невыносимым, он напоминал себе: ему пришлось решиться на эту пакость лишь потому, что по-иному разговорить Ханиката не представлялось возможным.
Однако, вопреки его ожиданиям, кое-какие вопросы так и остались без ответа. Ханикат ничего не знал ни о Кельге, ни о феурогах, ни о сделке Янака Харта с Круитхаром, ни о том, почему купец вздумал напасть на Шаенбалу. Зато многое, что касалось Холиока и Неруаканты, Салтара и Ойру и их связи с Дортафолой, встало наконец на свои места.
– Теперь расскажи мне о божественном короле, – в десятый раз потребовал Аннев. – Какую цель преследует Неруаканта и почему твой хозяин хочет ему помешать?
Когда Ханикат уже слишком ослабел, для того чтобы ожидать от него какого-нибудь подвоха, Аннев исследовал комнату и обнаружил туннель, на другом конце которого оказалось точно такое же помещение. Сюда-то он и приволок дионаха, раздел его и привязал к столу. Ханикат, едва немного восстановил силы, тут же попытался пустить в ход магию, чтобы высвободиться. Вытянув кваир из собственного тела, он сплел заклинание, и вокруг головы Аннева образовался пузырь пустоты, перекрыв ему доступ воздуха; в то же время возникшая воздушная стена попыталась раздавить ему череп. Впрочем, второе заклинание оказалось уже слишком слабым, и Аннев без труда уничтожил оба с помощью жезла сотворения.
После случившегося Аннев намеренно довел Ханиката до обезвоженного состояния, в результате лишив дионаха возможности восполнять его магию сокрушителя и щитоносца. Тогда Ханикат попытался использовать свои способности призывателя и проникнуть в разум юноши, но эти жалкие, слабые нападки Аннев, хорошо усвоивший уроки Тима и Мисти, отразил без всякого труда. Из-за колоссальной потери крови запасы кваира у Ханиката почти полностью истощились, а сам дионах выглядел как мертвец. Аннев, понимая, как ценна эта кровь, сливал ее в ведро – одно из двух, что он здесь нашел, – а иногда и проводил эксперименты: к примеру, на данный момент его интересовало, что станет с его плащом, если на него попадет кровь Ханиката.
Сейчас у стола стояли два ведра: одно – наполовину наполненное еще теплой кровью, второе – почти до краев полное воды.
– Я ведь уже все рассказал, – прохрипел Ханикат.
– Расскажи еще раз, – потребовал Аннев. – А потом я дам тебе попить.
Обещание воды возымело желаемый эффект. Ханикат облизнул потрескавшиеся губы и, поерзав, начал точь-в-точь повторять слова, сказанные им час назад.
– Бог-король Неруаканта хочет убить тебя, потому что ты – сосуд. Твое существование угрожает лжи, в которую он всех заставил поверить.
– И ложь эта заключается в том…
– …Что Неруаканта – король Новой Терры, но вовсе не бог. Поэтому Дортафола и противостоит ему и не дает уничтожить тебя – ибо ты есть сосуд.
Аннев, уже привыкший к этому ответу, коротко кивнул. Поначалу слова Ханиката выбили почву у него из-под ног: он-то думал, что Неруаканта хочет убить его, потому что он, Айнневог, – потомок Бреатанаса, которому, как полагал Содар, на роду написано уничтожить Кеоса. Однако по всему выходило, что старик заблуждался. Кроме того, свидетельства Ханиката совпадали с пророчествами Цзяня Никлосса и Кельги. Даже знающая госпожа Кьяра называла Аннева «сосудом».
– Еще раз процитируй пророчество о сокрушенной длани и разбитом сосуде, – велел он Ханикату.
Дионах издал болезненный стон, но перечить не стал.
– «Но он не сгинул, ибо лишить бога жизни может лишь бог, – начал он. – Дух его живет, и сосуд его переродится – божественным королем, что принесет спасение и погибель. Ибо как масло не держится в треснувшем кувшине, так и дух его не удержится в разбитом сосуде. Все части нужно собрать воедино, дабы отлить новый сосуд. Лишь после смерти возможна жизнь. Лишь очищающее пламя смоет скверну. Лишь разрушение возродит его вновь».
Ханикат замолк и облизнул пересохшие губы.
– Я должен запомнить все, от начала до конца. Продолжай.
Дионах дернулся и шевельнул головой так, что это могло сойти за кивок, после чего послушно забормотал дальше:
– «Вот осколки разбитого сосуда, что произошли от сокрушенной длани:
Семеро наделенных силой – наследники магии его;
Шестеро рожденных от плоти – наследники отца своего;
Пятеро из кланов – наследники детей его;
Трое связанных с кровью земной – властители того, что есть;
Двое связанных с первозданным хаосом – наследники того, чего нет, и того, что может быть.
Седьмой же несет печать Кеоса и Последнюю Надежду Люмеи, и тот, кто в последний день станет вместилищем духа его, править станет всеми семерыми.
И осколки сосуда пойдут войной друг на друга и станут пожирать друг друга, пока из пепла не восстанет новый бог крови земной. И величие Одара и Люмеи померкнет пред его величием, и поклоняться ему станет больше народу, чем песчинок на дне моря, и сотрет он даритов и илюмитов с лица земли. И тогда Кеос Перерожденный станет править всей сушей и всякими существами, рожденными из земли и крови, а тех, кто не подчинится воле его, предаст смерти».
Эхо последних слов замерло под каменными сводами. Аннев задумчиво смотрел в пол, зажав в правом кулаке окровавленный лоскут, а в левом – нож.
– «Седьмой же несет печать Кеоса». – Он поднял взгляд на обессилевшего Ханиката. – Это про меня. – И, показав дионаху золотую руку, добавил: – Вот она, его печать.
– Наверное… я… я не знаю.
– «…И тот, кто в последний день станет вместилищем духа его, править станет всеми семерыми». Кеос вас всех подери. Все намного хуже, чем я думал. И куда страшнее, чем рисовал себе Содар.
– Теперь можно воды? – прохрипел Ханикат, умоляюще глядя на своего мучителя.
На мгновение Анневу даже стало его жалко. Насколько юноша мог судить, Ханикатт лично никого не убивал, хотя и был замешан в сотнях убийств, совершенных Дортафолой и его сианарами. Большинство из этих преступлений случились несколько столетий назад, но нападение на Шаенбалу произошло недавно.
Пусть сам Ханикат и не убил никого в Шаенбалу, он причастен к нападению на деревню. Так заслуживает ли он сострадания?
Аннев сомневался в этом. Но если даже он и проявит милосердие, ничем хорошим это не кончится. Даже если предположить, что ему удастся доставить Ханиката в Анклав – что уже почти невероятно, так как дионах наверняка попытается сбежать, – нет никаких гарантий, что Рив со жрецами сразу же предадут его суду, ведь главное для них сейчас – очистить орден от предателей. А значит, Рив снова втянет Аннева в водоворот интриг, из которого на сей раз Аннев рискует и вовсе не выбраться.
Он зачерпнул из ведра воды и поднес ковш к губам дионаха. Тот жадно выпил, пролив