Читать интересную книгу Слова сияния - Брендон Сандерсон

— Генерал! Они разрушили один из мостов, а затем использовали веревки, чтобы спуститься в само ущелье. Они ушли понизу.

— Тогда в любом случае они все равно что мертвы, — проговорила Эшонай. — Через два дня налетит шторм. Они окажутся запертыми в ущельях и погибнут. Забудьте о них.

— Что насчет их охранников? — требовательно спросила Венли в ритме злости, протолкавшись к Эшонай. — Почему за ними не следили?

— Охранники сбежали вместе с ними, — ответил Варанис. — Эшонай, их возглавлял Тьюд.

— Не важно, — ответила Эшонай. — Ты свободен.

Варанис ушел.

— Ты не удивлена, — произнесла Венли в ритме разрушения. — Что это за охранники, которые помогают сбежать заключенным? Что ты наделала, Эшонай?

— Не ставь под сомнение мои действия.

— Я...

— Не ставь под сомнение мои действия, — повторила Эшонай, схватив сестру за шею бронированной рукой.

— Убей меня, и ты уничтожишь все, — ответила Венли без малейшего намека на страх в голосе. — Они никогда не последуют за женщиной, публично убившей собственную сестру, и только я смогу подготовить спренов, которые нужны тебе для трансформации.

Эшонай загудела в ритме насмешки, но отпустила Венли.

— Я собираюсь произнести речь.

Она повернулась к сестре спиной и стала подниматься по ступеням, чтобы выступить перед своим народом.

Часть 4. Сближение

Глава 59. Флит

Я адресую это письмо «старому другу», поскольку даже не могу представить, какое имя ты используешь теперь.

Каладин никогда раньше не сидел в тюрьме.

Клетки, да. Ямы. Загоны. Под стражей в комнате. В настоящей тюрьме – никогда.

Возможно потому, что в тюрьмах было слишком удобно. Ему предоставили два одеяла, подушку и ночной горшок, который регулярно меняли. Кормили намного лучше, чем когда он был рабом. Каменная полка – не самая удобная постель, но с одеялами не так уж плоха. В камере не имелось ни одного окна, но он хотя бы не оставался снаружи во время шторма.

В общем, камера была очень хорошей. И Каладин ее ненавидел.

В прошлом он попадал в тесные помещения только для того, чтобы переждать сверхшторм. Теперь же, запертый здесь в течение многих часов, когда ему не оставалось ничего иного, кроме как лежать на спине и размышлять... Каладин обнаружил, что тревожится, потеет, скучает по открытому пространству. Скучает по ветру. Одиночество его не беспокоило. Только эти стены. Он чувствовал, как они давят на него.

На третий день заключения мостовик услышал шум, доносящийся из глубины тюрьмы, вдали от камеры. Он поднялся, не обращая внимания на Сил, которая сидела на невидимой скамейке на стене. Почему кричали? Из коридора донеслось эхо.

Его маленькая камера была единственной в этом помещении. С тех пор как его заперли, Каладин видел только стражников и слуг. Сферы на стенах сияли, хорошо освещая пространство. Сферы – в месте содержания преступников. Неужели их принесли сюда в насмешку над заключенными? Богатство, но вне пределов досягаемости.

Он прижался к холодной решетке, прислушиваясь к отдаленным крикам. Представил, как Четвертый мост пришел, чтобы его спасти. Отец Штормов, не дай им выкинуть что-нибудь настолько идиотское.

Каладин посмотрел на одну из сфер в лампе на стене.

– Что? – спросила его Сил.

– Я мог бы подобраться достаточно близко, чтобы впитать ее свет. Она лишь чуть-чуть дальше, чем находились паршенди, когда я вытягивал свет из их драгоценных камней.

– И что потом? – тихо спросила Сил.

Хороший вопрос.

– Ты помогла бы мне сбежать, если бы я захотел?

– А ты хочешь?

– Я не уверен. – Каладин развернулся на месте и прислонился спиной к прутьям. – Может быть, это будет необходимо. Но побег – нарушение закона.

Сил задрала подбородок.

– Я не высший спрен. Законы не важны, важна справедливость.

– В этом вопросе мы единодушны.

– Но ты пришел добровольно, – сказала она. – Почему теперь ты хочешь уйти?

– Я не позволю им казнить себя.

– Они и не собираются. Ты слышал Далинара.

– Далинар может идти в Бездну. Он позволил этому случиться.

– Он попытался...

– Он позволил этому случиться! – отрезал Каладин, отвернувшись и ударив кулаком по решетке.

Очередная штормовая клетка. Закончил там же, где и начал!

– Он такой же, как и остальные, – прорычал он.

Сил метнулась к нему, остановившись между прутьями решетки, и уперла руки в бедра.

– Повтори-ка.

– Он... – Каладин отвернулся. Лгать ей было трудно. – Ладно, хорошо. Он не такой. Чего не скажешь о короле. Признай, Сил. Элокар – ужасный король. Сначала он пел мне дифирамбы, когда я пытался его защитить. А теперь, по щелчку пальцев, желает меня казнить. Как ребенок.

– Каладин, ты меня пугаешь.

– Я? Ты говорила, чтобы я доверял тебе, Сил. Когда я спрыгнул вниз, на арену, ты сказала, что теперь-то все будет по-другому. И в чем отличие?

Она отвела взгляд в сторону, внезапно став очень маленькой.

– Даже Далинар признал, что король совершил большую ошибку, позволив Садеасу избежать поединка, – сказал Каладин. – Моаш и его друзья правы. Королевству будет лучше без Элокара.

Сил опустилась на пол, склонив голову.

Каладин вернулся к скамье, но был слишком возбужден, чтобы сидеть. Он обнаружил, что меряет шагами камеру. Как можно ожидать, что кто-то станет жить взаперти в маленькой камере без свежего воздуха, без возможности дышать? Не стоило позволять запереть себя.

«Тебе лучше сдержать свое слово, Далинар. Вытащи меня отсюда. Поскорее».

Шум, чем бы он ни был, затих. Когда служанка принесла еду, протолкнув ее через маленькое отверстие в нижней части решетки, Каладин спросил, в чем дело. Она не стала отвечать и убежала прочь, как крэмлинг перед штормом.

Вздохнув, он потянулся за пищей – вареные овощи, политые черным соленым соусом, – и шлепнулся обратно на скамью. Ему давали еду, которую можно есть руками. На всякий случай никаких вилок или ножей.

– Милое у тебя тут местечко, мостовичок, – произнес Шут. – Я сам несколько раз подумывал переехать сюда. Но хотя арендная плата, возможно, и низкая, вступительный взнос непомерно высок.

Каладин вскочил на ноги. Шут сидел за пределами камеры, на скамейке у дальней стены, под лампой, и настраивал у себя на коленях какой-то странный инструмент с тугими струнами, изготовленный из полированного дерева. Еще минуту назад никакого Шута не было и в помине. Шторма... А разве скамейка стояла там раньше?

– Как ты сюда попал? – спросил Каладин.

– Ну, есть такие штуки, называются двери...

– Охрана пропустила тебя?

– Технически? – спросил Шут, ущипнув струну, и наклонился, чтобы послушать звук, а затем ущипнул другую. – Да.

Каладин снова сел на койку в камере. Шут был полностью в черном. Он вытащил из-за пояса тонкий серебристый меч, положил его на скамью рядом и свалил туда же коричневый мешок. Склонившись и скрестив ноги, Шут продолжал настраивать инструмент. Он тихо напевал про себя и кивал.

– Благодаря абсолютному слуху, – проговорил он, – все становится намного проще, чем было когда-то...

Каладин сидел и ждал, в то время как Шут откинулся к стене. И... ничего.

– Удобно? – спросил Каладин.

– Да. Спасибо.

– Ты явился, чтобы порадовать меня музыкой?

– Нет. Ты ее не оценишь.

– Тогда почему ты здесь?

– Мне нравится посещать людей в тюрьме. Я могу сказать им все, что пожелаю, и они ничего не могут с этим поделать.

Шут посмотрел на Каладина и с улыбкой положил пальцы на инструмент.

– Я пришел за историей.

– Какой историей?

– Той, которую ты собираешься мне рассказать.

– Ба! – воскликнул Каладин, ложась на скамейку. – Сегодня у меня нет настроения играть в твои игры, Шут.

Шут извлек ноту из инструмента.

– Все постоянно так говорят, что заранее делает эту фразу избитой. Я в сомнении. Бывает ли хоть кто-то в настроении для моих игр? И если так, то не разрушит ли это цель игры изначально?

Каладин вздохнул, а Шут продолжил извлекать ноты.

– Если сегодня я подыграю, – спросил Каладин, – избавишь ли ты меня от своего присутствия?

– Я уйду, как только история закончится.

– Замечательно. Человека посадили в тюрьму. Он ее возненавидел. Конец.

– А... – протянул Шут. – Так это история о ребенке.

– Нет, она обо... – Каладин замолчал.

«Мне».

– Возможно, стоит поведать тебе детскую историю, – сказал Шут. – Я расскажу одну, чтобы ты настроился на нужный лад. Однажды в солнечный денек в траве резвились кролик и птенчик.

– Птенчик... детеныш птицы? – спросил Каладин. – И кто еще?

– Ах, забылся на мгновение. Прости. Позволь мне сделать ее более подходящей для тебя. Однажды в невыносимо дождливый день кусок мокрой слизи и отвратительное крабовидное существо с семнадцатью лапами крались через камни. Так лучше?