Читать интересную книгу Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник) - Рафаэль Сабатини

– Как я люблю тебя за то, что ты мне доверяешь!

Это не произвело на виконтессу особого впечатления.

– Но женишься при этом на мадемуазель Изотте.

– Ну почему ты вечно иронизируешь над этим, мой ангел? Ты же говорила, что ни за что не выйдешь больше замуж.

– Уж во всяком случае не за тебя, Леонардо.

– Это почему? – возмутился он.

Она в раздражении оттолкнула его:

– Господи помилуй! Другого такого тщеславного бездельника не найти! Ты любишь, кого хочешь, и женишься, на ком хочешь, а те, кого ты осчастливил своим драгоценным поцелуем, должны вечно хранить тебе верность! Тебе досадно, что я не выйду за тебя при первой возможности, в то время как сам ты ни за что не рискнешь жениться на мне. – Она поднялась, напоминая хрупкий изящный росток благородного гнева. – Знаешь, Леонардо, порой меня просто тошнит от тебя.

Он в испуге поспешил раскаяться. Он оправдывался, называя себя беспомощной игрушкой безжалостной судьбы. Он должен быть продолжателем знатного рода, а это можно осуществить, лишь заключив выгодный брак. Она знает, как он любит ее, – он не раз доказывал это, – и с ее стороны жестоко бросать ему в лицо обвинение в его несчастьях. Он чуть не расплакался. Наконец она смилостивилась над ним. Во время последовавшего за этим примирения он забыл о судьбе Рокко Терци и о своих страхах, убедив себя, что он действительно пугается собственной тени.

Однако не все имели возможность заглушить беспокойство, вызванное судьбой Рокко Терци, с помощью подобных услаждающих средств. К ним относился и Лаллеман.

Марк-Антуан застал его крайне встревоженным этим происшествием.

– Я только что был у виконтессы, – объявил полномочный представитель Директории. – Она очень расстроена из-за ареста одного из ее друзей, Рокко Терци. – Он понизил голос. – Это не тот человек, который чертил схемы каналов?

– Тот, тот, – ответил Лаллеман с необычной для него сухостью.

Он сидел за столом, наклонившись вперед и сверля представителя взглядом. И взгляд его, и тон недвусмысленно говорили о том, что Марк-Антуан в опасности.

Мелвилл с хмурым видом потер подбородок.

– Серьезное дело, – проговорил он.

– Еще какое серьезное, Лебель, – с той же резкой лаконичностью отозвался посол.

Марк-Антуан быстро шагнул к столу и понизил голос до шепота, в котором, однако, чувствовалось негодование:

– Слушайте, я же говорил вам о том, что нельзя использовать это имя! – Он кинул взгляд на дверь, затем снова вперил его в широкое лицо Лаллемана. – У вас в доме шпион, а вы не соблюдаете никакой осторожности! Черт побери, вы думаете, я хочу кончить так же, как Рокко Терци? Вы уверены, что Казотто не подслушивает нас в этот момент?

– Уверен. Его сейчас нет в доме.

Марк-Антуан вздохнул с демонстративным облегчением:

– А он был здесь в тот день, когда вы сообщили мне о Терци?

– Не имею понятия.

– Ах, вот как! Вы даже не знаете, когда он уходит и приходит? – Марк-Антуан перехватил инициативу. – Ну, здесь он или не здесь, я предпочитаю разговаривать во внутреннем помещении. Вы удивительно беспечны.

– Я не беспечен, друг мой. Я знаю, что делаю. Но будь по-вашему. – Он поднялся, и они перешли в дальнюю комнату.

Это позволило Марк-Антуану собраться с мыслями, что было необходимо ему, как никогда. Он понимал, что ему грозит разоблачение и что он должен задушить подозрения Лаллемана в зародыше, совершив какой-нибудь ультраякобинский поступок.

Он вспомнил последнее письмо Барраса, и оно подсказало ему, как надо действовать. Хотя план действий был довольно гнусным, Марк-Антуан был вынужден прибегнуть к нему, чтобы восстановить свою пошатнувшуюся репутацию.

– Вы знаете, – пошел в атаку Лаллеман, – мне представляется необычайно странным одно обстоятельство. Стоит нам с вами обсудить какой-либо секретный вопрос, как он немедленно становится достоянием гласности. Вы объяснили мне, почему поставили тогда в известность сэра Ричарда Уорзингтона. Но теперь ваше объяснение кажется мне менее убедительным.

– И почему же? – Марк-Антуан держался так же сухо и высокомерно, как во время их первой встречи.

– Из-за этой истории с Рокко Терци. Ни одна живая душа в Венеции, кроме него и меня, не знала, чем он занимается. Но как только я рассказал вам об этом, его в ту же ночь забрали вместе с чертежами. Насколько я знаю инквизиторские методы, к настоящему моменту его, скорее всего, уже задушили.

Это было прямое обвинение.

Марк-Антуан выпрямился с надменным видом:

– Вы говорите, ни одна душа не знала? А как насчет виконтессы, которой вы платили, чтобы она подкупила Терци? Ее вы не принимаете в расчет?

– Какой мудрый и смелый выпад! Так вы ее обвиняете?

– Я никого не обвиняю, а просто указываю на неточность ваших утверждений.

– Никакой неточности. Виконтесса не знала, для чего мне нужен Терци. Не знала, слышите вы? Вы полагаете, я посвящаю в свои дела всех агентов? Она была не в курсе.

– Вы всегда так уверены в себе и ни в чем не сомневаетесь? Откуда вы знаете, что Терци не рассказал ей, чем он занимается?

– Это невозможно.

– Почему? Потому что вы считаете это невозможным? Здравое рассуждение, нечего сказать! А разве не мог проговориться один из тех, кого нанимал Терци? Вряд ли они не понимали, что делают.

Лаллеман стал терять терпение.

– Им хорошо платили. Чего ради они лишили бы себя источника легкого заработка?

– Кто-нибудь из них мог испугаться. В этом не было бы ничего удивительного.

– Кого еще вы подозреваете? – спросил Лаллеман.

– А вы кого предпочитаете подозревать? – Голос Марк-Антуана зазвенел.

Лаллеман проглотил комок в горле. Глаза его метали молнии, но он колебался.

– Я жду ответа! – потребовал Марк-Антуан.

Посол нервно встал и прошелся по комнате, задумчиво обхватив рукой двойной подбородок. Разгневанный вид полномочного представителя его смущал. Его раздирали сомнения.

– Ответьте мне честно и прямо на один вопрос, – сказал он наконец.

– Задавайте свой вопрос, только тоже прямой.

– С какой целью вы вместе с графом Пиццамано ходили во Дворец дожей в понедельник вечером? С кем вы там встречались?

– Вы что, посылаете своих людей шпионить за мной, Лаллеман?

– Ответьте сначала на мой вопрос, а потом уже я отвечу на ваш. Что вы делали во Дворце дожей за несколько часов до ареста Терци?

– Я пошел туда, чтобы встретиться с инквизиторами.

Такая откровенность уже во второй раз сразила Лаллемана.

– С какой целью? – спросил он, придя в себя. Однако от его агрессивности уже мало что осталось.

– Как раз об этом я и хотел сегодня с вами побеседовать. Сядьте, Лаллеман. – Марк-Антуан заговорил властным тоном авторитетного официального лица. – Сядьте! – повторил он более резко, и Лаллеман автоматически подчинился.