свете, чем ожидание встречи с любимой женщиной, и принялся смывать с себя пот, грязь, усталость и бессилие. В комнату отдыха он ввалился уже почти полностью восстановившийся, свежий, энергичный и бодрый.
— Еду принесли, — сказал Ылтыын, сидевший на диване в синем ворсистом халате. — Сижу, глотаю слюни. Подсаживайся.
— Ешь. — Роман налил себе горячего чаю, бросил в чашку ломтик лимона. — Мне надо решить одну проблему.
— Харитоныч попросил? — догадался Ылтыын.
— Гловитц в Москве, готовит пакость. Надо его остановить, раз и навсегда!
Ылтыын застыл с ложкой у рта.
— Ты собираешься с ним… драться?
— Попробую просканировать, может, удастся выяснить, что он задумал.
— Так он тебе и позволил.
— Олег Харитонович пообещал канал СССР.
— Ага… это меняет дело… хотя всё равно рискованно.
— Мы справились с ним в Брюсселе, тем более справимся дома.
— Ты хочешь прямо сейчас с ним схлестнуться?
— Не хочу — надо!
— Тогда я быстренько поем и присоединюсь. Тебе тоже не мешало бы подкрепиться.
Роман заколебался, взвешивая доводы Алтына, потом сжевал листья салата, съел помидорчик, несколько маслин, отпил полчашки чаю и устроился возле дивана в позе лотоса.
— Если что — я рядом, — поднял руку Ылтыын.
Глаза закрылись сами собой.
Волков сосредоточился на чакре хара, замедлил сердечный ритм до одного удара в секунду, вообразил поток энергии, исходящий из точки хара вверх и вниз.
Позвоночник выпрямился, «засиял».
Дыхание стало «двухэтажным» — от верхнего, грудью, до нижнего — нижней частью брюшной полости.
Голова превратилась в звонкую и цельную хрустальную чашу.
Появилось ощущение «одинаковости» тела по всем направлениям.
Интерьер перед глазами расплылся в туманную кисею, так как зрение расфокусировалось: он в данный момент смотрел не на предметы в комнате, а «вглубь себя», хотя мог в любой миг выбрать точку фокусирования даже в поле периферического зрения.
Тело освободилось от физических оков и веса, превратилось в сгусток чистой «крылатой» энергии.
Он был готов к «полёту в космос».
«Олег Харитонович!»
Пауза.
В ушах протаял тихий шелест падающих листьев, пульсация крови, далёкие детские голоса, отрывки музыки: так воспринимался сознанием эфир неяслуха , доступный только экстрасенсам.
«Слушаю, Рома», — выплыл из этого призрачного шума мыслеголос координатора.
«Я начинаю».
«Мы готовы поддержать. Удачи!»
Мыслеволевое тело вырвалось из тела физического, воспарило над землёй, рванулось за пределы атмосферы.
Полёт из Великих Лук в Москву длился доли секунды.
Роман завис над городом, разглядывая–ощущая скопление «тлеющих угольков», искр и огней, складывающихся в причудливую мозаику «цветника» биополей.
Не все «цветы» этого огромного поля выглядели красивыми. Хватало и «мхов», и «лишайников», и уродливых «медуз», создающих гнетущее впечатление. Но угрюмее всех узоров казались «гнилые» коричневые пятна, похожие на болотные топи, и чёрные кляксы, агрессивно толкающие яркие звёздочки и огоньки. Это были места скоплений негативных эмоций и злобных устремлений, протягивающие во все стороны чёрные нити и паутинки связей, и было их очень и очень много.
Роман пробежался взглядом по дышащей, пульсирующей, живущей по своим законам картине, настроился на поиск знакомых «пси–запахов».
По словам Олега Харитоновича, Гловитц поселился в Президент–отеле под личиной «бельгийского священника» Велкама, поэтому поиск стоило начинать оттуда.
Действительно, уже через несколько секунд из скопления «болотных ям» возле Кремля сверкнул чей–то злобно–удивлённый взгляд. Спутать его ни с чьим другим было невозможно.
Роман зафиксировал координаты «взгляда», сориентировался по текучим магнитным линиям, нашёл «яму», из которой выглянул носитель невидимой в данный момент ауры.
Президент–отель располагался на Якиманке, и, судя по всему, именно там и прятался сейчас «бельгийский священник» Велкам, защищённый пузырём пси–поля. Хотя при этом он постоянно сканировал окрестности отеля, что говорило о дискомфорте и даже, может быть, о тщательно скрываемом страхе, который он испытывал.