Самоанка
Фотография последней трети XIX в.
Что касается татуировки, то со времени Лаперуза здешние моды очень изменились. При Лаперузе жители островов Навигаторов покрывали все тело самыми разнообразными рисунками, так что даже казались одетыми. Теперь же мы видели татуировку лишь у немногих островитян, причем только на бедрах и не узорчатую, а сплошь синюю. Казалось, будто на них короткие синие штаны.
В каноэ находилось также несколько женщин. Все они были очень безобразны. Эти отталкивающие существа старались дать нам понять, что они отнюдь не злы, но их жеманство лишь усиливало наше отвращение. На женщинах было надето столь же мало, как и на мужчинах. Их кожа имела такой же оттенок. Волосы были коротко обрезаны, за исключением двух длинных прядей, выкрашенных в красный цвет и падающих на лицо по обе стороны от носа.
Почти у всех островитян, которых мы видели, на теле были глубокие рубцы. Особенно привлек наше внимание один дикарь, у которого на животе имелось большое углубление. Нам удалось ему растолковать, что нас интересует происхождение этого страшного рубца; в ответ он указал на свое копье. Отсюда, пожалуй, можно сделать вывод, что эти дикари часто воюют с соседями или между собой и хорошо владеют искусством врачевания ран.
По-видимому, ни один из виденных нами маоунцев не пользовался каким-либо авторитетом среди остальных. Одно из двух: либо среди прибывших к нам островитян не было вождей, либо последние не играют здесь значительной роли.
Привезенные дикарями плоды были обменены на кусочки железа, оставшиеся от старых обручей, а также на стеклянные бусы. Последние имели в глазах островитян особенно высокую ценность. Чтобы получить эти роскошные украшения, они отдали нам даже часть припрятанного в лодках оружия.
Между тем вокруг корабля собиралось все больше и больше каноэ. Чем больше прибывало маоунцев, тем смелее становилось это воинственное сборище. Многие, стоя в лодках, выкрикивали в наш адрес целые речи, дико кривлялись и угрожающе жестикулировали. Такие выступления каждый раз награждались пронзительным смехом остальных дикарей. Наконец все они стали угрожать нам дубинками и кулаками. Островитяне явно готовились к приступу. Чтобы удержать их от нападения, мы были вынуждены вновь взяться за штыки и пики. Пушки были заряжены картечью, а ружья — пулями. Сознаюсь, мне стоило больших усилий преодолеть желание жестоко отомстить за гибель спутников Лаперуза. Ведь достаточно было бы одного моего знака, чтобы посеять смерть и опустошение среди этих звероподобных людей.
Если бы мы задержались здесь на некоторое время, мне, возможно, пришлось бы все же дать островитянам почувствовать мощь наших пушек. Не желая этого, я приказал поставить паруса, и шлюп быстро двинулся вперед, перевернув при этом несколько ближайших каноэ. Столь неожиданно свалившиеся в воду маоунцы удивительно быстро и ловко вернули лодки в прежнее положение и, горя мщением и бурно жестикулируя, погнались за нами. Некоторые, как кошки, цеплялись за борта корабля своими длинными ногтями, не уступавшими по длине ногтям знатнейшего китайского мандарина. Нам пришлось освободиться от них при помощи длинного шеста.
У западного мыса Маоуны мы опять легли в дрейф. Скоро к нам подошло несколько лодок с островитянами. Жители этого мыса ничем не отличались от обитателей бухты Массакр, но вели себя спокойнее, вероятно, из страха, так как их было мало. Мы приобрели у них двух свиней.
К вечеру показался остров Олаява [Уполу]. Когда мы находились в 7 милях от соседнего с ним островка, оттуда, несмотря на большое расстояние и приближение темноты, к нам подошло несколько каноэ с туземцами. Это были, очевидно, рыбаки, ибо в их маленьких, вмещающих по два-три человека лодках мы заметили орудия лова, в том числе большие перламутровые крючки на длинных тонких веревках, а также множество крупной живой рыбы, похожей на макрель. Каноэ рыбаков были построены очень искусно и изящно украшены раковинами.
Лица этих островитян дышали искренностью и доверчивостью. Они передавали свою рыбу на шлюп, спокойно ждали, пока им дадут что-нибудь взамен, и каждый раз оставались очень довольны. Этот меновой торг сопровождался с их стороны веселыми шутками и смехом. Корабль возбудил у островитян сильное любопытство. Они жадно разглядывали его от ватерлинии до верхушек мачт и оживленно обменивались друг с другом замечаниями, в которых сквозило изумление. Когда на мачтах или на реях производились какие-нибудь работы, они указывали туда пальцами и с любопытством ждали, что произойдет дальше. Этих прирожденных моряков чрезвычайно интересовало все относящееся к навигации.
Скромное поведение этих островитян представляло такой контраст с удалой назойливостью маоунцев, что мы были готовы счесть их за людей иной расы. Между тем внешне они ничем не отличались от увиденных нами ранее, разве только еще более затейливыми прическами. В этом отношении их, конечно, не сравнить с нашими европейскими рыбаками, грязными и нечесаными. Однако следует заметить, что у островитян Южного моря рыбная ловля отнюдь не считается тягостным промыслом низших классов, производящимся ради пропитания, а является развлечением аристократии, как у нас охота с загонщиками. Тамеамеа, могущественный король Сандвичевых островов, был очень искусным рыбаком и увлекался рыболовством не меньше, чем какой-нибудь европейский князь охотой на оленей.
Веселые рыбаки покинули нас лишь с наступлением темноты, когда уже не было видно берега. Мы еще долго слышали их удалявшееся ритмичное пение.
Поскольку маленький остров, на котором они обитали, не был обозначен ни на одной карте, можно предположить, что его не видел до нас ни один мореплаватель. Мне не удалось узнать туземного названия этого острова. Чтобы отличить последний от трех других островков, лежащих севернее и замеченных еще Лаперузом, я назвал его островом Рыбачьим [Нуутеле]. Этот маленький островок почти отвесно поднимается из моря на значительную высоту и весь покрыт густым лесом.
На другой день, воспользовавшись свежим ветром, мы подошли к острову Олаява, желая произвести опись его берегов. К нам устремилось множество каноэ. Но они не смогли догнать корабль, ибо мы не ложились в дрейф, чтобы не прерывать нашей работы.
К вечеру мы подошли к небольшому острову, лежащему вблизи от северо-западной оконечности Олаявы. Лаперуз назвал его Плоским [Маноно], приняв за весь остров холм с плоской вершиной, возвышающийся посередине. Находясь от острова на расстоянии 30 миль, он не мог, конечно, увидеть окружающую холм низменность, ибо она находилась за горизонтом. По той же причине Лаперуз не заметил, что восточная часть острова Плоского связана с западным берегом Олаявы посредством двух рифов. Они образуют бассейн, в центре которого находится большой камень. Если это коралловые рифы, а они на них весьма похожи, то других таких мы не обнаружили у островов Навигаторов. Из сказанного ясно, почему остров Плоский занимает на нашей карте более значительную площадь, чем на карте Лаперуза. Этот остров лесист и имеет очень приятный вид.