Хрущёв получил отчёт профессора Чеснокова в августе 1958 года. Его заинтересовали возможности использования водорослей и планктона для получения биогаза и удобрений, а также для последующей переработки биогаза в синтетическое топливо.
— Крайне интересно, Мстислав Всеволодович! — сказал Первый секретарь, читая записку Келдыша. — У нас как раз разворачиваются работы по озеленению среднеазиатских пустынь, а тут у вас написано, что отходы, прошедшие биореактор, можно использовать в качестве основы для плодородного слоя, под посадки сельскохозяйственных культур.
— И не только это, Никита Сергеич, — добавил Келдыш. — Я специально по этому вопросу консультировался со специалистами ВАСХНИЛ. Сами понимаете, расчёты орбит, которыми я сейчас занимаюсь, от сельскохозяйственной тематики достаточно далеки. Так вот, у нас в стране одного только свиного навоза несколько миллионов тонн в год накапливается. Вывозить его на поля напрямую — нельзя, так же как и городские фекальные стоки — слишком едкая субстанция, сожжёт посевы. А после прохождения ферментации в биореакторе активность снижается до приемлемого уровня. И это быстрее, чем по несколько лет держать отходы в компосте, и ждать, пока это добро перегниёт естественным путём.
— О! — Хрущёв многозначительно поднял палец. — А вы товарищу Шелепину эту информацию не посылали?
— Посылал, — кивнул академик. — И товарищу Мазурову тоже. Оба весьма заинтересовались, и Александр Николаич, и Кирилл Трофимыч. Говорят, дело перспективное. В ВАСХНИЛ, само собой, тоже отправил.
— Вот и я так думаю, — согласился Первый секретарь. — Тут ещё вот какое дело. У нас на носу — учредительная сессия ОПЕК, она на сентябрь этого года назначена. ОПЕК — это арабы, а арабы — это пустыни. Надо им эту тему предложить. Рекультивация пустынь может их заинтересовать.
— Там ещё вода нужна, Никита Сергеич, — подсказал Келдыш. — С их энергоресурсами воду можно опреснять. А при наличии воды и биореакторов уже можно не только пустыню озеленять, тут комплексное развитие региона Ближнего Востока вырисовывается. Вот мы собираемся железную дорогу строить через Иран, с севера на юг. А ведь можно весь Ближний Восток железными дорогами связать, рельеф позволяет.
— Хорошая мысль, Мстислав Всеволодович! Поручу своим референтам доклад подготовить, а вы дайте задание в ИАЦ, пусть подберут материалы по теме. Вот видите, какими извилистыми путями иногда хорошие идеи приходят, — усмехнулся Хрущёв.
— Если бы вы, Никита Сергеич, знали, каким извилистым путём эта идея к нам пришла, — улыбнулся Келдыш.
— А каким? — поинтересовался Первый секретарь.
— Началось всё с доклада Владимира Алексеича Чеснокова, который ведёт научную работу по космическим теплицам, вместе с ленинградской детской коммуной...
— А он-то какое отношение к этим креветкам имеет? — удивился Хрущёв. — Он же вроде гидропоникой занимается?
— А ему дети книгу показали, научно-популярную, по биологии моря. Какой-то мальчишка принёс переплёт починить, — рассказал академик.
— Н-да... — Никита Сергеевич только головой покрутил. — Надо бы узнать, как того пацана зовут, отблагодарить за хорошую идею.
— Нет ничего проще, — Келдыш достал записную книжку. — Телефон коммуны у меня есть. Вы позволите?
— Пожалуйста, — Хрущёв повернул к нему один из телефонных аппаратов, стоящих на столе.
Академик набрал номер. Его звонок вызвал у секретаря директора детского дома лёгкий ступор — не каждый день в их детдом звонил из кабинета Первого секретаря ЦК КПСС научный директор Главкосмоса. Мстиславу Всеволодовичу пришлось долго объяснять и втолковывать, что ему нужен вовсе не директор детдома, который, как на грех, уехал в РОНО, а одна из воспитанниц.
Наконец, нашли и позвали к телефону Иру.
— Здравствуй, Ира. Это академик Келдыш. Вот, доложил о вашем предложении по планктону товарищу Хрущёву. Никита Сергеевич очень заинтересовался, и попросил узнать фамилию мальчика, который книгу принёс. Надо же вас всех поблагодарить за отличную идею, — Мстислав Всеволодович выслушал ответ Иры, и вдруг изменился в лице. — Спасибо, Ира!
Он положил трубку и с вытянувшимся лицом посмотрел на Хрущёва.
— Интересное совпадение, Никита Сергеич. Фамилия парнишки — Веденеев. Дима Веденеев.
— Совпадение, говорите? — рука Хрущёва автоматически легла на клавиши селектора. — Серова ко мне, срочно!
Подъехавший вскоре Серов развеял беспокойство Первого секретаря.
— Никита Сергеич, семей Веденеевых по стране не один десяток. Все на строгом учёте. Изменения в каждой семье отслеживаем. Но предугадать, в которой из них и когда родится тот человек, который через 54 года отправит нашу посылку — невозможно. До его рождения, скорее всего, ещё лет двадцать, если не больше. Это даже сложнее, чем искать чёрную кошку в тёмной комнате. Это — поиск в тёмной комнате чёрного котёнка, который ещё не родился!
— И не факт, что вообще родится, — добавил Келдыш. — История за двадцать лет изменится до неузнаваемости. Мы, скорее всего, уже вообще живём в некоем параллельном мире, который к миру Александра имеет весьма малое отношение.
— М-да... Понимаю, — кивнул Хрущёв. — Но ты, Иван Александрович, этот вопрос держи всё-таки на личном контроле.
— Обязательно, — заверил Серов.
Самый необычный сельскохозяйственный проект Хрущёв начал в ноябре 1958 года, причём инициатором его, пусть и невольным, оказался никто иной, как Иван Антонович Ефремов. 30 сентября вечером, на острове Санторини, после первого дня долгих и трудных переговоров, Хрущёв с сопровождавшими его членами делегации сидели на веранде отеля, где они разместились. По контрасту, разговор зашёл о проблемах освоения Севера. Никита Сергеевич, расстелив на столике карту СССР, посетовал:
— Такая гигантская территория, но для сельского хозяйства совершенно непригодна. Очень жаль. Оленеводы там, конечно, работают, оленей выращивают, но это всё не то. Олени у них, в основном, для собственного потребления. В Европейскую часть страны оленина не попадает. И не распашешь эту мерзлоту — всё равно ничего там не вырастет.
— Ну, я бы не был столь категоричен, — заметил Ефремов. — За время ледниковых эпох на севере Сибири накопился мощный слой пылеватых осадков. Это почвы мамонтовой степи. По количеству костей в этих мерзлых почвах можно весьма точно восстановить плотность животных в этой экосистеме. На каждом квадратном километре этих пастбищ в прошлом жил 1 мамонт, 5 бизонов, 8 лошадей, 15 северных оленей, а ещё — более редкие животные: овцебыки, предки маралов, носороги, сайгаки, снежные бараны, лоси. Жили и хищники: волки, пещерные львы, росомахи. В целом это получается более 10 тонн живого веса на квадратный километр — в сотни раз больше сегодняшней плотности животных в северных ландшафтах, где сейчас растёт только олений мох.
— Десять тонн? — не поверил Хрущёв. — Не может быть! А чем они там питались?
— Особенностью тундры является то, что мёртвые растения в ней почти не разлагаются, как в более тёплых широтах, а погружаются в вечную мерзлоту. — пояснил Иван Антонович. — Из-за этого органические вещества безвозвратно теряются: «пониженная активность микрофлоры обусловливает бедность тундровых почв азотом и приводит к накоплению в верхнем горизонте оторфованых растительных остатков». Но бедность тундровых почв можно компенсировать внесением азотных удобрений, например, навоза. При этом на месте скудных мхов и лишайников появляются быстрорастущие и высококалорийные злаковые растения.
— Животные, особенно травоядные, производят много навоза. На хорошо унавоженных почвах даже на арктическом побережье обычный урожай травяной массы, того же сена, свыше 100 тонн на квадратный километр. В Европе обычный урожай — сотни тонн на квадратный километр. Количество корма, необходимого травоядным на год, оценить легко, вы, как аграрий, это и сами знаете.
— Ну да, соотношение масс 10 к 1, — подтвердил Никита Сергеевич.
— Именно. И если где-то травы дают урожай 500 тонн на квадратный километр, то эти пастбища прокормят 50 тонн травоядных, то есть — 100 коров или 1000 овец. Это обычная плотность животных на богатых культурных пастбищах, — продолжал Ефремов. — Но дикие животные более рационально используют ресурсы. И на диких пастбищах зверей будет не меньше. Равнины ледниковой Евразии были покрыты высокоурожайными лугами, кормившими миллионные стада копытных. Можно видеть, что «ледниковый» биоценоз представлял собой богатую и продуктивную экосистему, чьё существование полностью зависело от населявших её крупных травоядных. Если экосистема сбалансирована — сколько животных рождается, столько же должно быть съедено хищниками. Среди теплокровных обычное соотношение масс травоядных и хищников 100:1. То есть, в богатых пастбищных экосистемах в прошлом на каждом квадратном километре жило полтонны хищников. Это — пара львов или тигров с детенышами, пара гепардов, семья волков, да ещё лисы, росомахи, грифы и вороны.