Все эти посетители с их болтовней вскоре сделались утомительными, и Маркса начали раздражать постоянные вторжения. Он буквально накинулся на одного журналиста, который попросил его прояснить тайну Интернационала: «Там нет никакой тайны, которую следовало бы прояснять, дорогой сэр!.. разве что тайну человеческой глупости — особенно глупости тех людей, что постоянно игнорируют факт: наша ассоциация — публичная организация, и самые полные отчеты о ее деятельности опубликованы и доступны каждому, кто возьмет на себя труд прочитать их!» {13}
Тем не менее, невзирая на то, хотелось Марксу сотрудничать или нет, пресса продолжала фантазировать. Одна статья утверждала, что Маркс арестован в Бельгии; другая — что он умер {14}. Во Франции даже вышли статьи об аресте Женнихен и Тусси, правда, как ни странно, они упоминаются там в качестве… братьев Маркса {15}. Наконец, берлинская «Национал Цайтунг» воскресила давние обвинения Маркса в том, что он жил за счет рабочего класса, и что Интернационал бессовестно обманывает рабочих:
«На свои жалкие сбережения оболваненные рабочие обставили дома членов Совета, чтобы те могли вести достойную жизнь в Лондоне». {16}
Статья широко разошлась и была несколько раз перепечатана, что побудило Маркса и Энгельса довольно агрессивно защищаться; в это же время они пытались справиться с нашествием беженцев. Маркс писал Кугельманну:
«Если бы день имел даже 48 часов, я все-таки еще месяцами не справлялся бы со своей ежедневной работой. Работа для Интернационала огромна, и к тому же еще — Лондон наводнен эмигрантами, о которых мы должны заботиться. Кроме того, меня осаждают различные лица, журналисты и прочие, чтобы собственными глазами увидеть “чудовище”. До сих пор думали, что создание христианских мифов было возможно в Римской империи только потому, что еще не было изобретено книгопечатание. Как раз наоборот. Ежедневная пресса и телеграф, который моментально разносит свои открытия по всему земному шару, фабрикуют больше мифов (а буржуазные ослы верят в них и распространяют их) за один день, чем раньше можно было изготовить за столетие». {17} [74]
В середине августа Маркс в поисках отдыха сбежал на побережье в Брайтон, однако его преследовали и там. Он рассказывал Женни о человеке, который уже неоднократно встречался им с Энгельсом по дороге домой:
«На второй день после моего прибытия сюда я заметил на углу своей улицы явно кого-то поджидавшего того парня, о котором я говорил тебе, что он уже не раз сопровождал до дома Энгельса и меня, и что Энгельс считал его шпионом, о чем мы однажды “намекнули” ему. Ты знаешь что, вообще говоря, у меня нет никакого чутья на шпионов. Но этот парень совершенно открыто везде и всюду следил здесь за мной. Вчера это мне надоело, я остановился, обернулся и смерил молодчика презрительным взглядом через лорнет. Что же он сделал? Смиренно снял шляпу и сегодня уже не удостаивал меня своим вниманием». {18} [75]
Со времени переезда из Сохо Маркс и Женни очень отдалились и от внешнего мира… и друг от друга. Вместе они разделили много страданий и совсем немного радостей. Они жили вместе, однако их все больше связывала совместная работа, а не пылкая любовь. Казалось, счастливее всего они были вдали от Лондона — и врозь. Разумеется, было бы удивительно, если бы их тяжелая жизнь никак не отразилась на их браке. Однако в 1871 году их отношения снова начали меняться. Вспыхнула новая нежность, они снова получали радость от общения друг с другом. Возможно — во многом благодаря Энгельсу, который спас их от выматывающих и разрушительных финансовых трудностей. Возможно, влияло и само присутствие Энгельса в Лондоне, а также то, что они вновь оказались в центре кипящей общественной жизни. Возможно также и то, что Маркс, наконец, освободился от тяжкого груза «Капитала», выпустив первый том книги.
Каковы бы ни были причины, в тот год любовь Маркса и Женни вспыхнула с новой силой. Маркс писал Женни из Брайтона: «Все это время я ни о чем не жалел, как о твоем отсутствии». {19} В начале сентября Женнихен и Тусси вернулись из своего долгого крестового похода по Франции, появившись как раз вовремя, чтобы помочь отцу подготовиться к тайному конгрессу Интернационала в Лондоне. (Ежегодный конгресс должен был пройти в Париже, однако при сложившихся обстоятельствах это было невозможно. Кроме того, учитывая возросший негатив по отношению к Интернационалу, публичный конгресс мог привлечь слишком пристальное внимание.) Рабочая группа должна была не только выработать курс в условиях, сложившихся после разгрома Коммуны — Маркс и Энгельс собирались дать отпор Бакунину, пытающемуся подмять под себя организацию.
Со времени последнего визита в дом Маркса в 1864 году Бакунин постоянно устраивал заговоры с целью избавить Интернационал от влияния и доминирования Маркса. В 1868 он основал анархистскую группу, желавшую объединиться с Интернационалом, однако их инициативу отвергли.
Якобы подчинившись решению Интернационала, Бакунин утверждал, что распустил группу, но на самом деле оставил ее в качестве глубоко законспирированной тайной организации {20}. Затем на горизонте замаячили активные действия. Отчасти действительно желая увеличить численность группы, но по большей части — понимая, что пока он не в силах выиграть, в 1870 году Бакунин ввязался в события во Франции.
Призыв огромного, лохматого, беззубого русского к оружию был воспринят с тревогой и недоверием. Он был арестован и брошен в Лионскую крепость, затем бежал в Марсель, где продал свое последнее имущество — револьвер — обрился наголо, сбрил бороду и уехал в Швейцарию {21}.
Бакунина легко было принять за эксцентричного шута, однако легенда, окружавшая его имя, была так прочна, что покрывала все его личные неудачи и промахи. Маркс хорошо знал возможности своего соперника, Бакунин представлял реальную угрозу для Интернационала и самого Маркса. Поменяв свое фирменное кепи на соломенную широкополую шляпу, повязанную красной лентой, он неожиданно имел успех в Италии и Испании, а также навербовал немало сторонников в Швейцарии. Лондонская конференция была очень важна, чтобы остановить его, а также разрешить споры между английскими делегатами по поводу отношения Маркса к Коммуне. Как раз в тот момент, когда весь мир уверовал в зловещую мощь Интернационала, организация находилась на грани раскола {23}.
Первым делом по приезде в Лондон делегаты направлялись в дом Маркса. Многие из них никогда с ним раньше не встречались — он для них существовал только в виде подписи под статьями и документами. Испанец Ансельмо Лоренцо вспоминает свою незабываемую, первую встречу с Карлом Марксом:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});