Вендрамин относился к нему настороженно, так как не мог избавиться от подозрений, что между Марк-Антуаном и Изоттой существует какая-то особая внутренняя связь. Он ничего не знал о политической деятельности Марк-Антуана, но его частые визиты в Ка’ Пиццамано не давали Вендрамину покоя. Совершались совместные прогулки по морю в Маламокко, время от времени они посещали Доменико в форте Сант-Андреа, и все это с непременным участием Марк-Антуана, а как-то в сентябре, когда несколько британских военных кораблей стояли на рейде порта Лидо, Марк-Антуан с Изоттой и ее матерью отправились на один из них в гости к его другу-капитану.
Нередко Вендрамин встречал его и у виконтессы де Со в Ка’ Гаццола. Это было источником дополнительного беспокойства – хотя бы потому, что Марк-Антуан, прекрасно осведомленный о связи Вендрамина с виконтессой, мог сообщить об этом Изотте. Вендрамин не без оснований боялся реакции, которую этот факт мог вызвать у девушки из семьи венецианских патрициев, выросшей вдали от несовершенств мира. До сих пор он вел с Изоттой весьма расчетливую игру. Напускал на себя строгость, которая должна была импонировать ее девическому уму. Следил за тем, чтобы Пиццамани ничего не узнали о виконтессе де Со, но особых усилий для этого не требовалось, поскольку они вращались в абсолютно разных сферах. Круг общения Изотты был очень узок, она даже ни разу не была в казино. То же самое можно было сказать и о ее родителях, а Доменико в последнее время чаще находился в своем гарнизоне.
Но возможность предательского шага со стороны человека, в котором он чувствовал соперника, заставляла Вендрамина выискивать меры, чтобы лишить Марк-Антуана этой возможности.
Поглощенный подобными мыслями, он зашел как-то в конце сентября в Ка’ Пиццамано, где швейцар сообщил ему, что его превосходительство граф находится наверху, а монна Изотта в саду. Влюбленный жених выбрал сад.
Он нашел там Изотту, прогуливавшуюся с Марк-Антуаном.
Ревность обладает свойством подпитываться чем угодно. Поскольку в этот осенний день небо было серым и дул прохладный ветер, Вендрамину, разумеется, показалось странным, что эти двое предпочли беседовать на свежем воздухе. Он, разумеется, предположил, что они хотели быть наедине и избегали помещений, где их могли подслушать. И хотя Марк-Антуан был близким другом семьи, Вендрамин, разумеется, усмотрел в этом нарушение приличий.
Подобное ощущение, хотя и не столь сильное, было и у самой Изотты, воспитанной в строгости. Она вышла в сад, чтобы срезать несколько роз, еще не отцветших в высоком закрытом цветнике из самшита. Марк-Антуан заметил ее из окна второго этажа и выскользнул вслед за ней, оставив графа и графиню в обществе Доменико, свободного в этот день от несения службы.
Изотта взглянула на него робко, чуть ли не со страхом. Они скованно поговорили о садах и розах, о запахе растущей повсюду вербены, о прошедшем лете и прочих предметах, далеких от того, о чем они оба думали. Затем, зажав белые и красные розы в руке, обтянутой плотной перчаткой, она хотела вернуться в дом.
– Изотта, вы спешите меня покинуть? – упрекнул он ее.
Она посмотрела на него со своим обычным, привитым воспитанием спокойствием, которое ей к этому моменту удалось восстановить.
– Так будет лучше, Марк.
– Лучше? Бросить меня? Нам так редко удается побыть наедине.
– Зачем напрасно бередить сердце?.. Ну вот! Я уже говорю то, чего говорить не следовало бы. Все хорошее уже хранится в наших воспоминаниях. Эти разговоры ничего к нему не прибавляют.
– Зря вы отказываетесь от всякой надежды, – вздохнул он.
– Какой смысл надеяться? – ответила она с улыбкой. – Чтобы больнее было разочарование?
Он решил подойти с другой стороны.
– Как вы думаете, почему я застрял в Венеции? Ту задачу, которая была мне поручена, я выполнил – как мог. Или, говоря точнее, я ничего не сделал, поскольку поделать все равно ничего нельзя. У меня нет иллюзий на этот счет. Выстоит Венеция или нет, зависит теперь не от тех, кому доверено править ею, а от того, кто победит – французы или австрийцы. Поэтому мне кажется, что Вендрамин не имеет права требовать вознаграждение за подвиги, к которым его даже не призовут.
Она печально покачала головой:
– Это софистика, Марк. Он все равно потребует, чтобы выполнили обещание, и нарушить его было бы бесчестно.
– Но это обещание было своего рода сделкой. Доменико, например, это понимает, я уверен. Если у Вендрамина не будет возможности выполнить то, что он обязался сделать, договор теряет силу. Поэтому я остаюсь в Венеции и жду. Я не теряю надежды. У вас очень бледный и усталый вид в последнее время, Изотта, – произнес он с такой нежностью, что ей было мучительно слышать это. – Вы слишком рано отчаиваетесь, дорогая. Я давно уже хочу вам это сказать, ведь я не все время трачу впустую, не просто жду и наблюдаю. Задачи, которые я как тайный агент решаю в Венеции, касаются не только судьбы монархии.
Она встрепенулась при этих словах и схватила его за руку:
– Чем вы занимаетесь? Вы что-то можете сделать? Скажите мне.
В ее голосе послышалась нотка надежды, которую, по ее утверждению, она утратила. Он тоже сжал ее руку:
– Пока я не могу сказать вам больше. Но от всей души умоляю вас не считать проигранной битву, которая еще даже не началась.
Тут-то их и настиг Вендрамин. Он увидел, что они стоят, соединив руки и неотрывно глядя друг другу в глаза; холодная и величественная Изотта находилась в таком возбуждении, какого при нем никогда не испытывала.
Он сдержался, понимая, что здесь не салон виконтессы и он не может дать волю чувствам. Изотта, которой он побаивался – пока она не была его женой, – не потерпела бы саркастических замечаний или намеков с его стороны. Поэтому, проглотив обиду и подозрения, он принял обычный жизнерадостный вид.
– В такую ветреную погоду – и в саду! Разумно ли это? Для нашего друга Марка это, возможно, не опасно, холодный климат его родины закалил его. Но вы-то, моя дорогая Изотта! И куда только смотрит ваша матушка, позволяя вам так рисковать?
С этими заботливыми упреками он погнал их в дом, излучая радость и дружелюбие и внутренне сгорая от ревности. А вдруг то, чего он так боялся, уже произошло и этот пронырливый англичанин рассказал Изотте о его отношениях с француженкой? Он с тревогой всматривался в ее лицо и находил ее даже более замкнутой, чем обычно.
Он решил, что с этим неопределенным положением пора покончить.
Поэтому, против обыкновения, он дождался, пока Марк-Антуан уйдет, чтобы переговорить с графом. Пиццамано проводил его в маленькую комнату, где он хранил документы и занимался делами, и пригласил пойти с ними Доменико. Это Вендрамина не устраивало, и он напомнил графу, что просил его о беседе наедине.